Либертас любил дождь. Он вообще воду любил, будь то бескрайнее море звёзд или обычное планетарное море, тихая заводь или бурная горная река. Дождь тоже был ему по душе. И даже духота, которую с собой приносили дожди, его особо не волновала, ведь под дождём начиналась новая жизнь.
В джунглях Климбаха дождь был особенно приятен. Такой густой, льющий стеной, такой жаркий, превращающий всё вокруг во что-то недоступное обычному гуманоидному разуму. Дождь делал и без того дикую природу ещё более дикой, и это восхищало демиурга до мурашек.
Неудивительно, что дикий Климбах больше всего пострадал от хтонов — хотя как пострадал, по мнению Либертаса, он только выиграл в искусственном форсировании биоразнообразия. Собственная фауна Климбаха, да и остальных планет в этой звёздной системе, давно наскучила богу свободы. Все эти звери были такими обычными, такими скучными и таааак медленно развивались, что хотелось ради разнообразия попробовать уничтожить всю эту фауну, чтобы на её месте зародилась новая. В принципе, это даже было возможно, но вряд ли привело бы к разнообразию. Да и малочисленные коренные народы не поняли бы, куда делась их кормовая база...
Как же тяжело быть богом. Всю свою бесконечную жизнь тебе приходится бороться с самым страшным врагом, который только мог быть создан природой — со скукой. Даже умирать и возрождаться наскучило.
Но хтоны... О, да, эти чудовища привнесли разнообразие такое, что Либертас уже и позабыл о скуке, об унынии и даже о желании где-нибудь сдохнуть и возродиться, чтобы немного разнообразить эту жизнь. Хтоны были неведомыми, загадочными, и хоть и имели какую-то схожесть с высшей фауной в пищевых цепочках экосистем Климбаха, но обладали одним разительным отличием: они были по-своему разумны.
Этот инопланетный разум, не схожий ни с чем в архейской системе, тоже восхищал демиурга. Он не был подчинён гуманоидной морали, но и аморальными хтоны не были; они всего лишь были иными, не такими, как любой разумный в архейской системе. С наиболее разумными даже можно было вести разговор, чем Либертас с удовольствием занимался.
Надо ли упоминать, что при появлении хтонов в системе почти все дела в Ордо были снова взвалены на несчастных магистров и несчастного секретаря, а сам Либертас просто свалил на Климбах на долгие годы?Даже удивительно, что орден с таким отношением вообще просуществовал уже больше тысячи с хвостиком лет.
Надо ли упоминать, что самому демиургу было глубоко на это плевать и он просто наслаждался дождём?
Уже пять лет он жил с одной из хтонических стай, обмениваясь с их вождём-элитником знаниями и умениями обо всяком, и даже сам стал кем-то вроде члена стаи — ну или он просто настолько провонял хтоническими феромонами, что хтоники не могли его не воспринимать, как одного из своих. По крайней мере, за последний год его пытались сожрать всего-то один раз. Тела пожирателей-неудачников Либертас разделял со всей стаей, впиваясь в чужеродную плоть с таким же аппетитом, как в нежнейшие кремовые пирожные, что готовили кухарки лирейской базы.
Он искренне наслаждался жизнью со стаей, пока вдруг не пропал один из членов стаи. Это не было чем-то необычным, всё-таки гуманоидные расы пытались истребить хтонов и с обеих сторон помирали солдаты, но что-то свербело в глубине души Либертаса. Что-то было не так, и он не понимал, что именно. Он решил выследить пропавшего хтона, подспудно чувствуя, что расследование приведёт к чему-то интересному.
Чуйка не подвела. Она привела к чему-то, что Либертас ещё не видел: к выжившей жертве аннигилятора. Да, без сомнения, это было чем-то новым, незнакомым и восхитительным, хотя выглядела тварь... Интересно. Она явно сочетала в себе черты того, тко пытался пожрать его, и черты пожранного, хотя хтонического было больше. Лицо в алых узорах, огромные крылья, длинных хвост... Тварь спала, и её мускулы нервно подёргивались. Кажется, слияние охотника и жертвы произошло не так давно, и тварь всё ещё адаптировалась.
Либертас присел перед лицом твари и коснулся её пальцами. Тёплый. Тварь была, вне всяких сомнений, живее всех живых. Бог улыбнулся: кажется, он своими глазами увидел зарождение новой жизни, отличной от уже существующих в системе тварей.
Главное, чтобы тварь не проснулась слишком голодной.