И ведь было у него предчувствие, нечто вроде кошачьей интуиции, присущей не только ему, само собой, но и остальным котам, которых он, по несчастливой случайности, практически не встречал уже много десятков лет, и вот это предчувствие обязательно должно было оправдаться, нужно было только найти устроить все таким образом, чтобы оправдалось оно именно тогда, когда удобно было Реджинальду.

В качестве прикрытия был выбран тестовый полет после ремонта флайта, в котором он в последнюю неделю перебрал и заменил все, что можно, от стартера до авионики, и хоть к работе последней еще оставались вопросы, протестировать ее можно было только полевым способом — намотав определенное количество миль. Но не только ремонтом было вызвано желание Реджинальда нарваться на некую вселенскую кару, которая должна была нарушить его планы и выбить из колеи, оставив за бортом решения насущных вопросов.

Поводов сделать перерыв в делах и разгрузить голову хватало и без этого — назревающие конфликты с коллегами, накапливающиеся как снежный ком взаимные претензии к непосредственному начальству — хорошо хоть не с вышестоящими умудрился закуситься, а то можно было бы вообще попрощаться с работой.
И легионер понимал, что если он не сделает эту вынужденную паузу, то точно в один момент выскажет все, что думает обо всем этом, и учитывая, что претензии его множатся одна на другую, терпению рискует прийти закономерный конец, и даже он, обычно достаточно уравновешенный и не вспыльчивый, рискует в очередной раз просто не выдержать.

…мерный гул за закрытыми окнами, отсутствие всяческой музыки и бесконечные поля в паре сотен метров над землей закономерно успокаивают и умиротворяют, как это и бывает всякий раз, когда Реджинальд летает на дальние расстояния, поэтому он позволяет себе развязать резинку на волосах, став чуть более лохматым, чем обычно, и вспомнив какую-то ненавязчивую мелодию из рекламы, напевать ее по кругу вот уже минут двадцать.

Словно в ожидании.

Возможно, он как раз и хочет, чтобы предчувствие сбылось, потому-что знает, что не сможет выдержать эту паузу в своей жизни самостоятельно, поэтому уповает на внешние обстоятельства, разве что не молился, словно некоему божеству.

И обстоятельства — не божественное провидение, конечно, но достаточные для того, чтобы повлиять, слышат его и откликаются, и над лесами около Восточного Аграита авионика благополучно замыкает, вынуждая Реджинальда в оперативном темпе сориентировавшись, быстро и аккуратно посадить флайт, прежде чем половина датчиков потухнет, перейдя в аварийный режим — посадить устройство Реджинальд сможет, но вот дальше лететь на нем точно нельзя, и скорее всего, часть проводки нужно будет перебирать, и что еще более вероятно — искать замену некоторых деталей.

Божественное провидение, тем временем, срабатывает исключительно так, как кот и задумывает, поэтому неподалеку оказывается незнакомое ему поместье, и мужчина как-то очень уж спокойно и самоуверенно думает о том, что наведается туда, чтобы поскрестись с просьбой о помощи — а неудобства, вызванные его столь поздним визитом он уж как-нибудь да компенсирует.

Он садит флайт около дороги на мягкую траву, и с одной стороны перед ним — бескрайние поля, с другой — стена лесного массива и голубой полосой вдалеке проглядывающее море Октопус.

Над головой — ночное небо с густо рассыпанными по нему звездами, в котором хочется утонуть.

Реджинальд стоит так минуты три, пока не затекает шея, затем достает из бардачка документы, ставит флайт на сигнализацию — хотя кому он может здесь понадобиться? — и размеренным неторопливым шагом, закуривая на ходу, направляется в сторону чужого дома, в надежде что неизвестный ему владелец поместья располагает личным порталом хотя бы в один из крупных городов, где можно будет найти необходимые ему детали, потому-что самостоятельно он сейчас в тот же Восточный Аграит не доберется, даже если обратится котом и побежит.

Ничем не нарушаемая тишина вокруг, стрекот насекомых и уханье птиц вдалеке насаждают ему ощущение того, что конкретно сейчас бежать вообще никуда не хочется, и Реджинальд впервые за долгое время чувствует, что его внутренний двигатель, который никогда не останавливается, начал сбоить, останавливая желание бесконечного бега.

Так бы и упал прямо на траву и смотрел в небо, пока тошно от него не стало бы, да вот только опасно было без разрешения валяться в траве, которая согласно географическому положению и вероятно, определенным документам на землю, принадлежала тому самому неизвестному владельцу поместья.

Уже на подходе к воротам поместья он слышит короткое уведомление телефона, сопровождаемое вибрацией, и с явной неохотой просматривает сообщение, отмечая, что его тянущийся с самого утра диалог с одним из коллег, и уже переросший в открытый конфликт, и не думает сходить на нет.

“Да пошел ты к хтоновой матери”, — думает он, закатывая глаза в каком-то уж совсем усталом недовольстве, и оглядывая ворота и выискивая домофон, сначала порывается что-то ответить на письмо, но застывает на месте и снова поднимает взгляд на небо.

И как будто бы все это становится чем-то далеким и неважным, поэтому он убирает телефон обратно, прикусывает уже вторую по счету сигарету в зубах, и нажимая на звонок домофона, ждет пару минут, чтобы озадаченно выдохнуть, впрочем, не рассчитывая, что его и правда услышат:
— Хозяева-а?~

Но даже несмотря на ожидание, находясь в одиночестве посреди чужих земель, со сломанным флайтом и в полном непонимании того, как закончится эта ночь, Реджинальд не может скрыть хитрецу в улыбке самому себе, потому-что чаще всего, если он действительно чего-то хочет,

все идет именно так, как он задумал, просто нужно подождать.

А он, будучи самым настоящим котом, умеет ждать столько, сколько нужно.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-08-03 02:32:34)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

С наигранной ленцой он проводит в воздухе рукой, под пальцами материализуя мягкое свечение черно-белых искр, и ненавязчиво сканируя местность вокруг дома, чтобы убедиться в том, что неизвестное ему поместье охранялось очень даже прилично, а качественно поставленный барьер вызывает у Реджинальда одобрительную ухмылку.

Легионер все еще не знает, чего ожидать, даже несмотря на то, что настроен он исключительно на гостеприимство. А еще на коньяк или вино — но это уже опционально, хотя мысли о чем-то горячительном и вызывают у мужчины предвкушающую улыбку.

И пока на территории за воротами не слышно ни единого шороха, Реджинальд словно весь превращается в тишину, превращается в ожидание.

Как существо, умеющее повернуть обстоятельства в нужную сторону, превратиться из жертвы этих обстоятельств в ту силу, что мягко их направляет в нужную ему сторону, он знает, что иногда нужно вот так — сливаться с тишиной, замирать, вглядываясь в пустоту, чтобы в определенный, — и само собой, подходящий невероятно, — момент что-то случилось.

И оно случается, вернее — он, телепортируясь прямо рядом с ним около ворот, и Реджинальд не скрывает довольного восклицания, хоть это и было неожиданно — он-то думал, что ему дверь откроют с другой стороны.

Он оказывается Маем — красивым стройным мужчиной со странной аурой — похожей на этнарха, но с прослеживаемыми нотками чего-то чужеродного, и от него тянет выпивкой и сигаретами, что моментально становится понятно благодаря кошачьему чутью, и имя его перекатывается комком солнечного света у Реджинальда на языке, когда он резким эхом повторяет это имя вслед за объявившимся мужчиной:
— Май, значит, — господин Солариус незамедлительно отворяет перед ним ворота, на что Маро как-то неоднозначно хмыкает — вот так просто, абсолютному незнакомцу посреди ночи, будучи один на один? Это кажется ему несколько неосмотрительным шагом, хоть Реджинальд и проверяет украдкой уровень магического источника хозяина поместья, отмечая, что тот и правда довольно высок, что может, конечно, являться причиной для отсутствия большей осторожности…

Но ведь напасть можно с совершенно неожиданным вооружением, будучи упакованным  с десятком артефактов разной мощности. Но на эти свои мысли кот едва заметно морщится — в конце концов, это ему положено думать о таких вещах, а переместившийся к нему радушный господин, видимо, ни разу не сталкивался с прямой угрозой на свои территории. И это одновременно и хорошо и нет.

Сам же Реджинальд сейчас если и собирается нападать, то исключительно на имеющийся в доме господина Солариуса алкоголь, и в его задачу сейчас входит как раз таки этот путь себе проложить, что он и делает, разводя руками и демонстрируя открытость к новому знакомству.

— Я дичайше извиняюсь за вторжение, — мужчина балансирует на грани несколько старомодно-официальных манер, но тоном при этом озвучивая все это несколько нагловатым, насмешливым и резким, не тягучим и плавным, но в резкости и насмешливости этой нет отторжения и откровенной грубости, нет развязности, и это все вызывает, возможно, некоторый диссонанс, и затем Реджинальд даже слегка кланяется, что тоже нельзя расценить однозначно — серьезно он это делает, или несколько шутливо, — Моя карета, напичканная неисправной проводкой, как оказалось, подвела меня прямо на Ваших землях, уважаемый господин Солариус, так что приземлился это сказано громко — еще б чуть чуть, и Вы б лицезрели за окном жалкое подобие фейерверка. Ну и как понимаете, вариантов, кроме как подозрительно появиться под Вашими воротами я не придумал, — затем не убирая все той же приветливой улыбки, вспоминает, — Меня зовут Реджинальд Маро, легионер Коалиции Рас. Думаю, Вам было бы важно знать, кого Вы приглашаете к себе в дом, не так ли?

Выдерживает совсем небольшую паузу, чтобы его речь не казалась сумбурной и торопливой — ему свойственна решительность и даже некоторый напор, но никак не бестолковая торопливость, — смазывает с лица улыбку, становясь чуть более собранным, ожидая реакции.

Чувствует чужой изучающий взгляд на себе — возвращает его ответным блеском голубых глаз.

— Ну и раз Вы настроены способствовать незамедлительно, то я не смею отказываться от предложения, — Реджинальд рисует на губах приветливый полуоскал, обнажая верхние небольшие клыки зубов, сохраняющиеся и в человеческом облике, а сам внимательно рассматривает хозяина. Смотрит слишком уж откровенно, деловито, с претензией на то, насколько радушно такой хозяин может принять его в своем доме, да и что там вообще с домом? Стоило того, чтобы ломиться в него? — Я полагаю, приличные мастерские и специализированные магазины уже закрыты, а даже если что-то и открыто, то не буду лукавить — носиться по городу и проверять особого желания у меня нет, ибо я крайне задолбался сегодняшним днем, и готов перенести способствование починке моей технокареты на более светлое время суток.

Прищуривает голубые темные глаза, почти синие, ведет взглядом по золотистым волосам хозяина поместья, заглядывает насмешливо и серьезно одновременно в такие же золотистые глаза, в которых он не отмечает привычной, для владеющих огромными землями и состояниями, размеренности жизни и консервативности,  щурится чуть сильнее — Май видится ему легким на подъем, и как будто бы даже ищущим некоторой новизны.

Усмехается на предложение ночлега и вина — Архей определенно ему благоволит. А еще Архей словно бы благоволит не только ему — если Реджинальд правильно интерпретировал этот заинтересованный взгляд золотых глаз, то хозяин вовсе не против незнакомой компании, и в голосе не слышно ничего кроме искреннего желания проявить некоторую заботу и радушие.

Слишком импонирует его усталости от бесконечного движения на высоких скоростях.

— От вина я бы точно не отказался, господин Солариус, — сквозь усмешку все же пробивается некоторая усталость в голосе, и ему действительно хочется воспользоваться предложением, но правила приличия и внутренняя тревожная подозрительность, являющаяся не то расовой особенностью, не то профдеформационным следствием, требуют все же уточнить, просто на всякий случай, привычно, потому-что он знает, что чаще за подобной гостеприимностью редко когда скрывается что-то помимо вызубренных правил этикета, — Полагаю, мне следует извиниться за вторжение? Я, если что, могу и в кабине там в полях дремануть, и вернуться только под утро, я не прихотлив, — и цокает языком, сохраняя вид напускной серьезный, стирая следы усталости, словно это было иллюзией, — Но вот винцо…

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-08-03 02:32:14)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Неизвестные владения выглядят так, будто с наступлением рассвета могут испариться с первыми лучами солнца, и ступая следом за обладателем золотых волос и золотых глаз, Реджинальд задумчиво изучает собственные же ощущения от этого, и приходит к выводу, что пускай это и будет чувствоваться неким миражом из сказки — в конце концов, — на этой мысли он напоминает сам себе с усмешкой, — он же хотел чуда? Да еще и соизвольте тогда, когда коту это нужно, исключительно в удобный момент, а не когда-нибудь потом.

И чудо случается — ну вот правда, разве что с небес вспышкой не падает, а появляется вот так, театральным жестом, в облике не очень-то трезвого незнакомца, всем своим видом излучающего доброжелательность и гостеприимность. И Реджинальд мысленно, само собой, сразу же соглашается — ну а как можно проигнорировать собственный же запрос Вселенной, право слово?

— Это определенно не тот фейерверк, которым нужно наслаждаться, — усмехаясь, тянет он на комментарий господина Солариуса, цокая языком и проходя сквозь ворота, между делом оглядывается назад, привычно сканируя окружающий особняк защитный покров, — Да я вообще очень уверенный, и пилот и все остальное, смею заметить, — насмешливо фырчит, осматривая территорию, реагируя взглядом на зажженный только что свет в одном из темных окон особняка, переводит этот взгляд на хозяина, на улыбку, размышляя про себя — жена? дети? слуги? — отвечая следом на заданный ранее вопрос, — Мой жизненный путь, увы, связан не с какими-либо высокими целями и идеалами, хотя признаюсь, для общества я успел сделать многое, — и ему кажется, что говорить сейчас про свою конкретную деятельность будет несколько…неуместно? недостаточно возвышенно в свете ослепительного сияния господина Солариуса, в этом месте, словно сочившемся золотой магией и сотканном из глубоких фолософских дум? — Противодействие терроризму, если точнее, — все же решает озвучить, и встречается взглядом с золотоволосым хозяином, цепкими когтями мысленно ловит чужой интерес и замирая, оставляет в своих мягких лапах, сопровождает прищуром ответным, выдыхает молча, вызывающе задирает подбородок и приподнимает бровь в ответ на его кивок. Считает это первым удачным коннектом, и сам не замечает, как втягивается в азарт подобного взглядообмена.

Котам, знаете ли, свойственно ловить солнечных зайчиков, особенно на темной-темной стене, а господин Солариус слишком уж ярким пятном выделяется на фоне бескрайней ночи Алькора.

Шагая дальше к дому, в сторону лестницы, следит взглядом за материализованной монеткой, брошенной в подсвечиваемый фонтан, и проходя мимо, не удерживается, замедляется на какой-то шаг и выуживая из кармана брюк монетку меньшего размера, кидает следом. Почему бы и нет?

— Мастер по каретам не обязателен, я смогу починить сам, но мне нужно будет заказать запчасти или совершить набег на мастерские самостоятельно, в чем мне бы весьма пригодился телепорт, если он тут у Вас есть. Ну или если вы сами владеете пространственной магией, а то меня Архей, к великому разочарованию, сим даром не наградил, — аккуратно вносит небольшие коррективы в предложение Мая, а вот на его приглашение Мая оценить одну из его комнат он неоднозначно хмыкает, оценив, как минимум, саму эту фразу, и не находясь с ответом, вскидывает брови и усмехается, подумав о чем-то о своем, и мимика лица его в этот момент выражает не то удивление, не то заинтересованное одобрение — целый букет эмоций, и все это завершается неопределенным цоканьем языка и еще одним плавным скольжением взгляда по своему новому знакомому, — Интриговать умеете, не скрою, с такой рекламой можно и поглядеть, что уж там, — и переводит взгляд на появившегося на пороге дворецкого, чей вид был весьма заспанным, что неудивительно в такой то час.

— Доброй ночи! — после слов господина Солариуса, который обращается к дворецкому, называя его Микаэлем, Реджинальд считает нужным обозначить хоть какой-то контакт и изобразить на лице хотя бы каплю смущения — все же он и правда разбудил как минимум двоих, судя по первому впечатлению и его интуиции, хороших людей, а дворецкий так вообще явно не тот человек в доме, после хозяина разумеется, у которого стоит вызывать неодобрение. Впрочем, не особо понимает, есть ли необходимость представляться или господин Солариус потом сделает это сам, и принимая решение ограничиться одним приветствием, следует за Маем, который отправляет хумана обратно спать, и тот, видимо, прекрасно зная привычки своего господина и неся честную службу, беспрекословно его слушается.

Следующий жест Мая адресован уже самому коту, и приближаясь к обладателю золотой копны, он снова отмечает даже на расстоянии, что господин и правда вполне себе нетрезв, и сейчас, судя по всему, заинтересован искренне в том, чтобы Реджинальд составил ему компанию.

А Реджинальд и не против, разве что не облизывается при слове “погреб”.

— Давайте заглянем, в подобные места меня силой тащить не нужно, однозначно, — кот наблюдает за слегка нетрезвым хозяином, эффектным жестом открывающем погреб и зажигающем свет стуком каблуков, и сдерживается, чтобы не присвистнуть — и понимает, что Солариус рассчитывает примерно на такую реакцию, и кажется что весь он сам создан для того, чтобы сиять и вызывать восхищение, и Реджинальда, что удивительно, это нисколько не отталкивает, и тихонько, но он все же присвистывает, комментирует сквозь насмешливо-одобрительный выдох:
— Впечатляет-впечатляет, — и спускается следом, и уже осматриваясь в погребе, ловит себя за мысль, словно за хвост, что Май хоть и ведет себя тетрально и показно, в этом нет пошлости или напыщенности, которая могла бы Реджинальда оттолкнуть, и дело, может быть, в теплом свете, который просачивается буквально через всего господина Солариуса? Сквозь волосы, глаза, улыбку радушную и приглашающую разделить с ним время — Моро мотает головой, фыркая на свои мысли, что слишком он уж рано начал оценивать незнакомца в столь одобрительном ключе — эй, кот, где твоя рациональная подозрительность?
Но подозрительность как будто бы задремала и тихонько урчит, пока усатого-кошатого обладателя подозрительности ведут по винному погребу, освещенному зажженными факелами. В погребе, как и ожидается, прохладно, но не настолько, чтоб зябко морщиться от холода, и легионер, не чувствуя себя скованным морозцем подземелья, слегка ехидно думает о том, что хозяин, должно быть, аккумулирует собственную энергию в тепло, и никак иначе.

— Хотел бы я пошутить, что пью все, что предлагают и что пахнет вином, — хмыкает и слегка наклоняя голову, в ответ на вопрос Мая, разглядывая бутылочные ряды, и идя следом, — Но это будет наглая ложь, потому-что я очень привередлив и избирателен. Но по моим ощущениям, сегодняшняя ночь точно не для сухого красного, — и выдержав паузу, добавляет, уже когда Май останавливается, — А в остальном — вы хозяин, на Ваше усмотрение, чем меня угощать.

Последние слова тянет по-кошачьи, слегка мурлычет, с хрипотцой, не скрывая любопытства — что же ему предложат?

Вот этот момент, когда вздох господина Солариуса соскальзывает в душевную пропасть и ухает там печальным эхом — отзвуком этой тоски раздается в винном погребе, и Реджинальд убирает с лица звучающую, отзеркаливающую хозяина насмешливость, прищуриваясь и всматриваясь в некую пьяную потерянность, так неожиданно проявившую себя.

— Это был кто-то очень важный? — от Маро не скрывается просквозившая в голосе тоска, очень неумело, к слову, прикрытая пьяной смешливостью и беззаботностью, и возможно этим своим вопросом он может сбить весь шутливый настрой хозяина а то и вовсе оказаться выпровоженным за дверь — без вина и даже без обещанной перины, но кто не рискует, как говорится, да и не одному же золотоволосому удивлять и эпатировать? — Не жалко будет тратить очень ценный подарок на случайного вторженца в Ваши земли? — изгибает бровь под углом, слегка насмешливо, но голосом давая понять, что он, мол, вполне переживет сей доброты душевной жест, — Не в моем положении давать советы, конечно, но пока Вы ее не распечатали, у Вас есть возможность передумать. Я избирателен, но не настолько, да и прилично устал, так что благоразумно удовлетворюсь чем-то поскромнее, — чешет нос озадаченно, а есть ли в этом погребе вообще что-то скромное? Но он, пожалуй, не простит себе, если нетрезвый и весьма радушный хозяин по нетрезвой же душевной доброте разопьет в необдуманном поступке важный подарок.

— А вообще, — голосом таким, будто бы вспоминая о чем-то, добавляет он, — Если Вы мне покажете небо с крыши вашего поместья, я согласен буду вообще на что угодно, даже на дешевое коробочное с пластиковой крышкой, — смеется, и тоном слегка извиняющимся добавляет, — Не хочу оскорбить, если что, понимаю что такой дряни тут не водится, но на случай. Как вы уже поняли — я не только легионер, но и волею судьбы пилот.

И я просто обожаю небо.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-08-03 02:32:49)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.