Оптимус был не из тех, кто отсиживался в штабе, когда снаружи бушевало сражение. Именно поэтому автобот бросился в самую гущу, на ходу вызывая секиру. Лидера не остановили ни недавняя травма, которую Рэтчет не успел ещё толком залатать, ни численный перевес противника, включившего в оборону Мародеров, ни тот факт, что ключевая точка битвы будет назначена в открытом космосе, поскольку именно туда направился Мегатрон, следуя одному ему известному плану. И упускать старого друга Прайм не собирался.
Пока Оптимус добирался до противника, попал под огонь десептиконов, поцарапал обшивку о пролетавший мимо кусок астероида и сцепился с Мегатроном. Однако, именно на это лидер десептиконов и рассчитывал — от выстрела его термоядерной пушки Оптимуса отшвырнуло в сторону, заставляя воздушную подушку потерять стабильность, и кибертронец начал стремительно терять высоту. Он удивился этому феномену и только пролетев почти половину пути, осознал, что под ним находится спутник Кибертрона — безымянная и безжизненная глыба с остатками металлической основы — последнего напоминания о неудачной попытке кибернетизации ее Новы Прайма.
Перед оптикой возникла негостеприимная поверхность, последовал удар, да такой мощный, что Прайм ощутил его всем корпусом. Болевые платы отозвались острым импульсом, трансформер тяжело рухнул в образовавшуюся дыру, и лишь неимоверной силой воли заставил себя снова подняться на ноги. Просто потому, что оставаться здесь, когда товарищи сражаются, Оптимус не мог.
Но когда Прайм выпрямился и повернул голову, он отодвинул свое горящее желание немного в сторону. Потому что перед ним стоял перепуганный пришелец и во все глаза смотрел на могучего робота с энергосекирой, которую Оптимус не успел убрать. Наверное, окажись он на месте незнакомца, испугался бы не меньше. Да что греха таить — при первой встрече с Метроплексом лидер автоботов и сам неслабо струхнул, почувствовав себя муравьем в исполинской руке титана. Но, на счастье автоботов, Метроплекс оказался на их стороне. Следует успокоить и этого незнакомца.
Однако, когда Оптимус уже открыл рот и собрался с первыми фразами, в его грудной панели что-то перемкнуло — Матрица Лидерства отозвалась мощным толчком, грозясь выпрыгнуть наружу. И Прайм готов было поклясться, что незнакомец почувствовал нечто подобное.
— Не бойся. Я — Оптимус Прайм, лидер автоботов, стою на защите мира и справедливости Кибертрона. Здесь не самое подходящее место для отдыха. Нужно уходить.
Кибертронец слишком поздно понял, что уйти он сможет только один — у спутника не было ни скафандра, ни корабля, он выглядел хрупким и уязвимым.
Рана дала о себе знать, и Оптимус снова опустился на колени. Это только вопрос времени, когда Мегатрон обнаружит противника и прикончит его.
А еще не было никаких гарантий, что пришелец понял слова Прайма. И все же, что это был за импульс?

Адское пламя, крики, мучения..Собственные мучения!..
     Кажется, отголоски того безрадостного прошлого, через которое ей пришлось пройти, по-прежнему отдавались в висках ноющей болью. Но эта боль была даже приятной: в конце концов, она была лишь воспоминанием, и Кэтрин собиралась приложить все усилия к тому, чтобы таковым она и оставалась.
     Возвращение к жизни походило на глоток свежего воздуха после двадцатичасового рабочего дня, проведённого в шахтах, только её глоток казался раз в двадцать свежее. Она ощущала себя лучше, чем когда-либо, и даже лёгкий голод не казался омрачающим фактом – он очередной раз доказывал одну невероятно приятную истину – Кэтрин Пирс снова была жива! Вот только тот голод, который она испытывала, не был сравним с человеческим — тем мерзким и противным ощущением слабости и зависимости от постоянного употребления человеческой еды, без которой силы покидали непростительно слабое тело девушки. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что она имела сейчас – да и вообще последние несколько сотен лет, до того момента пока кучка без пяти минут школьников не отправила её в ад. Она снова была вампиром. Сильным, решительным, смертоносным созданием, которое прямо сейчас отправило бы несколько человеческих душонок на тот свет, если бы не одно «но».. И это но стояло прямо за её спиной.
     -Какая приятная встреча, — расплывшись в своей привычной улыбке, брюнетка обернулась, натыкаясь взглядом на мужчину, силу которого можно было ощущать практически на физическом уровне. –Ваше Величество, — с долей сарказма обратилась к нему Кэтрин, слабо склоняя голову в знак уважения к «королевскому» статусу стоящего перед ней – нет, язык не повернулся бы назвать его человеком, хотя сейчас он походил на такового – бога.
     Пирс прекрасно знала, что Кад обладает властью вернуть её в Ад прямо сейчас, но возвращаться туда девушка совершенно не собиралась. Более того, желание отправить туда «кое-кого» получше, возрастало в ней с каждой секундой.
      -Слышала, ты коллекционер, — намекая на души, которых в Аду было несчитанное множество, начала Кэтрин, складывая руки на груди и делая один шаг в его сторону. –Я могла бы тебе в этом помочь.
     Наверняка, Кад и сам прекрасно понимал, что женщина, стоящая перед ним – одна из многих, кому он обязан пребыванием в своём царстве такого количества темнейших душ, ведь за свои несколько сотен лет, Кэтрин отправила ему достаточно эксклюзивных «экземпляров», которым, нет сомнения, быстро нашлось место в общем котле.
     -Хочешь заключить со мной сделку? – непроницаемое лицо мужчины не выражало особых эмоций, поэтому внутренне Пирс заметно напряглась: она должна была убедить его в том, что полезна ему. И в этом, честно говоря, она почти не лукавила.
      -Мне нечего терять, — разве что свою жизнь…опять. И даже теперь — хоть Кэтрин часто врала, когда ей это было выгодно — она говорила правду. Утаивать от Када истинные намерения вампирше не было смысла, ведь их с ним интересы во многом совпадали. Она потеряла всё, что любила. А любила она немного: свою жизнь, которую ей удавалось спасать на протяжении многих веков, и свою дочь, которую у неё отобрали, едва та появилась на свет. Из-за второго своего приоритета Кэтрин однажды потеряла первый. Да, кучка «героев», решивших, что они заслуживают право на счастье больше, чем она, решивших, что они действуют благороднее, чем она обычно, поступили с ней отвратительно: заманили её в смертельную ловушку, поставив на кон прощание с собственной дочерью, которую так безуспешно искала Кэтрин много лет. И после этого эти люди считают себя лучше других?
     Тогда, увы, Пирс прекрасно знала, на что шла. Она понимала, что это – конец, и это, пожалуй, был единственный день в её биографии, когда что-то – а в данном случае это была её дочь – оказалось важнее, чем её собственная жизнь. Да, Кэтрин Пирс, привычно сбегающая от проблем – причём сбегающая очень успешно! – осталась, зная, что это будет её последнее решение в этой жизни. Тогда она ещё не знала, что у неё появится шанс вернуться. И теперь, когда он всё-таки появился на горизонте, она собиралась вцепиться в него острыми коготками и не отпускать. Теперь в приоритетах снова была лишь собственная жизнь, а также желание отомстить обидчикам за всё то, что ей пришлось пережить: начиная с потери дочери, заканчивая теми муками Ада, через которые она проходила снова и снова в течение последних лет.
      -Я не хочу обратно.. – несмело озвучила свои опасения Кэтрин, но тут же исправилась и на лице её вновь заиграла кокетливая улыбка. –Конечно, тот «мир» создан со вкусом, но для меня там слишком.. – девушка словно пыталась подобрать подходящее слово, чтобы и не обидеть хозяина, и описать свои ощущения. -..душно. Возможно, мы могли бы стать..напарниками? – ещё один шаг, и вот Кэтрин уже оказалась напротив Када лицом к лицу. Ей не было страшно – что могло быть страшнее, чем возвращение в Ад?– поэтому она держалась довольно уверенно для человека, разговаривающего с самим «дьяволом». –У меня есть несколько претендентов, которым самое место в Аду, — многозначительно сообщила Пирс, осторожно убирая с плеча мужчины невидимую пылинку. Было видно, что её обаяние на него не действует, но это не сильно расстраивало вампиршу – по крайней мере, внешне. –Так мы договорились? 

Столько событий произошло, что Винчестеру хочется выйти куда-нибудь и проорать на весь мир, через что ему пришлось пройти. Брат несколько раз был на грани смерти. Даже умирал, но возвращался обратно. Или Дин его возвращал под условием сделки с демоном. Казалось бы, они прошли через все врата ада и смогли преодолеть все сложившиеся трудности. Точно можно запомнить момент, когда им временами было и хорошо.  Например, Рождество вместе, воспоминания о котором были из прошлого неприятными, но смогли эту часть истории упустить и направить на празднование. Или даже успевали насладиться своей жизнью. Дин то время, когда Сэм попал в ловушку с Михаилом и Люцифером, а Сэм, когда Дина с Кастиэлем занесло в чистилище. Тогда они рассчитывали на спокойную жизнь, которой у них никогда не будет. И будет ли она такой же у тех, кто с ними рядом? Очень верится с трудом. Да и кто вообще был уверен, что твари и призраки дадут им житья после того, как охотники большую часть их сородичей уничтожили. Теперь убегать было некуда и бой принимать придется в любое время. И боги им определенно не помощники. Тем бы кто помог. Кастиэль сам говорил, что Бог пропадал большее время и никто его никогда не видел. А что будут делать ангелы или архангелы? Только управлять тем, чем управлять им не дано. Да и мир тьмы не был так приспособлен к правлению Кроули. Он хоть время от времени своих слуг не выпускал с поводка. Хоть некоторые то плюсы.
Но наступают времена, когда не все устраивает охотника, даже рядом со своими близкими. Все равно найдется кто-то, кто начнет веять раздор в отношениях. И это стала Ровена. Ведьма будто вписалась в их жизнь, как постоянный гость. И уходить она точно не планировала. По крайней мере, сейчас точно. Но не это так злило Винчестера. А то, как ловко Сэмми попался под ее удочку. Так ею был впечатлен, что ничего вокруг не замечал. Временами пропускал мимо ушей важную информацию, посматривая на женщину, переспрашивал то, что говорил ему брат. И Сэм точно был готов водить ее с собой везде. Еще бы приковал ее к себе наручниками, чтобы уж точно не потерялась где-нибудь. Это очень не устраивало Винчестера. Он за это долгое время привык, что они действовали вдвоем, или втроем, если считать Каса, который не занят своими делами на небесах. Всех новеньких Дин воспринимал с недоверием. А Сэм принял, как нужно. Заулыбался глупо и готов был продать все, что ему важно, лишь бы гостья рядом была.
Бесииит…
Мысли взрывались адским пламенем. Дин уже разговаривал с Сэмом. Но что обсуждать с тем, кто кроме своих мыслей ничего не воспринимает. И так каждый раз. Сколько раз ему Винчестер говорил про Руби и сколько раз тот в ответ кидался подтверждениями, что демон помогает ему победить Лилит и к тому же любит его, как никто не любил. Только вот в такую любовь верить сложно, когда на кону стоит все человечество. Так что Дин мало чему уже верил. И почему-то считал, что Маклауд тоже начнет использовать охотника в своих не благих целях. Так что старался не оставлять их наедине. Как бы они не старались от него прятаться, комнат в убежище было не так много. К и тому же Дин сам обустраивал и рассматривал каждую, чтобы понять, как их можно использовать и в качестве чего. Явно парочка не пойдет в зал пыток или тренировок. Там не так-то удобно прятаться и тем более уж заниматься своими делами. А свою комнату Дин и вовсе закрыл на ключ. А то, кто их знает. Но если увидит их на своей кровати, то тут же получат оба.
Сегодня Винчестер возвращался один с дела. Его задачей было осмотреть новое тело, чья душа пострадала от какой-то неведомой твари. В больнице его продержали некоторое время и не пускали к трупу. А затем ушло время на возвращение. По дороге успел купить пирог и некоторые продукты. На ведьму он точно ничего не рассчитывал. У нее есть и свои способности, чтобы оторвать свой магический зад, и приготовить что-нибудь себе поесть. К тому же магия ей в помощь. Но какой шок был, когда пришел он и увидел ведьму снова чуть не в объятиях брата. Явно неисследовательскими работами они были заняты. Возможно, можно так назвать, но точно не по их делу. Это точно выглядело уже за наглость. Оставлять их для дела по убийству полицейского, а они там своими извращениями занимаются. Еще бы чуть-чуть и было бы поздно. Пришлось бы оттаскивать их друг от друга. Тогда и нож пригодился бы. И полетели бы головы. Так что сейчас Дин сдержался и пошумел пакетами перед тем, как приблизился к ним. Пришла пора говорить не только с Сэмом. То он и делает. Ставит пакеты на стол и подходит к парочке.
— Идем, нужно поговорить. А ты работай, Сэмми. Нам срочно нужно знать, кто убил того копа. Возражения не принимаются. А мы потолкуем немного, - сфальшивил, натянул улыбку, конечно, но все же увел Ровену от брата хотя бы сейчас. А куда еще можно ее увести, чтобы не слышал Сэм? Только гараж. Импала будет единственным свидетелем их разговора. Его детка точно не станет распространяться в этих делах. К тому же интересно узнать, что Винчестер вообще считает про них. И это явно не приветствующие речи, которые благословляют их на будущее и любовь.
— Ты что, черт возьми, творишь? Голову моему брату решила запудрить? Я против этого. Оставь его в покое. Хватило ему отношений с демонами. Зачем все это нужно тебе?

Маринетт подходила все ближе, продолжая раскручивать йо-йо, пока не подошла почти вплотную. Героиня не ошиблась – незнакомка действительно была красива – стройная, статная, ее движения были плавными и грациозными. Походка выражала уверенность. Одежда подчеркивала изгибы тела, лицо скрывала маска, но взгляд был открытым и ясным.
Взгляд небесно-голубых глаз…. Словно летнее небо… или гладь лесного озера.
Незнакомка не стала задержаться и утруждать себя долгими объяснениями. Она лишь ответила, что не понимает ничего из мной сказанного. И она спешит. Спешит, потому что тоже собирается разыскать демона. Но одни ли у нас с ней цели? Я хочу… точнее я должна спасти человека от завладевшей им акумы. А какая цель у нее? Найти и уничтожить?
— Постой, подожди! – произносит темноволосая, прекращая атаку. – Ты ведь не знаешь ничего! Не знаешь, какой это демон! – крикнула героиня, но девушка со скоростью молнии исчезла из вида. И я ничего не знаю о демоне. А теперь еще и не понимаю, откуда на моем пути возникла эта незнакомка. И Супер Кота сегодня не было. Я совсем запуталась.
Маринетт начинает чувствовать, как ее охватывает чувство беспокойства. Она снова возвращается к тому, с чего начинала. То самое ощущение, что она не справиться…что она не та, кто нужен Парижу.
Задерживаться сейчас бессмысленно, и Леди Баг это понимает.
Темноволосая снова проверяет передатчик. Сообщений нет.
Вздохнув, Маринетт вновь раскрутила свою «игрушку». Несколько пролётов по крышам – и вот она на балконе своей мансарды.
— Перевоплощаюсь, — говорит жительница города, и маскировка спадает.
Перед собой она видит маленькое существо, которое она аккуратно подхватывает в ладони.
— Тебе необходимо восстановить силы, Тикки, — говорит девушка и опускает квами на мягкое покрывало. – Тсс! Я тихонько проберусь на кухню. Уверена, папа оставил что-то вкусное.
Скоро брюнетка возвращается в свою комнату.
— Приятного аппетита, Тикки. Шоколадный брауни-залог отличного квамичувствия, — подмигнув, говорит Дюпен-Чен.
— И всё-таки, это так странно. Немыслимо. Та девушка. Она тоже носит костюм и маску
— Ты думаешь, что она может быть одной из тех, кто владеет талисманом? – спросила брюнетка у квами. Я, конечно, отнеслась к ней недоверчиво, даже враждебно, но она не кажется мне злодейкой. Скорее, одинокой. Я чувствую в этом родство с ней – тоже не могу рассказать свою тайну.
— Не знаю, Маринетт, — тоненьким голоском отозвалась квами.
— Давай отдыхать, Тикки. Завтра будет новый день. Сегодня столько всего случилось! Нужно переосмыслить и выделить главное, — чуть зевнув, сказала Маринетт.
— Спокойной ночи, — с улыбкой говорит пожелание супергероиня, погружаясь с царство Морфея.
Утром Маринет поняла, что никак не может сосредоточиться.
— Я плохо спала, Тикки. Мне снились то демон, спаливший Париж, то незнакомка в красной маске.
Парижанка спускается на первый этаж и поспешила к столу. Какой восхитительный аромат миндаля! У папы, наверное, особенный заказ, — с задумчивым лицом говорит Маринетт.
— Доброе утро, мама, — здоровается дочь, усаживаясь на высокий стул.
Чуть подтолкнув коробку хлопьев, девушка задевает тарелку свежих фруктов. Содержимое рассыпается, задев бутылку со свежим молоком. Жидкость начинает стекать на пол.
От осознания своей неуклюжести, девушка закрывает лицо руками.
Я самая настоящая ходячая катастрофа.
— Прости, мама, — с виноватым видом говорит Маринетт. – Лучше пойду в школу. Алья хотела со мной чем-то поделиться.
Брюнетка, запыхавшись, вбегает в класс следом за подругой.
Не удержавшись, девушка поскальзывается и падает вперёд.
И этим не преминула воспользоваться ее «заклятая» подруга.
Хлоя Буржуа просто ни минуты прожить не может, чтобы не высмеять людей.
А я — главный предмет для насмешек.
Алья уже собирается ей ответить, но Маринетт перехватывает руку.
Наверное, это неприятность отразилась бы на душе девушки, повиснув тяжелым грузом, но она предпочитала не давать блондинке новых поводов для издевательств.
— Всё нормально, Алья, — успокаивает подругу брюнетку. – Хлоя не стоит того, чтобы тратить на неё время, которое можно использовать для более приятных вещей.
Собрав рассыпанные учебники, студентка садится за парту. Услышав голос молодой девушки где-то поблизости девушка внезапно вздрагивает и поворачивается в сторону голоса.
Голос кажется мне знакомым… да нет, не может быть. Я просто не выспалась, — отгоняет мысли студентка.
— Алья, — чуть подтолкнув плечом, спрашивает она рыжую собеседницу. – У нас в классе новенькая ученица? Ты что-то слышала о ней? Ну же, я знаю, что ты всегда в курсе новостей. Знаешь, может попросишь у неё интервью для блога? А потом сходим в кино и поедим мороженое. Как тебе план?
А ей легко дается общение с противоположным полом. Вот бы я так смогла!

Спать Соловей не умел, только дремать, да и не в том смысле, в котором это делали люди. Его дрема была ближе скорее к медитативной расслабленности и трансу. Никаких снов и никаких причудливых видений — Артур не утратил связи с объективной реальностью. И он был настороже. Как и обещал, Соловей охранял сон Стива. Впрочем, как таковой настоящей опасности для друга Артур не ожидал. Едва ли Гидра смогла бы отследить его гнездо среди великого множества безликих московских многоэтажек. Да и найти нужную квартиру в конкретном доме, если так подумать, тот еще квест! А еще местные бабульки, недовольные шумом господа, сосед Вася с одиннадцатого и прочие интересные люди едва ли дадут каким-то там террористам шибко распоясаться. Как минимум обругают, как максимум вызовут ментов. Человейники — удивительно удобное укрытие от тех, кто не хочет привлекать к своим делишкам слишком много внимания! Однако имелись те, кто все же мог потревожить сон Стива.

С наименьшей вероятностью: Ангелина или Валентина — хозяйка квартиры. Первая могла все же заподозрить что-то неладное и отправиться на поиски Артура. Вторая же просто время от времени навещала Соловья. Валентина старалась особо не тревожить Соловья, тем более что дела она вела в основном с Ангелиной, только иногда просила Артура посидеть с близнецами или просто проверяла как он там — не успел ли натворить того, что обычно творят на снятых мамой и папой квартирах юные студенты с ветром в голове. С наибольшей: Саша и Инга. Пожалуй, Соловей слишком хорошо знал своих учеников, чтобы не ждать их у себя на пороге час-другой спустя.

Алиновский почти наверняка насторожился из-за столь нетипичной просьбы наставника. Пустить все на самотек и не проверить как там Соловей, он попросту бы не смог. О том, где следует искать наставника, тоже наверняка догадался. В этом смысле Артур был до крайности предсказуем: если он не в Библиотеке, то в своем гнезде. На крайняк Саша мог бы воспользоваться той склянкой бирюзовых чернил, что давным-давно Соловей припрятал в его комнате в общаге, и открыть портал прямиком к нему — соображалки бы хватило. Да и слишком уж верен Алиновский, слишком склонен защищать свое. Инга тоже. К тому же у них так с Сашей с самого начала повелось. Вместе в Библиотеку попали, а потом вместе и со всем остальным справлялись. Вопросом времени было, когда они оба нарисуются на пороге гнезда. Оставалось только надеяться, что времени этого Стиву хватит, чтобы хоть самую малость отдохнуть и прийти в себя после пережитого у мемориала и незадолго после.

Первые признаки приближения своих воспитанников Артур почуял уже после того, как Стив проснулся. Они сидели на диване, перебирая рисунки и обсуждая некоторые из них, когда знакомое чувство прокатилось по коже, заставляя волосы на руках и загривке встать дыбом. Лазурь. Легкая, яркая, знакомая настолько, что Соловей без труда отличал среди десятков и сотен других магов холодного спектра обладательницу конкретного тона. Инга. Она использовала свою нулевую способность совсем рядом от его обиталища. Артур тихо хмыкнул. Кажется, у них со Стивом осталось всего ничего времени. Стоило предупредить друга…

— Мои ученики решили меня проведать, — заметил Соловей как бы между прочим и улыбнулся украдкой.

Тем временем со стороны входной двери уже послышался звонкий голос Шелковиц. Что именно она там говорит Артур внимания не обратил — не в том суть, в конце концов, но про себя отметил, что до попыток попасть в гнездо в исполнении его учеников действительно осталась едва ли минута. Вот уж кто-кто, а Инга точно лишние церемонии разводить не станет. “Действует быстрее, чем думает” — более чем справедливое высказывание в отношении сей удивительной персоны.

— Они могут не очень дружелюбно отреагировать на тебя сперва, — немного виновато сказал Артур, вставая с дивана и оглядываясь на Стива, — но Саша и Инга — хорошие ребята. Просто мне нужно будет им все объяснить, — пожал плечами, после добавил: — Не беспокойся!

Пошел к входной двери. Ключи от квартиры имелись только у самого Соловья, а также у Ангелины и Валентины. Впрочем, едва ли отсутствие ключей могло остановить дуэт из Алиновского и Шелковиц, если те вбили себе в головы, что в квартиру необходимо попасть вот прямо сейчас. А если уж они решили, что Соловей в опасности… ух! Как минимум попробуют взломать замок — Артур в этом не сомневался. В конце концов, он сам их и научил этому. Книгочейская работа требовала порой… очень нестандартных навыков!

Минул коридорчик, быстро приводя себя в порядок. Рукой зачесал назад растрепавшиеся золотые волосы, поправил футболку, надеясь, что та скроет наличие зеленых бумажек на теле и почти затянувшиеся раны под ними. Про себя понадеялся, что уже не так бледен, как пару часов назад. Не хотелось уж слишком волновать друзей недавними злоключениями у мемориала и “операцией” в ванной. С нарочито беспечной улыбкой открыл дверь, обнаружив за ней Ингу, но не Сашу. Кажется, тот немного отстал от их общей сверхскоростной подруги. Что ж, ничего нового…

— Приве-е-ет! — протянул весело и совершенно беззаботно, затем ловко схватил Ингу и потянул ее к себе , обнимая и тем самым пресекая дальнейшие (ставшие бесполезными и бессмысленными) попытки расковырять дверной замок шпильками. Дружеские приветственные объятия получились, пожалуй, особенно крепкими и теплыми. Недавнее столкновение лоб в лоб с угрозой смертью распалило. Кости, впрочем, не затрещали, но целительные бумажки заметно захрустели и зашелестели. Соловей, впрочем, и бровью не повел. Если уж и не подавать вида, то вот так вот сохраняя невозмутимость до самого конца — пока к стенке не припрут.

— Где Шуру потеряла? — с улыбкой спросил Артур, глядя на подругу с высоты своего почти двухметрового роста, потом как бы между прочим сказал: — У меня гости. Гость. Его зовут Стив. Он друг, и говорит по-английски…

Шутить и беззлобно подкалывать хотелось все меньше. Разборки с наркоторговцами помогли выпустить пар, да и что ни говори, а Стива Тони был рад видеть. Только вот… заряд бодрости и мимолетной шутливости сходил на нет. Вольно-невольно мысли возвращались к делу. Дело же по-прежнему восторга не вызывало. Возвращалась и злость, и острое чувство несправедливости, и банальная обида, которую Старк, конечно, как мог глушил в себе, но до конца перебороть не мог. Жгучий уголек в груди разгорался жарким пламенем…

— Нда, и впрямь не прокатит, — как-то уж совсем вяло отозвался Тони и на том тему с агитационными роликами зеленых оставил.

Проследил за Роджерсом. Пристально. Внимательно. Оценивал реакцию на предоставленные “доказательства”. Помимо вспыхнувшего вновь гнева, внутри вызревали новые и до одури яркие эмоции. С одной стороны, нечто тщеславное ожидало от Стива незамедлительного согласия с тем, что он — Тони — абсолютно прав и вообще беспокоится не напрасно. Роуди этого не дал, не факт, что даст Пеппер, а затаенная от мира жажда чужого одобрения все-таки требовала своего. С другой стороны, Стив Роджерс. Такой, какой есть. Какой пришел из прошлого. Причин не доверять и реагировать столь остро Тони не видел. К тому же Стив уже не раз и не два показал, что он хоть и зануда, но зануда честный и верный делу. Да и в одной команде быть им не привыкать. Но… Внутреннее сопротивление оставалось, оно не нуждалось в рациональных причинах. И сломить его вот так вот легко и просто не получалось, несмотря на попытки Стива “сгладить углы”. Скрывшись за своей броней, Старк напрягся: не только физически, но и морально. Сейчас он ощущал себя сжатой пружиной. Еще немного и…

“Брось, Тони! Капитан Эскимо хотя бы сразу тебя не отшил! А Роуди слушать даже не стал!” — некоторые попытки в самоуспокоение он все же предпринимал. То еще ребячество, конечно, но ведь помогает!

— Огнеметы, — подтвердил Старк лаконично и жестко. Был бы расслабленнее, обязательно пошутил. В конце концов, про огнеметы можно придумать столько потрясных шуток! И это несмотря на крайне скверную ситуацию в целом. Однако желание шутить все еще изображало труп сурка посреди полузабытого шоссе.

“А что я буду делать дальше?” — напрашивался закономерный вопрос. По большей части вмешательство Тони представляло собой импульсивный порыв. Дальше, чем “найти доказательства и ткнуть в них Роуди носом” Старк в своих мыслях пока как-то не доходил. Что ж, вот, похоже, настало время призадуматься. Разрушать иллюзию Роджерса о “гениальном Старке и его таких гениальных абсолютно всегда продуманных планах” не хотелось. Во-первых, людям их иллюзии, как правило, нравятся. Во-вторых, даже малая слабость — уже непозволительная роскошь. В-третьих, банальная гордость.

— Почему же нельзя? Боишься, что меня на всех “злодеев” не хватит? — осведомился с легкой усмешкой. Попытался через силу переключиться на прежний нарочито веселый лад.

“Говорит совсем как Пеппер”, — заметил про себя, неизбежно скатываясь в еще более ожесточенную напряженность.

— Для начала покажу все тем, кому это необходимо увидеть, — кивком указал на экран компьютера. Молча выслушал Стива. Интересно было отследить полет чужой мысли. Убедиться лишний раз в том, что Кэп его успел изучить. Точнее, изучить ту часть, что Тони сам выставлял напоказ.

— Не остановлюсь, — согласился Старк, сложив на груди руки, однако продолжать не стал. В конце концов, над детальным планом и впрямь еще предстояло поработать после разговора с Роуди и Пеппер. Не обсудив с ними, давать повод журналистам и общественности причину для большого скандала было бы неправильно. Отчасти безответственно.

— Джарвиса, конечно. Он классный! — новая и куда более бодрая попытка вернуться к шутливому тону. Тоже надолго не хватило. Мгновение спустя Тони снова посерьезнел. С прежним острым вниманием он выслушал Стива.

“Покой нам только снится, да, Роджерс?” — мрачно усмехнулся про себя.

— Насмотрелся? — поинтересовался как бы между прочим и кивнул на компьютер. — Если хочешь заценить хольтовскую машину смерти, то загляни вон туда, — Старк указал на ящики.

Сам же Тони намеревался “подчистить” чужой компьютер. Да, люди должны знать правду. И да, они ее узнают. Просто не сейчас и не таким образом. Не проконтролировать это тоже было бы со стороны Тони крайне безответственно.

— Мы поговорим с тобой об этом, — пообещал Старк тоном решительным и отчасти даже бескомпромиссным. Подразумевал он ситуацию с наркоторговцами и пулеметом, но про Стива и его цели не позабыл: — И то, с чем ты пришел, мы тоже обсудим. Но сначала закончим здесь. Осматривайся, и я вызываю местных.

Короткая пауза, потом Тони как бы между прочим заметил:

— Надо будет только немного вход расчистить. Я там слегка...  въезд перекрыл, хм.

Несколько дней назад в доме Цукино поселилась престранная девочка, как две капли воды, похожая на Усаги: те же глаза, те же хвостики, даже имя у них было одно на двоих. Она появилась из неоткуда… буквально свалилась с неба, и прямиком на головы сейлор-воинов, а точнее на голову определенной воительницы, в чью семью престранная незнакомка столь беспардонно вторглась.
В тот момент, Луны не было дома, (она, по свойственной ей привычке, провела все свободное время в командном центре), а когда вернулась, семейство Цукино уже вовсю обхаживало внезапно приехавшую в гости родственницу. Икуко и Кендзи ласково называя ее племянницей, предлагали девочке еще один кусочек лимонного пирога, а Шинго, сидящий подле внезапной гостьи, не мог нарадоваться тому, что любимая кузина решила немного пожить у них.
Происходящее показалось Луне слишком странным – вся эта мизансцена выглядела крайне нелепо и никак не походила на правду… скорее на плохо отрепетированный спектакль, опасно балансирующий где-то на грани абсурда.
Она уже не первый год живет в доме Цукино, и ни о каких дальних родственницах никогда прежде не слышала… вдобавок, Луна прекрасно помнила, что на прошлые новогодние праздники, никакая маленькая лже-Усаги к ним не приезжала, и уж тем более не оставалась до конца зимних каникул… тогда, почему Кендзи и Икуко твердо уверены в том, что провели все праздники в обществе этой самозванки!?
«Тут что-то нечисто».
Однако, вопреки зародившимся подозрениям, Луна в тот вечер так и не осмелилась прервать мирное чаепитие собравшихся в гостиной «родственников». Во-первых, семья Усаги считала ее обычным питомцем, и было бы крайне странно заговорить с чужачкой в их присутствии. А во-вторых, кошка ничего не знала о новоявленной «кузине» своей принцессы, а потому и не спешила раскрывать перед ней всех карт – кто знает, кем на самом деле является эта маленькая лже-Усаги… быть может, она опасный шпион, присланный неизвестными врагами… а может, одна из тех, кто желает отнять у Сейлор Мун Легендарный Серебряный Кристалл… или возможно, ей также необходима человеческая энергия, которая в последнее время стала весьма популярным ресурсом на территории Токио…
Одарив присутствующих подозрительным взглядом, Луна благоразумно отступила, заняв наблюдательную позицию на верхних полках стенного шкафа. Решив дождаться возвращения хозяйки, недоверчивая анимамейтс пристально следила за тем, чтобы незваная гостья не причинила вреда родителям настоящей Усаги.

С того вечера прошло несколько дней, однако, ситуация в доме совершенно не изменилась.
Как и предполагалось ранее, никакой двоюродной сестры в помине не существовало, а значит, изобретательная самозванка специально для чего-то выдумала эту историю… Луне лишь оставалось понять для чего именно она это сделала… для чего маленькой несовершеннолетней девочке понадобилось втираться в доверие к посторонним людям, притворяться их родственницей, проситься пожить с ними некоторое время? Как шестилетнему ребенку удалось вплести в сознание старших поддельные воспоминания, и убедить родителей Усаги в том, что все они подлинны, (сознание земного брата принцессы Луна намерено не брала в расчет, поскольку в отличие от подозрительных взрослых, дети считались более доверчивыми в плане принятия новых родственников, и Шинго вполне мог легко поверить в существование кузины без какого-либо влияния), но что же маленькая лже-Усаги сделала с его родными… использовала магию? Гипноз? Космические технологии? Если, да, то откуда они у нее? Неужели от незримых врагов сейлор-воинов? Во всем следовало разобраться… и не просто «разобраться», а провести тщательное расследование, чем Луна и собиралась заняться в ближайшее время – следить за подозрительной девочкой.

— Чибиуса, все уже ушли, — голос Икуко звучит ласково, впрочем, как и всегда, когда женщина обращалась к своим детям… вот только маленькая лже-Усаги не была ее ребенком… она вообще, по сути, никем им не приходилась, о чем окружающие благополучно позабыли, не без помощи этого хитрого крольчонка.
Недовольно фыркнув, Луна незаметно приоткрывает один глаз. Внимательный взгляд привычно выделяет крошечный силуэт, сидящий за обеденным столом – Чибиуса, (именно так решили обращаться к самозванке, дабы не путать ее с настоящей Усаги), мирно завтракала, уплетая кукурузные хлопья. Странная шарообразная кошка выжидающе вертелась вокруг хозяйки.
«И почему Шинго сказал, что мы с ней похожи… я же не настолько жутко выгляжу».
Услышав заботливый призыв Икуко, Луна сладко зевает, лениво потягиваясь, грациозно прогнувшись в спине, словно только проснулась, хотя на самом деле, она не спала, а незаметно наблюдала за подозрительной девочкой и ее странным питомцем.
Горделиво прошествовав мимо неразлучной парочки, Луна неспешно подходит к мискам, делая вид, что ей совершенно неинтересны человеческие разговоры, чего не скажешь о черных заостренных ушках, улавливающих каждый шорох за пределами кухни.
Вот госпожа Цукино говорит, что ей нужно уйти по делам и просит Чибиусу оставаться дома, на что девочка отвечает согласием, и Луна еле сдерживается от саркастической усмешки. Затем в коридоре раздаются шаги. Звук ключей, болтающихся на одной связке. Характерный шорох. За ним срабатывает щелчок закрывающейся входной двери.
«Интересно, что она будет дальше».
Не отнимая любопытной мордочки от миски, дабы не вызвать лишних подозрений, кошка продолжала вслушиваться в окружающие ее звуки.
По удаляющемуся от нее топоту маленьких ножек, Луна догадалась, что незваная гостья и ее компаньон решили уединиться в комнате Усаги, (это подтвердила и хлопнувшая за ними дверь).
«Неужели решила остаться дома».
Отвлекшись от еды, пушистая шпионка на мягких лапках тихонько прокралась в коридор, недоверчиво поглядывая на лестницу, уходящую наверх.
«Хм… стоит проверить».
Нервно дернув хвостом, Луна стремглав бросается к приоткрытому окну. Ловко запрыгивает на подоконник, а с него перебирается на близрастущее дерево, по которому, в два прыжка, ловкая киса оказывается на крыше.
Припав всем телом к прохладной черепице, Луна неторопливо пробирается к спальне Усаги, с подозрением прислушиваясь к странным звукам, доносящимся до ее чуткого слуха.
«Так и знала».
Выругавшись про себя, любознательная шпионка замечает Чибиусу, открывающую металлическую калитку – подозрительная девочка не только умудрилась каким-то, невиданным кошке способом, спуститься со второго этажа, но еще и собиралась нарушить данное Икуко обещание.
«Интересно, куда же ты собралась, малышка Усаги».
Спрыгнув с крыши на соседнее дерево, а с него на каменную изгородь, распушив хвост в предвкушении долгожданной развязки, Луна устремляется следом за ничего не подозревающим ребенком.

Дождавшись, когда Усаги и Шинго уйдут в школу, а Кензи на работу, названная кузина Усаги собралась продолжить поиски заветного камня. Несколько прямых допросов и перерывание комнаты не дали результатов, кроме тщательно следящей за каждым шагом черной кошки.
Развлечения, доступные ребенку, которого ещё не записали в местную школу,  её не интересовали.  Нетронутой осталась игровая приставка, как и любезно предложенные Икуко мелки и краски. Нужно было что-то делать, как-то избежать внимания кошки. Конечно, будь розововолосая обычным ребенком, она непременно сама бы её потискала или выставила за дверь. Вот только девочка знает, что с кошками лучше не шутить, особенно с черными, особенно с полумесяцем на лбу.
Девчушка перевела взгляд на окно,  за которым виднелось лазурное небо, такое чистое, как над её волшебным  городом… и живо представила себе свою маму, красивую, статную, самую важную маму в мире с мягкими руками, добрыми руками и любящим сердцем. Это высокая стройная прекрасная леди, похожая на фарфоровую статуэтку,  с  невероятно чутким, добрым  и отзывчивым сердцем. Днём она занимается важными делами, которые без нее никак не решить, ночью же, после всех дел, заходит к ней в комнату и желает добрых снов и рассказывает сказки.  Брови как-то сами собой сдвинулись, придавая лицу грустно-задумчивый вид.
Теперь, наверняка, она никогда не простит свою непослушную дочь.
— Дорогая, хочешь составить мне компанию? — из мира не самых весёлых грез  вывел заботливый голос хозяйки дома.
— А… простите, что? – возвращаясь в новую реальность откликнулась Чиби.
Икуко приготовила десерт, но дома закончилась сахарная пудра. Чем не повод вместе прогуляться до магазинов?
— Конечно, — радостно протянула девчушка и засобиралась на прогулку, словно и не замечая выдохнувшую кошку. Та, явно решила, что у нее выходной.
И не таких кошек обводили вокруг пальца!
Токио город большой. За пределами района в котором проживает семья Цукино   еще на километры простилаются крупные жилые районы и кварталы. И, видимо, Икуко намеревалась на крупный марш бросок,  повела названную племянницу к автобусной остановке.
Луна-пи догнала хозяйку за поворотом дома и пискнула, поравнявшись с её головой. Ушла! Кошка ушла из дома, думая, что у нее есть свободное от надзора время.
В комнате Усаги кристалла не было, в ванной тоже, при себе она его дома не держит. Тогда где? Очевидно – она его прячет в портфеле или школьной форме. Других вариантов быть не может.
Нужно успеть перехватить её сумку , прежде чем та, успеет её перепрятать.
— Ах, как же мы ушли, и оставили Луну совсем одну, и Усаги… я так волнуюсь за Усаги, может мне стоит встретить её дома, что бы она за нас не волновалась? — и только сверкали подошвы  аккуратных сандалик обратно к дому.
— Чем раньше добуду кристалл тем скорее окажусь дома, —  она сжала ключ от врат времени в руках  и вбежала в дом.
Пара минут чудес и волшебства в пустующем доме, и вот, лимонный пирог уже украшен сахарной пудрой. Когда-то такой сладкой пудрой игрушки-няньки спасали детей что не могут заснуть, быстро погружая их в мир грез. Но это не всё, это был лишь план «Б», план «А» был куда проще, на полу, практически перед порогом сидел самый настоящий (ну почти настоящий) белый кролик. Сама Чибиуса пристроилась за диваном и наблюдала за всем из гостиной на низком старте.
Осталось дождаться, и тогда…. Прыжок, рывок, как в лучших фильмах! Она выхватит сумку с кристаллом и ноги её больше не будет в этом доме и времени.

Ничего не получается. Возможно, никогда и не получится. Может, это была провальная идея с самого начала, и сейчас кто-то там смеется над нами, прикрываясь своей красной мантией, и смотря в отражение своих окон на нас. Хотя почему же я не говорю, кто именно? Что даст мне это имя? Ха, так смешно... Как будто я боялась его произнести, как будто оно отзовется во мне какой-то больной, новой и такой сильной, к которой я не буду готова? Конечно же, отзовется. Он ведь именно этого хотел, желал так явственно, так невыносимо, так рьяно. Чтобы я ненавидела его и хотела убить. Одного из нас ему ведь, конечно, было мало... Он хотел нас обоих. И нашего ребенка. Нашего чудесного, гениального ребенка. Которого не должно было существовать. Который разрушал своим появлением все...

  Рассилон, я не боюсь тебя.
  Есть в этой Вселенной чувство гораздо большее, чем страх.
  И это ненависть.
  И ты познаешь мою.

  Но сначала я так хочу найти ее. Найти нашу девочку, найти и обнять ее, прижать к себе крепче. Я думала, что мы справимся быстрее, мы ведь все так гениально придумали, так правильно, так... как не могли не придумать Доктор и Мастер. Тета и Кощей. Наши безумные идеи всегда были гениальны. Но, видимо, не в этот раз, да? ... Потому что мы не можем ее найти. Потому что мы оба наследила в этой Вселенной так много, так часто, что понятия не имеем, какой след теперь значимый, необычный. Какой след может привести к ней...

  За несколько недель я устала настолько, что, казалось, морально уже была близка к регенерации. Каждый раз, когда найденный нами человек, оказывается не нашей дочерью, я готовлюсь биться в истерике. Я думаю, действительно, что была к ней готова. Потому что я не могла понять, как же так, почему... Как больно падать каждый раз, особенно, когда находишь кого-то юного, прекрасного, и, как тебе кажется, идеально подходящего на роль твоего ребенка... Вот только мы не в театре, и не на смотринах. И если ребенок не твой, значит, он не твой. Значит, он просто возвращается к привычной жизни, и тут же забывает тебя, а ты забываешь его. Потому что это именно так и работает. Именно так... Я не помню тех детей, что мы встречали. Я просто не запоминаю их. Если они — не Изабель, значит, они мне безразличны.

  Я не знаю, зачем я веду нас с Мастером в ТАРДИС в Австралию, в ту самую пустыню, где жил он, скрываясь под маской агента О. Я не понимаю, что я хочу там найти, ведь, очевидно, Изабель там не было. Но эта точка во времени и пространстве так наполнена нашими следами от нескольких встреч, что я просто не выдерживаю, и веду машину туда, как будто это последнее, что мне осталось. Как будто только там я могла найти покой. Покой. Какое странное и такое далеко от меня слово. Я закушу губу, продолжая полет. Я все еще не понимаю, на что надеюсь. Но продолжаю искать.

  И Мастер продолжает тоже. Для него возвращенные воспоминания, те самые, что я окончательно отдала ему на разрушенном Галлифрее едва став собой снова, освободив себя от Скарлетт, стали еще большим откровением, чем для меня. Меня эти воспоминания завели в тюрьму внутри тела, а ему я такого не желала. Люди говорят: не пожелала бы и врагу. Но Мастер мне не враг. Я любила его всю ту жизнь, что была Тетой и все последующие в имени Доктора. Странное что-то к нему чувствовала и Скарлетт. Она тянулась к нему, хоть и боялась. Потому что Мастер пробуждает меня. Именно та регенерация, что сейчас передо мной... Хотя Мисси и вернула меня, я была уверена, что сделала она это не по своей великой доброте и любви ко мне. Скорее, к самому себе. Чтобы я оказалась рядом. Чтобы я могла помочь.

  Но мы оба бессильны. Оба.
  Доктор и Мастер.
  Я и ты.

— Ты думаешь, сейчас лучшее время для твоих игр...? - я все еще пытаюсь быть строгой. Потому что с тобой иначе нельзя. Потому что я прекрасно понимаю, что когда ты устаешь, ты начинаешь творить безумства. А мы устали оба. И если я нахожу покой в прибое, то тебе нужно нечто другое. И рождение звезды будет самым невинным взрывом, на который ты захотел бы посмотреть...

  Но я сдаюсь очень быстро. Потому что я устала. И потому что точно также податлива. И подавлена. Конечно же, подавлена. Поэтому я прикрываю глаза, и мне моментально становится больно. Воспоминания, которыми наполняется мой разум каждый раз, когда я позволяю себе хоть немного расслабиться невыносимы. Я почти не сплю. И хотя Повелителям Времени сон не то, чтобы слишком необходим, иногда его отсутствие сказывается на общем состоянии. Меня пробирает мелкая дрожь. И вовсе не от прикосновения твоих губ к плечам. Прости.

  Впрочем, уже второй поцелуй волнителен. Мы были счастливы десять лет, мы любили друг друга. И эти поцелуи были частью нашей жизни, как и многие другие вещи. Мы пытались к этому вернутся, еще и не помня... Только начиная понимать. Ночь в Париже была отчаянием, болью, ничуть не меньшей, чем когда на следующее утро проснулась одна. Ночи в ТАРДИС сейчас были еще более отчаянными, колючими, больными. Нам, как будто нечего было сказать друг другу, и в этот момент, чтобы не рвать волосы другого мы предпочитали рвать одежду. Мы пытались найти хоть какой-то покой, хоть одну положительную эмоцию. И находили в оргазмах. Чтобы начинать заново. Чтобы умирать заново.

  Но ты развернешь меня к себе, и я также устала, как и хочу тебе поверить. В эту невероятную иллюзию, что ты рисуешь для нас. В твоих глазах неожиданная теплота, и я покупаюсь. Покупаюсь на пальцы в своих волосах, покупаюсь на краткий поцелуй. Потому что я любила тебя. И не только помнила, что любила, но отдавалась этому чувству на самом деле. Так, как только могла. Так, как только позволяла мне боль от потери Изабель.

  — Перерыв...? — я не совсем уверена. Ведь ты знаешь, что я боюсь остановиться. Я боюсь признать, что нам не осталось больше ничего, и спешить было больше некуда. Нет же, нет! Я хотела спешить, я должна была спешить, мы должны были! Но ты решаешь иначе... Ты, и твой союз с ТАРДИС, которому я противилась с первых дней беременности. Слишком уж сильно вы оба хотели меня защитить, и продолжаете делать это и сейчас. Идеальный фронт, где я чувствую себя ребенком, за которым бегают родители. Или инвалидом. Или человеком с внезапно сломанной ногой. Я слегка фыркаю, отмечая, что машина уже приземляется. И как я это допустила...? Вот для чего нужны были эти отвлекающие поцелуи...? Все, как всегда...

— Звучит неплохо... — все, что мне остается сказать.

  Неплохо. Как быстро я дошла до того, что безликое "неплохо" стало прекрасно выражать все мои чувства и эмоции? Раньше бы я радовалась путешествию в тропический рай, и непременно бы отметила, что не существует отдаленных уголков. Потому что чудеса и приключения можно встретить на любой планете, на любом острове, и все равно, какая там форма жизни. Но сейчас я на это не способна. Сейчас для меня такое приключение звучит неплохо. Потому что плохо, ужасно — то, что мы не можем найти Изабель. А все остальное было нормально, приемлемо, неплохо.

  Ты касаешься моего лба, и я снова ведусь, прикрывая глаза. Мы не разрушали наш Контакт так давно, но не блуждали в разумах друг друга подолгу. Телепатическая связь была важна, особенно когда мы пытались сделать наши поиски тихими, так что мы постоянно оставались внутри друг друга. Я прижмусь к тебе крепче, когда ты обнимешь спину. Я обовью руки вокруг твоей шеи, подниму лицо, загляну в твои глаза и поцелую чуть глубже, чуть отчаяннее, чем стоит. Мы делаем перерыв, но как забыть в нем о боли, скажи? Ты уже придумал какой-то способ...?

  Дверь ТАРДИС любезно откроет сама, видимо, пока мы с тобой не перешли в наступлении в консольной. Она все еще этого не любила. И никогда не полюбит. Как будто вы делаете это на моем лице! — фыркнула она однажды, пытаясь нас пристыдить. Я оторвусь от поцелуя сама, разрывая страстное объятие. Я возьму тебя за руку, так, как будто все у нас хорошо, нормально, и сама поведу к выходу из машины, вдыхая ароматы фруктов, травы и океанического воздуха. И пока не ощущая ничего лишнего. Может, ты был прав. Может, нам на самом деле нужен был перерыв...

Куин хорошо знал город и до того, как попал на остров, и того, как вернулся домой. А уж после возвращения, став сначала Капюшоном, потом Стрелой, а ныне — Зелёной Стрелой... Изучил Стар-Сити практически вдоль и поперёк, и заблудиться в городе для него — невозможно.
Тем не менее, даже хорошо зная город, и зная что должен любой ценой найти Фелисити, Оливер не мог в одиночку обыскать город. Но... Он бы не был собой, если бы хотя бы не попытался, учитывая его знаменитое, в некоторых кругах, упрямство. Так что, Зелёная Стрела обыскал все самые очевидные места, куда можно спрятать похищенного человека, и... Увы ничего не нашёл. И никого. Никаких зацепок.
Брат Теи был в бешенстве, что ничего не выходит, и поэтому вынужден был вернуться обратно в логово, а также снять свой костюм мстителя и снаряжение. Ну и, раз уж найти Фелисити сам он пока не может, мужчина решил сосредоточиться на том, чтобы попытаться выяснить хоть что-то насчёт девушки. Той самой, что похитила айтишницу.
Оливер решил прогнать изображение по распознаванию лиц, и поиску в разных базах данных, относительно лица похитительницы. Это заняло некоторое время, однако, увы, поиск ничего не дал. Получается, либо её просто нет ни в одной базе данных, что маловероятно, либо она настолько засекреченная кем-то личность, что её найти не представляется возможным.
Предположив, что у него просто не хватает технических навыков, для этого, Куин решился поделиться несчастьем с теми друзьями и знакомыми, кто ещё жив, и не бросил его, после всех событий, связанных с Дарком, и его убийством. Поэтому, не теряя больше времени напрасно, мэр Стар-Сити вызвонил Кёртиса, рассказав ему о Фелисити, и объяснил какая именно помощь нужна. Также... Он связался с Лэнсом, на всякий случай, и попросил о помощи его.
Теперь оставалось лишь надеяться, что хоть что-то прояснится, и что он сможет найти Фелисити, и спасти её, пока не поздно. Оливер уже потерял очень многих, и Лорел. Потеря её сокрушила его. Если он потеряет ещё и Фелисити... Куин не хотел даже думать об этом, и представлять такое.
-Хоть бы Лэнс, или Кёртис, побыстрее сообщили мне хоть что-то. Либо место где искать, либо что-то о личности похитительницы... Мне ведь даже зацепиться в поисках не за что. Никаких зацепок... И как раз в тот раз, когда нужно найти человека, который мне близок. Я не могу облажаться. Просто не имею права! — переживал мужчина, ходя по логову из стороны в сторону.
От переживаний за Смоук Куину хотелось разгромить логово, или побить кого-нибудь, а может и то, и другое. Но сейчас он понимал — это бесполезно. И никоим образом не поможет ему найти её. Теперь, мэру города остаётся только ждать, и надеяться что Кёртис или Лэнс помогут ему с информацией. Увы, это всё, что он может.

«Усаги… моя бедная Усаги… я знала, что ты особенная, но я даже не догадывалась, что ты – принцесса…», — коснувшись лапкой закрытой двери, Луна тяжело вздыхает, роняя голову себе на грудь.
Уже несколько часов прошло с момента пробуждения Лунной Принцессы, а им так и не удалось поговорить – после возвращения домой, девушка молчаливо скрылась в своей спальне, и никто, из присутствующих на тот момент, не осмелился потревожить покой бедняжки, уважая ее право на уединение; даже Луне, отчаянно рвущейся в комнату к любимой хозяйке, пришлось благоразумно отступить под натиском неоспоримых доводов о важности сохранения личного пространства. К тому же, ей и самой не помешало бы побыть в одиночестве, дабы привести свои мысли в порядок, ведь сегодняшний вечер стал откровением не только для Усаги, но и для несчастного животного, заново пережившего не лучшие моменты своего прошлого.
Как оказалось, воспоминания Луны были надежно заблокированы силами королевы Серенити, которая видимо позаботилась о том, чтобы хвостатая наставница сейлор-сенши, не отвлекаясь на пережитую боль от потери близкого человека, вплотную занималась воспитанием юной воительницы, призванной бороться за мир во всем мире.
Более того, Минако дотоль правдоподобно изображала из себя наследную принцессу, что никто и не подумал подозревать их с Артемисом в сговоре – Луна искренне верила своим друзьям, но в тот миг, когда Усаги закричала, в ней что-то щелкнуло... сломалось… будто замок, все это время сдерживающий болезненные воспоминания, внезапно сорвался с петель и видения из прошлого, бурной рекой, потекли по кошачьему сознанию, возвращая утраченное.
Она вспомнила тот ужасный вечер, когда земляне решили напасть на Луну. Их яростные крики заставляли сердца трепетать от благоговейного страха, а всепоглощающее желание, уничтожить Серебряное Тысячелетие и завладеть Легендарным Серебряным Кристаллом, рождало панику среди миролюбивого населения Луны. Вспомнила женщину с огненно-рыжими волосами, величественно шествующую во главе бесчисленной армии солдат. Ее леденящий душу взгляд. Пронизывающую до костей сталь в звенящем от злости голосе. Свирепую ярость, направленную исключительно на беззащитную принцессу. Вспомнила ужасающие звуки боя, доносящиеся до молитвенной башни замка, в которой Артемис спрятал возлюбленную, потому как она все еще считалась самым никудышным воином. Ослепляющие вспышки света, проникающие сквозь хрустальные витражи. Тошнотворный запах крови резко контрастирующий на фоне едва уловимого флера лавандовых благовоний.
Всю схватку Луна просидела около алтаря, содрогаясь от звуков лязгающего металла. Стараясь перебороть нарастающее чувство страха, она неистово молилась за сохранность своей принцессы, за победу друзей над силами зла, за спасение землян, попавших под темное влияние Металии, за то, чтобы великая сила Серебряного Кристалла помогла вернуть свет в их сердца, и они прекратили разрушать прекрасную планету, успевшую стать ей родным домом.
А еще Луна вспомнила жуткий раскатистый смех, от которого по всему телу прошлась неприятная дрожь, и крик… да, Луна отчетливо припоминала крик принцессы, прорвавшийся к ней, сквозь нескончаемый гул ожесточенных голосов.
Именно этот крик она слышала несколько часов назад, когда безжизненное тело Такседо Маска упало к ее ногам – крик полный боли и отчаянья… крик, обративший время вспять – вернувший девочку и кошку в тот кошмарный вечер, когда, сверкнув безжизненным холодом, серебренный клинок безжалостно пронзил грудь молодого принца, отняв у принцессы ее единственную любовь, а вместе с тем и мечты о счастливом безоблачном будущем.
Луна не видела того, что происходило за стенами молитвенной башни, но догадывалась, что именно могло стать причиной крика, разорвавшего кошачью душу на части…
Тряхнув головой, несчастное существо постаралось прогнать из головы назойливые воспоминания, ведь сейчас Луне меньше всего хотелось заново переживать те ужасные моменты, когда ее сердце остановилось вместе с сердцем принцессы.
Она ведь выбежала тогда – покинула свое надежное убежище, потому что испугалась за жизнь близкого ей человека.
Луна не стала свидетелем развернувшейся драмы, но по отразившейся печали на лицах лунных воинов, поняла – случилось нечто ужасное…
Теряясь в страшных догадках, девушка, облаченная в белоснежное платье, вышитое серебром, не разбирая дороги, бежала к своей принцессе. Пытаясь прорваться сквозь ожесточенный бой, развернувшийся на дворцовой площади, она звала ее – выкрикивала имя, силясь разглядеть в воцарившимся хаосе чистейшее золото ее волос… и знаете, лучше бы Луна не покидала пределов молитвенной башни, ведь то, что предстало ее взору, окончательно уничтожило юную фрейлину…
«Я не хочу об этом вспоминать… не хочу снова видеть, как твое безжизненное тело падает рядом с мертвенно-бледным телом принца Эндимиона… не хочу думать о том, как бы мы все переживали столь невосполнимую утрату, если бы не сила Серебряного Кристалла, позволившая нам переродиться в новом тысячелетии».
Однако, при всем своем нежелании, возвращаться в те ужасные мгновения, Луна не могла игнорировать боль, которую пришлось пережить им обеим – боль от потери близкого человека… и сейчас, когда память принцессы наконец-то пробудилась, пройдя через бурлящий водоворот мучительных воспоминаний, она, как никогда прежде, нуждалась в поддержке верного друга… и Луна, когда-то давно обещавшая королеве присматривать за юной наследницей Серебряного Тысячелетия, не собиралась нарушать данное ею слово, даже если остальные категорически против кошачьего вмешательства.
«Все хватит, я не могу больше ждать! Усаги и так слишком долго находится одна в этой комнате!»
Покосившись на лестницу, прислушивается к негромким звукам на первом этаже. Убедившись, что никто, из присутствующих в доме, не собирается подниматься, Луна отходит вглубь коридора, прячась за огромным глиняным горшком с домашним растением.
Закрыв глаза, кошка мгновенно сосредотачивается на собственных ощущениях, позволяя внутреннему свету вырваться наружу.
Легкое невесомое облако мягкого свечения аккуратно обволакивает маленькое щупленькое тельце, рисуя на его месте плавные изящные очертания человеческого тела.
Теплое мерцание постепенно рассеивается, оставляя вместо себя невиданной красы деву, сидящую на полу в совершенно не эстетичной позе.
Несколько раз хлопнув глазками, Луна поднимается на ноги, подмечая про себя, что передвигаться на четырех конечностях гораздо проще, чем на двух.
Не без труда преодолев приличное расстояние до двери, ведущей в комнату Усаги, девушка, незримой тенью, проскальзывает внутрь, застывая на пороге в нерешительности.
Уютная спальня, погруженная в мягкий полумрак, словно отражала душевное состояние несчастной воительницы, спрятавшейся от несправедливости этого мира в надежных объятиях милосердной тьмы.
Сегодня она пережила наиужаснейшие моменты своего прошлого, и сейчас, должно быть, ее переполняют самые противоречивые чувства, порождающие бесчисленное множество вопросов.
Тяжело вздохнув, Луна на цыпочках проходит в глубь комнаты, опускаясь на край кровати рядом с принцессой.
— Принцесса… — посчитав, что несмотря на свершившееся пробуждение, подобное обращение может быть неприятно близкой подруге, девушка тотчас исправляется, обращаясь к любимой хозяйке согласно земному имени. – Усаги… мне так жаль, что тебе вновь приходится переживать не самые радужные моменты из своего прошлого… ужасно несправедливо, что твое пробуждение произошло при весьма печальных обстоятельствах, — стукнув кулачком по подушке, Луна обращает на подругу полный сочувствия взор. – Как ты? Как ты себя чувствуешь? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Куин хорошо знал город и до того, как попал на остров, и того, как вернулся домой. А уж после возвращения, став сначала Капюшоном, потом Стрелой, а ныне — Зелёной Стрелой... Изучил Стар-Сити практически вдоль и поперёк, и заблудиться в городе для него — невозможно.
Тем не менее, даже хорошо зная город, и зная что должен любой ценой найти Фелисити, Оливер не мог в одиночку обыскать город. Но... Он бы не был собой, если бы хотя бы не попытался, учитывая его знаменитое, в некоторых кругах, упрямство. Так что, Зелёная Стрела обыскал все самые очевидные места, куда можно спрятать похищенного человека, и... Увы ничего не нашёл. И никого. Никаких зацепок.
Брат Теи был в бешенстве, что ничего не выходит, и поэтому вынужден был вернуться обратно в логово, а также снять свой костюм мстителя и снаряжение. Ну и, раз уж найти Фелисити сам он пока не может, мужчина решил сосредоточиться на том, чтобы попытаться выяснить хоть что-то насчёт девушки. Той самой, что похитила айтишницу.
Оливер решил прогнать изображение по распознаванию лиц, и поиску в разных базах данных, относительно лица похитительницы. Это заняло некоторое время, однако, увы, поиск ничего не дал. Получается, либо её просто нет ни в одной базе данных, что маловероятно, либо она настолько засекреченная кем-то личность, что её найти не представляется возможным.
Предположив, что у него просто не хватает технических навыков, для этого, Куин решился поделиться несчастьем с теми друзьями и знакомыми, кто ещё жив, и не бросил его, после всех событий, связанных с Дарком, и его убийством. Поэтому, не теряя больше времени напрасно, мэр Стар-Сити вызвонил Кёртиса, рассказав ему о Фелисити, и объяснил какая именно помощь нужна. Также... Он связался с Лэнсом, на всякий случай, и попросил о помощи его.
Теперь оставалось лишь надеяться, что хоть что-то прояснится, и что он сможет найти Фелисити, и спасти её, пока не поздно. Оливер уже потерял очень многих, и Лорел. Потеря её сокрушила его. Если он потеряет ещё и Фелисити... Куин не хотел даже думать об этом, и представлять такое.
-Хоть бы Лэнс, или Кёртис, побыстрее сообщили мне хоть что-то. Либо место где искать, либо что-то о личности похитительницы... Мне ведь даже зацепиться в поисках не за что. Никаких зацепок... И как раз в тот раз, когда нужно найти человека, который мне близок. Я не могу облажаться. Просто не имею права! — переживал мужчина, ходя по логову из стороны в сторону.
От переживаний за Смоук Куину хотелось разгромить логово, или побить кого-нибудь, а может и то, и другое. Но сейчас он понимал — это бесполезно. И никоим образом не поможет ему найти её. Теперь, мэру города остаётся только ждать, и надеяться что Кёртис или Лэнс помогут ему с информацией. Увы, это всё, что он может.

Скоро будет, надеюсь.

"Согласна?"

— не высказанный вопрос замер в его голове, так и не найдя своего воплощения.

Сноходец не знал. Не думал, что Она так скоро согласится, так скоро примет предложение, от которого многие другие в страхе убежали бы. Когда кто-то другой пытается поделиться с тобой своею болью, ты не всегда бываешь готов к тому, что это случится. Не всегда уверен в том, что у тебя получится помочь по-настоящему.

А если и стараться — то к чему?

"Она согласна",

— с этими словами трепетало сердце, когда Гелиос ощутил вес на своей спине, расправляя крылья, слегка задевая ноги юной всадницы. С высоты обзор всегда лучше и чище, но сможет ли она действительно понять хотя бы часть той боли, которую испытывает весь мир? Которую испытывает он сам?.. И не слишком ли это опасно для такой юной души? Не все из Старших могут адекватно воспринимать тяготы мира, не у всех получается справляться с толщей мрака, что готова обрушиться в любой момент

Однако надежда всегда жива. Ей всегда есть место в юном сердце, что бесстрашно шагает вперед.

— Место, откуда я родом, зовется Эллизион, — негромкий голос раздается у девочки в голове, пока Пегас набирает высоту, едва не задевая острыми копытами кроны деревьев.  Пейзаж начинает постепенно изменяться — вместо вечнозеленых елей появляются высокие дубы и клены с ободранными и обожженными листьями. Многие из верхушек деревьев обтянуты липкой паутиной, среди которой мелькают, появляясь и исчезая, крохотные зубастые хищники. Они ждут новых жертв, готовые впрыснуть яд в их вены, поглощая после как питательный обед, заворачивая в кокон забвения.

Удивительно, как столь прекрасный мир, мир человеческих грез, скопление всего прекрасного, существующего на земле, проломился под натиском агрессивного мрака, чего-то, глубоко враждебного самому естеству Эллизиона.

И теперь он молил о помощи.

Во снах время тянется совершенно иначе, нежели в реальности. Потому сложно было сказать, сколько летели они сквозь густые облака прежде, чем Гелиос не снизился, чтобы показать его.

Выжженное поле со следами ядовитых капель — словно звери неведомые прошлись по нему, убивая все живое.

Крохотные птичьи тела, тщедушные скелеты полевых грызунов, останки, будто оставленные привередливым хищником, не доеденные, еще не истлевшие, припасенные на потом.

Иссохшее озеро, на дне которого жалобно лежали когда-то блестящие, омытые течением ближайшей речки, мелкие камушки и примыкавший к нему обсидианово-черный лес, укрытый толстым слоем пыльной паутины...

— Это — мой мир, — говорит Гелиос, чуть склоняя голову — не в грусти, но в огромнейшем почтении. Мир вокруг словно бы меркнет от его слов, на миг гаснет иллюзорное ночное светило, лишь отдаленно напоминающее луну. В конце концов, мир, сотканный из человеческих мечтаний — это во многом собирательный образ из того, о чем думают и чем дышат люди там, в реальности. — Ты...слышишь его плач?

Ибо он слышал. Слышал, как ветер одиноко ревет в отдаленных горах. Слышал, как в лесах покачиваются на почти истлевших веревках висельники. Слышал, как скребется последнее живое существо — волшебная маленькая бабочка, заплутавшая из мира чьего-то сновидения. И множество было их таких, закрытых черной паутиной, зараженных, страшных. Гелиос не хотел показывать все, лишь часть, но они прорывались. По полю шли, маршируя лишь в одном им известном ритме, тени людей — скелеты, обтянутые бледно-зеленой кожей, с давно потухшим взором. Что вело их вперед? Какой таинственной песни они подчинялись?

Гелиос знал, кто управляет ими. Знал, кому нужно поселить в душах людей мрак и хаос.

Знал, кто кукловод. От кого он сбежал.

— Мир мечты — лишь начало. Все начинается здесь, а закончится уже на всей планете, — продолжал рассказывать Хранитель, на мгновение зависая в воздухе. Крылья рассекали могильный холод, от которого запросто могли пойти мурашки. — И лишь тот, кто не побоится встать на пути у тьмы, сможет остановить это. Потому что...

Он снова опускает голову вниз, стыдливо отводит взгляд, пусть и не до конца понимая, что такое — стыд. Многие из человеческих чувств неведомы ему, миры слишком различны, чтобы уметь понимать всю гамму человеческих эмоций.

В голосе вновь скользит боль.

— Я не смог.

В следующий же миг Гелиос устремляется вниз слишком быстро даже для самого себя, останавливаясь совсем рядом с шагающей к неведомому армией мертвецов. Тени блуждают по полю, словно готовясь к бою. Но им пока не достать — Гелиос и его спутница слишком высоко, чтобы тени смогли как-то навредить им.

— Если мой мир погибнет, это будет реальностью. Тень накроет нашу возлюбленную Землю и мы никогда не выберемся из нее, — произнес сноходец, качая головой. Боль в его золотых глазах застывает расплавленной каплей янтаря, медленно растворяясь в мудрости мира,  в котором он был рожден. Обращаясь к Чибиусе вновь, Гелиос надеется, что она думает так же. Он не ошибся. Он уже отправил ее на эту дорогу — дорогу борьбы. Пусть даже пока она не до конца знает, что ее ждет.  — Я так...не хочу этого.

Опустив подбородок на сцепленные пальцы, Стефан молчал, позволяя Старку высказаться. Он понимал его праведный гнев — Камар-Тадж облажался, сам Стефан, занятый угрозами из других измерений, совершенно упустил из виду тот факт, что угроза может таится на земле. Если вмешиваться в дела героев во время нападения Локи на Нью-Йорк он не мог, то с Вандой было сложнее. О теракте ему сообщили постфактум и оставили разбираться с последствиями. Что ж, надевая мантию верховного, Стрэндж знал, что его ждет.

— Я был в другом измерении, - ровным тоном, без капли раздражения, отвечает Стефан, хоть вопрос и был риторическим. — К моему величайшему сожалению, я не могу быть везде и сразу. Угроза Ванды меркнет на фоне мистических угроз со стороны темных измерений. Я лишь выбираю большее из зол, которому буду противостоять.

С тонких губ мага срывается вздох, он борется с желанием поправить Старка, подкинув еще больше на вентилятор, но рискует сам погрязнуть в собственном же дерьме. “Не тебе говорить о чужих ошибках, Тони Старк.” Мрачно думает Стрэндж, сохраняя невозмутимое выражение лица. Стефан Стрэндж как никто другой мог оценить ценность чужой жизни, но вместе с тем понимал, что ни одно сражение не обходится без жертв. Невозможно построить дом, не срубив ни одно дерево. Печальная, но все же истина.

Веками маги защищали покой людей, оставаясь в тени. Изменять этим традициям Стефан не хотел, считая, что люди не готовы узнать о существовании магии. Одно дело узнать о том, что люди не единственная форма жизни и в бесконечной вселенной есть другие разумные существа и совершенно иное — что все представления о собственном мире построены на лжи, начавшейся тысячами лет назад. Один Соломон со своими демонами чего стоил. Стефан качает головой, не время сейчас думать о давно минувших событиях.

— Левитация, телекинез, контроль разума, - тихо повторяя Стрэндж. Посещая Ванду в тюрьме он узнал о ее способностях, но как выяснилось — не всех. Очень сложно грамотно определить способности не имеющие физического воплощения, такие как телепатию или контроль разума, гипноз. Стефану хватало опыта понять во что может вылиться побег Ванды из тюрьмы и каких масштабов достигнет ее сила. Опасный противник, но полезный союзник.

Стрэндж не спешил отвечать на вопрос, он еще не решил, что будет с ней делать. Если попытки вразумить потерпят провал, то не останется вариантов, кроме как лишить ее магических сил. Подобная процедура может убить мага, но вопросы морали отступали на второй план, когда угроза была крайне высокой.

— На твое сознание она влияла? — чуть прищурившись, спрашивает доктор, проигнорировав вопрос, — это важно потому что, многие колдуны сохраняют связь с теми, кто был подконтролен им. Даже находясь в тысячах миль, они могут подчинить разум в любой момент. Эту сторону способностей Ванды я не могу изучить пока она лишена их в полной мере, а ради эксперимента освобождать ее крайне неразумно.

Стефан собирался сказать что-то еще, но его прервал стук в дверь, а следом в образовавшуюся щель просунулся молодой юноша в желтых одеяниях монаха. Полностью проигнорировав Старка, он учтиво склонился перед верховным магом:

— Мы изучили вопрос камня и готовы предоставить ответ. — Стефан кивнул ему и встав из-за стола в один шаг пересек всю библиотеку, оказавшись возле двери.

— Ничего не трогай, — бросил Старку, перед тем закрыть за спиной дверь, — слушаю.

— Скипетр принадлежал недавнему вторженцу — Локи, с помощью него он контролировал разумы людей, — начал быстро говорить неофит, — сам скипетр лишь безделушка, вся сила внутри камня. Еще во времена зарождения вселенной…

— Да, да, - взмахнув рукой, прервал доктор, — ближе к делу.

— Камень разума, именно так называла его Древняя, - недовольно поджав губы, ответил юноша, — древнейшая и очень мощная реликвия, существующая с начала времен.

Сложив руки на груди, Стефан задумался. Ему не доводилось слышать раньше о существовании артефактов столь древних и столь опасных. Страшно представить на что они способны не в тех руках.

- Что вы намерены делать в Максимофф? — устав ждать, подал голос неофит.

— Я намерен использовать ее, чтобы раскрыть весь потенциал камня. На этом все, можешь идти.

Еще какое то время постояв возле дверей, Стефан все же вернулся в библиотеку. Раскрывать свои намерения Старку он не собирался, ставить эксперименты над людьми было крайне неэтично и его стремления познать камень разума могут неверно истрактовать. Все же доверия со стороны человека к нему не было.

— Необходимо изъять скипетр у к ого бы он не был, — словно сам с собой, сказал Стефан, направляясь к столу, — я не просил ничего не трогать.

Все началось с приглашения. С картонного белого прямоугольника размером с половину ладони, с изящной каллиграфической надписью, состоящей из адреса и фразы, от которой вдоль позвоночника пробежали мурашки. «Мы знаем, кто ты.»

Майкл выбросил картонную карточку в мусорное ведро, собрал вещи и перебрался в другой мотель — снял маленькую комнату на втором этаже над небольшим шумным баром. По вечерам из него доносились звуки джаза, какая-то девушка пела прекрасным голосом. За газовыми занавесками скрывался крошечный, как местная уборная, балкон — а уже с него открывался вид на улицу. Новый Орлеан. Родина жестоких убийств и страшных легенд. Дровосек, перерезавший местных в прошлом веке, жестокие жертвоприношения близ старинного кладбища. И нескончаемый карнавал, на котором с живыми вышагивают и лоа.

Майкл не мог не признать: этот город очаровал его. Заставил поселиться в библиотеке, перечитывая истории об утонченных вампирах и магии вуду, провести часы на кладбище, зарисовывая надгробия и грустных разбитых ангелов с изуродованными от времени лицами.

Приглашение же заставило его испугаться. Особенно, когда вторая такая же карточка появилась на прикроватной тумбочке через пару дней. Словно из ниоткуда — и все тот же белый картон, та же надпись. Только теперь во фразе «мы знаем, кто ты», Лэнгдону померещился смех. Страх на вкус оказался как липкий сироп от кашля, привкус его растекся по языку, проник в глотку. Деться от него было некуда.

Третья карточка выпала из библиотечной книги, когда он снял ее с полки. Потрепанный томик, посвященный оккультным знаниям. Он вздрогнул, подняв картонку, а после решительно спрятал в карман. Поставил книгу на месту…

...и спустя несколько часов оказался здесь.

Старинный особняк на Первой Улице — это удушливый запах магнолий в разросшемся неухоженном саду, это проблеск тронутого ряской пруда меж густых зарослей — где-то сбоку, недалеко от покосившейся с временем веранды. Старое дерево, разбухшие от сырости колонны, поддерживающие крыльцо. Признаки колониального стиля, резные эркеры на окнах. От некогда роскошного цвета стен остался поблекший оттенок лаванды. Только мансардная башенка выделялась зеленью относительно свежей краски.

Ворота оказались не заперты. Похоже было, что еще недавно створки их надежно сцепляла толстая ржавая цепь, но сейчас ее надкушенные останки свисали до земли, и пройти во двор труда не составляло. Майкл вошел.

Он давно заметил: старые дома — хорошие рассказчики. У них есть своя история, которую не терпится рассказать. И едва он ступил на территорию, захваченную заросшим садом, он почувствовал: в этом месте властвовали не только цветы, но и безраздельно правила смерть. В глубине темных окон ему почудились ломкие силуэты, мигнул огонек за шторой мансарды. Вечер лег на крышу особняка подобием одеяла — и душная болотистая прохлада разлилась в воздухе.

Майкл прошел дальше — по старой, занесенной опавшими листьями дорожке, вглубь двора. Туда, где под розоватой сенью цветом блестел пруд. Некогда безупречная каменная чаша поросла кувшинками и ряской, приобретя зеленоватый цвет. Если когда-то здесь и обитало что-то живое, сейчас от него осталась лишь смутная тень. Майкл выпрямился, взглянул на дом… казалось, дом посмотрел в ответ — каждым своим окном, почти радушно скрипнул дверными петлями. На пыльных ступенях веранды покоились лепестки отцветших магнолий.

Прошло, должно быть, не больше получаса, когда ворота скрипнули вновь. За их ржавым протестом послышался звук шагов, и Лэнгдон обернулся. Он не ослышался? Незнакомка приняла его за хозяина?

— Простите, я… не понимаю, о чем вы, — отозвался молодой человек. Он не знал, можно ли назвать путаницу смущающей или лестной — неужели он походил на владельца? Он вытащил из кармана карточку и протянул девушке, — меня тоже… пригласили. Возможно, это чья-то глупая шутка.

Он замер с картонной картой в руке, чувствуя, как неловкость постепенно связывает руки. Голос звучал хрипло, как у человека, редко говорящего с людьми. Усталый вид выдавал бродягу — спутанные светлые волосы, падающие на лицо, свежая щетина на подбородке. Девушка же куда больше походила на местную — на кого-то, кто живет не в скудной гостиничной клетке. Она была красива, более того — в этой красоте мерещилось что-то хищное, и магия под ребрами уже скреблась опасливым зверем.

А в удушливой вечерней тишине раздался протяжный скрип захлопнувшихся ворот.

Наташа очень не любила вспоминать ни о Дрейкове, ни о Красной комнате. И даже мысли о Елене чаще вызывали болезненные эмоции, чем ностальгические. Шесть лет назад она так жаждала перевернуть эту страницу своей жизни, что сбежала, взорвав Дрейкова и Антонию, а вместе с ней будто взорвала и все остальное из тех времен. Казалось, воспоминания о немногом хорошем, могли повлечь за собой и мысли о плохом, которых Наташа тогда просто не выдержала бы.

Четко помнила лишь факты. Дрейков мертв. Красной комнаты больше нет. Антония — вынужденная жертва, с чьим убийством на совести ей теперь предстоит жить до самой смерти, никогда не забывая о цене, заплаченной за свою свободу. Но это были именно факты. Факты, лишенные эмоций. А ото всего остального Наташа на несколько лет отгородилась плотной стеной.

Спустя какое-то время стало проще. И даже слова Мелины о том, что боль делает сильнее, стали восприниматься иначе. Не физическая. Душевная. Пока ты способен ее чувствовать, ты все еще человек. И Наташа чувствовала. Но все равно старалась лишний раз не вспоминать.

Разговор со Старком разбередил старое. Вернее, изначально только зацепил по верхам. Разбередила на сама, когда стала рассказывать. И отмахнуться от этих воспоминаний было не так просто, как Наташе хотелось бы. Прошлое казалось осязаемым и настоящим, каким не ощущалось уже очень давно, а собственные эмоции, связанные с прошлым, усиливались переживаниями за Тони. Она прониклась. Слишком, наверное, прониклась. И была слишком настоящей в те минуты разговора. Но Наташа не сожалела. Как бы ни было больно и горько, а это доказывало, что она еще не утратила этой способности, быть собой, чувствовать боль, а не только быть кем-то для какой-то цели. Со Старком цель, правда, тоже была, но все равно это была цель иного порядка.

...После больницы Наташа заскочила на съемную квартиру, снятое на очередное поддельное имя, прихватила свои немногочисленнные вещи оттуда и вселилась в Башню. На самом деле, она не была так уж уверена в правильности этого решения. Предложение исходило от Пеппер, а не от Тони. А последствия разговора с последним были непредсказуемы. Но ей нужно было поговорить со Стивом, который жил в Башне, а потому проще всего обнаруживался там, да и общество Старковых Пятнистых Проектов представлялось куда более приятной альтернативой одиночеству пустой квартиры. В конце концов, съехать она всегда успеет.

Закинула вещи, осмотрелась, подружилась с одним из котят — если бы она еще помнила, который из них Гензель, а который — Гретель, вышла за пиццей и пивом. Проветрилась немного, успокоилась до состояния, когда уже не хотелось плакать где-то в углу, а хотелось лишь чего-то вкусного, старый добрый сериал и котенка под бок. Что, собственно, Наташа и осуществила, когда вернулась, приняла душ и переоделась в то, что не успело пропахнуть больницей.

Стук в дверь вырвал ее из состояния полудремы под вторую серию первого сезона "Шерлока" и урчание свернувшегося рядом котенка. И вовремя, надо сказать, вырвал, потому что полудрема начала переходить в более глубокий сон, с которым приблизились и сны. И возникший перед глазами Дрейков на мгновение показала очень живым. Но глубоко уснуть и полюбоваться на бывшего хозяина во всей красе Наташа не успела — проснулась. Рука автоматически потянулась к пистолету под подушкой — и тут же расслабилась. Башня. Ноутбук. Котенок. Никто не нападает. Славно. Только кому-то чего-то надо. И вариантов было немного — либо Стив, либо Пеппер.

— Умеешь ты делать комплименты, Роджерс, — усмехнулась она, когда Стив вместо приветствия оценил ее вид.

Честность, впрочем, оценила. Как и завуалированное беспокойство. Она не очень хорошо помнила, насколько хорошо держала лицо, когда столкнулась с ним в коридоре больницы, уже уходя. С Пеппер держала точно. В коридоре, когда думала, что ее никто не видит, возможно, что и нет.

— Старк ужасно утомительный пациент, — с усталой улыбкой добавила она в качестве объяснения. — То ему мороженое с соленой карамелью принеси, то катетер достань, то правильную рыжую женщину вынь да положь. Больше я с ним не останусь.

Она распахнула дверь шире, в знак приглашения, и кивнула на бутылки с пивом на тумбочке и коробки с пиццей на кровати.

— Присоединишься?

Все, что угодно: от очередного исчадия Ада до близнеца Таноса. Ванда была готова ко встрече с кем угодно, кроме собственного близнеца. Не той жалкой копией из Вествью — тенью воспоминаний. С ее настоящим братом. Пьетро в мгновение оказался рядом, и Максимофф увидела его взгляд. Алая энергия уже окутала ладони, кончики пальцев искрили, но Ванда не могла пошевелиться. Она не боялась. Теперь страхов не осталась, только боль; именно боль парализовала так крепко, что лишила воли.

Сколько прошло времени?

Доля секунды чтобы собраться, и Ведьма взмахнула руками, отшвыривая незваного гостя прочь, на снег к деревьям. Сугробы немело такие глубокие, что мужчина исчез в поднятом столбе белых хлопьев и наледи. Теперь ее не обмануть: Ванда мыслила ясно, как никогда, она прекрасно понимала, что не насадила подделку на острые сучья, потому что не смогла бы снова вынести вида крови на теле брата. Где-то рядом Агата? Зеленоватые глаза покраснели, позволяя Ведьме осмотреть лес. По следу самозванца тянулся фиолетовый шлейф — вот и ответ на все вопросы. Но как соседка смогла выбраться из персонального кошмара?

— Второй раз у тебя не получится.

Соперница точно знала, куда бить, точно знала, что у Ванды рука не поднимется на родного человека. И, вместо того чтобы уничтожить гостя одним движением, Алая Ведьма закрыла свой дом куполом. Никто не должен ее беспокоить, никто не будет этого делать. Девушка пожалела, что не успела дойти до глав о предвидении будущего.

— Жао ми је, — обратилась Ванда к брату на родном языке, — и отићи.

Он не послушает, у него нет воли. Максимофф сжала кулаки и непрерывно следила за местом, куда отбросила самозванца. Он быстрый, но барьер помешает приблизиться, а видения хватит, чтобы проследить за чужой магией. Ванда хотела продолжить говорить, пускай и в пустоту. Все это — представление, она лишь наблюдает за ожившим прошлым. Пьетро умер. Он не дышал, не отзывался и не чувствовался. Сосредоточившись на защите, Ведьма забыла про чувства сейчас, только они не нужны на войне, в изгнании, в ее положении. Холодный расчет и инстинкт самосохранения. Ванда никогда так не умела.

Минуту назад ее близнец стоял рядом, протяни руку — почувствуешь тепло. Он, наверное, замерз. Они могли бы... Максимофф тряхнула распущенными волосами и опустила голову. Вместе с болью из глубины ее души поднималась и злоба, вновь открытая пустота не только затягивала, но и отдавала. Натуральный обмен.

— Агата, — голос раскатился по всей долине, от мощной волны осыпались снежные шапки с макушек елей. — В этот раз я тебя убью.

Смерть необратима. Ванда пообещала себе не прибегать к ее услугам. Пообещала, когда не знала, насколько сильно захватывает тоска по близким; захватывает снова. Ведьма ослабила барьер до легкой дымки. Пускай самозванец пытается, ведь она может читать его мысли, может читать мысли того, кто им управляет. Каждой марионетке нужен кукловод, и Ванда до него доберется, наступив на горло всему человеческому, что в ней осталось, острым каблуком. Алую Ведьму считают монстром? Слухи надо подтверждать.

Боюсь задохнуться в грусти. Порой ее так много, что я теряю контроль над собой. В голове шум, в глазах темнеет, кровь закипает. Сильные люди – те, кто распахивает дверь перед грустью со словами «добро пожаловать». Ведь и радость, и грусть – частые гостьи повседневности, ни одну из них нельзя обделять вниманием…
Эльчин Сафарли.  ...нет воспоминаний без тебя

Милый Мамору! Сейчас осень, немного грустное время года. И начался учебный год. Старшие классы…. Рей говорит, что ей не верится до сих пор, что я смогла сдать экзамены и поступить. Да и мне самой, наверное, не верится. Сегодня за окном льёт дождь. Крупные капли сейчас барабанят по моей крыше. Кажется, что он сегодня уже не прекратится. А ещё неугомонный ветер старательно пытается оставить растущее под моим окном дерево вишни совсем без листвы. По небу бегут тяжёлые свинцовые тучи, не оставляя никаких надежд на солнце. Мне кажется, что это ты забрал солнце с собой. Такая же серое пятно из непроглядной тьмы сейчас на моей душе. Кажется, что места надежде совсем не осталось.
Девушка откладывает ручку и пристально смотрит в окно.
— Ничего не видно... сплошная пелена дождя и тумана, — она протяжно вздыхает и возвращается за письменный стол.
Мне одиноко, Мамору! Девочки пытаются отвлечь меня. Но я не могу позволить им вновь быть обременёнными моими проблемами. У них хватает забот. Да, я знаю. У них есть миссия – защищать меня. Ноу них должна быть и своя жизнь. У них тоже есть свои мечты и желания. И они должны исполняться. Я не хочу быть эгоистичной, но мне так хочется, чтобы ты вернулся и был рядом. Не хочу с тобой расставаться! Чибиуса тоже уже вернулась в свое время. Всё верно. Там её дом. Она должна быть рядом с теми, кого она любит, и кто любит её. Она не может выбирать.
Я все понимаю, но на душе у меня так тяжело, а на сердце тоска и глубокая печаль. Такое ощущение, что внутри все распадается на части. Я стараюсь подавлять эти негативные эмоции, прячу их за улыбкой, чтобы не огорчать подруг. Они всегда мне говорят, что моя улыбка придаёт им сил и надежду. А моей силой всегда был ты, Мамору! Ты всегда мне придавал уверенности. Я знала, что пока ты рядом, я способна взять на себя ответственность и спасти Землю и всех жителей.
Но как мне обрести уверенность сейчас, когда рядом нет тебя? Я не слышу твой голос, не вижу твоего задумчивого взгляда, не ощущаю тепла твоих прикосновений.
А какая у тебя сейчас погода? Может ты согреваешься горячим какао, а может пьёшь холодный лимонад?
Да, я должно быть ужасная девушка. Бездушная эгоцентристка, думающая лишь о себе и своём  комфорте. Я так хотела бы отправить тебе это письмо, но я не стану. Я хочу перестать быть маленькой капризной девочкой. Я должна повзрослеть!
Усаги осторожно складывает письмо пополам и прячет его в нишу. Деревянная пословица чуть отходит, и там очень удобно прятать свои маленькие тайны, которые ты не можешь позволить себе рассказывать.
Так тихо… оглушающая тишина. Родители ушли на концерт в школу Шинго, а я придумала предлог и осталась дома. Думала, что в тишине мне станет чуть легче, но, кажется, что на меня давят сами стены.
Хочется сбежать! Бежать-бежать! Как можно дальше! Не оглядываясь!
Цукино накидает плащ и, захватив зонт, выбегает на улицу. Она выставляет ладонь вперёд, чувствуя на коже прохладную влагу. Как приятно пахнет! В воздухе чувствуется запах мяты. Какая свежесть! Девушка пытается улыбнуться, машинально дотронувшись до броши, чтобы ощутить тёплую магию лунного кристалла.
Все напоминает мне о нем, куда бы я не шла! Я хочу улыбнуться, но на глаза так и наворачиваются слёзы. Нельзя. Нужно сдержаться. Нельзя позволить себе быть слабой! Мамору бы не хотел этого.
Воительница делает шаг, после ещё один, пытается преодолеть себя и упрямо идёт по знакомой дороге.
Она останавливается у большого эркерного окна под неоновой вывеской. В окне светловолосая видит счастливые улыбающиеся лица. Крепкая любящая семья – родители держатся за руки, а дети весело о чем-то спорят и едят мороженое. Они смеются.
— Странно, но губы сами растягиваются в искреннюю улыбку.
Внезапно Усаги ощущает порыв ветра за спиной и такой знакомый аромат розовых лепестков.
Она не могла не узнать его. Она сможет различить его из тысячи запахов.
Мичиру...
Нельзя, чтобы она узнала о моем настроении. Это было бы неправильно. И жестоко.
Но слова сами вырвались. Как будто больше душа не могла держать это в себе.
— Скажи, Мичиру, а так может быть… это возможно. Хочется верить, что да. Можно ли любить кого-то так сильно, что даже тысячи миль не в состоянии повлиять на чувства? Расстояние только сделает эту связь крепче, а чувства – острее?
Мичиру может дать хороший совет. К тому же я больше не могу держать все в себе. Но я верю, она сохранит мой секрет. И мне не придётся даже просить об этом. Она все прочтёт по моему взгляду. Её натура очень чувствительная и деликатная.

«Я выезжаю» — написала Фелисити. Циско знал, что раз она сказала, значит, сделает. Приедет. Стало неловко – сдернул подругу своими проблемами. Проблемы ли это? Вся команда билась над поимкой Цикады, но ничего не получалось. Просто гроза мета-людей... Обычно меты воспринимались преступниками – мало кто вдавался в подробности. Хотя было одно исключение из правил... Эффектное алое исключение. Но в основном... И вот все поменялось.
Циско хоть и  имел отношение к преступности только в том смысле, что его «просили» об услугах – не очень-то и вежливо, даже скорее крайне невежливо и ультимативно, так что деваться было некуда, но ему было хуже остальных. Не потому что болели раны на руках, а потому, что его чуть не убили. Действительно чуть не убили. И пока мир должен считать так. Сколько людей, кроме команды Флэша, знают, что Циско и Вайб – это один и тот же человек? Кто может увидеть в самом обычном парне супергероя? В том, кто живет в соседней квартире? Кто покупает кофе в «Джиттерс»? Людям не приходят в голову подобные вещи, и это странно. Наверное...
На всякий случай дома тоже лучше не появляться. Перекантоваться у родителей? Опять выслушивая разговоры на тему «что ты нашел в этой физике» и «откуда ты только такой, совсем на нас не похож». Не очень-то хотелось. Но это был один из лучших вариантов.
Циско отпил кофе, задумался – а собирать-то и нечего. Не навсегда же все это. А если здесь оставаться, то вообще все есть, хоть обживись. И так почти уже.
— А что, приютила бы одинокого путника? – вырвалось как-то само. – Какие могут быть проблемы с жильем, когда здесь все есть? Харри не жаловался.
Циско не Харри. Ему будет не хватать очень многого. Привычной обстановки, всех фанатских штук, которые наполняют его квартиру, ощущения своего дома... Хотя как посмотреть. Главное – жив остался. А все остальное... Здесь можно устроить все то же самое. И правда, хоть обживись. Барри не будет против. Еще бы он был против! Сам когда-то у него жил, и вот...
— Случилось? – Циско молча показывает Фелисити газету с заголовком «Мир без Вайба». – Вот что случилось. Я вроде как умер. И вроде как нет. Прям призрак какой-то, — Циско шутит, но на душе тревожно. Еще бы! – Я тут осколки кинжала изучал...
Осколки, которые Кейтлин вынула из ран и вручила как «сувенир». Которые обладали странным свойством – удалять темную материю. Это наводило на определенные мысли...
— Иногда я думаю, что не было бы этих сил, не случилось бы вот этого, — Циско берет газету, хлопает ей по столу, вскакивает. Умирать, пусть и понарошку, страшно. И только после длинной, тяжелой паузы продолжает: — Я слишком привык к Вайбу. Настолько, что забыл, кто такой Циско. Это неправильно, это никуда не годится! Хреновый какой-то баланс Силы, — он снова грустно шутит. – В общем, я запутался.

День на Кибертроне протекал вяло, несмотря на череду активных сражений, коими заполнился каждый нанотакт и каждый астроцикл. Бывшему архивариусу казалось, что он ничем не отличается от бесконечной цепочки предыдущих, однако, когда он был готов впасть в то, что много миллионов лет спустя люди назовут депрессией, автобот вспоминал о том, сколько искр его братьев и сестер угасли рано и безвозвратно в этой жестокой войне, и ему становилось немного легче, и, в то же время, печальнее и больнее, словно на нем одном лежала вина за конфронтацию и смерть друзей и товарищей. Впрочем, в этой ситуации следовало пожалеть Зету Прайма — вот уж кому тяжелее всех, ведь лидеру приходилось отвечать не только за себя и даже не за свой отряд, а за целые поколения трансформеров, носящих красно-белую инсигнию. Наверное, Оптимус не смог бы даже представить себе, как бы справлялся с подобной ношей и должностью.

и все же, многие прочили ему место лидера. Хотя бы потому, что бывший Орион происходил из древнего рода Праймов, из которого зачастую и выходили предводители автоботов с историческими и легендарными именами, коих на Кибертроне сменилось уже тринадцать. Оптимус не знал, скольким из его "родственников" удалось выжить в этом нескончаемом пекле залпов и оглушительных выстрелов орудий, но он искренне надеялся на то, что найдется хоть кто-то, кто сможет продолжить дело Праймов в будущем.

Впрочем, думать о будущем было и рано, и, по сути, некогда — кибетронец патрулировал Иакон, несколько астроциклов назад разделив эту работу с Рэтчетом — медиком с большой искрой, но с достаточно жестким и, порой, беспринципным характером, позволяющий ему прикрываться своей должностью и ставить на места наиболее дерзких товарищей. Товарищи намеревались обойти Иакон за тридцать циклов и встретиться в условленном месте. Конечно, бывший архивариус даже не рассчитывал на то, что будет легко, однако, десантного корабля десептиконов, угрожающе зависшего над руинами некогда прекрасного города автоботов уж точно не мог предсказать. И этот факт ситуацию легче не делал. Именно поэтому пришлось отойти от плана и направиться к кораблю, в котором нужно было уничтожить большое количеств врагов.

Нужно уничтожить... И когда он, Оптимус, стал таким жестоким? Не он такой, а жизнь такая? Просто потому, что десептиконы унесут еще больше невинных жизней. Из окружения бывшего Ориона было мало истинных вояк, многие, также, как и он, вынуждены были взяться за оружие просто потому, что больше было некому — слабохарактерные или законченные пацифисты пали в войне в первых рядах, а те, кто остались в живых, находились в тылу, где их навыки были более полезны, например, Персептор.

Мощные заряды энергона, выпущенные из пушки на спине, разорвали корабль на несколько кусков, а в виднеющемся в зияющих рваных ранах обшивки автобот увидел впереди маленькую желто-черную фигуру, окруженную со всех сторон десептиконами. На счету каждый нанотакт, если Оптимус опоздает, то Кибертрон потеряет еще одного автобота.

Последний из рода Праймов вылетел через дыру, трансформировался прямо в полете. Секира сверкнула энергоновым лезвием — и оба противника упали на землю уже осколками металла. Оптимус протянул незнакомцу руку, помогая ему подняться. Кибертронцу оставалось только удивляться ловкости и способностям желто-черного собрата, который до последнего противостоял численному перевесу противников в одиночку.

— Ты искусный боец. Но одному здесь лучше не оставаться. Для автоботов в Иаконе уже небезопасно.

Тем временем к их компании присоединился опоздавший Рэтчет, которому, после того, как маленький автобот представился, бывший Орион поручил вылечить Бамлбли. И уже тогда Оптимус заметил искорку бунтарства и не подчинения стандартам, которые проявил его новый друг. Которому был нужен... он?

— Меня зовут Оптимус.

Он видел удивление на фейсплейте Бамблби, однако, несколькими мгновениями позже, он и сам впал в шоковое состояние. Массивные руки обхватили предплечья, а голос стал жестким и злым.

— Мегатрон...

Рэтчет перехватил разговор, пока Оптимус пытался прийти в себя. Ему просто не верилось, что Зета мог так бесславно погибнуть — для бывшего архивариуса лидер был чем-то несокрушимым. Чувствуя, как сжимающиеся в кулаки пальцы скрежещут о металл, Оптимус выпрямился.

— Нам надо перегруппироваться. Поблизости есть командный центр.

В голове налетали друг на друга мысли. Что делать? Кто теперь поведет автоботов теперь, когда у них нет предводителя? И как сказать ужасную весть возникшей голограмме Джетфайра?

Оптимус резко почувствовал себя одиноким. Да, Зета помогал ему раздавать указания, а автоботам был нужен пусть временный, но командир. Именно поэтому кибертронец принял свое первое сложное решение.

— Пока я принял временное командование. Сообщи об этом своим бойцам. Идемте, автоботы.

Последнее относилось к Рэтчету и Бамблби. Медик пожал плечами, а вот в фигуре и лице Бамблби промелькнула какая-то тень. Но у Оптимуса не было времени, чтобы выяснить всеб подробно.

— Нам нужно добраться до Декагона и восстановить систему связи. Автоботы, поехали!

И, трансформировавшись, первым выехал на разрушенную дорогу.

Лафайетт был идеальным местом, чтобы отвлечь разум и забыть о жажде убийств — безграничной, как казалось Элайдже, и унять которую едва ли удалось за два десятилетия.
С очередной совершенно ребяческой попытки Никлауса привлечь к себе внимание, вылившуюся в многочисленные дуэли за пределами плантации.
С мгновения, когда была убита Селест. Его прекрасная, одарённая Селест, чьей виной было только то, что она родилась ведьмой — и что он сам посмел обратить на неё внимание. Знал ведь, до каких высот временами доходит ревность брата, и на что он способен пойти.

Сентиментальный дурак.
Люди не меняются.
Первородные — не меняются тем паче.
Древняя, изначальная семья, остающаяся вместе скорее вопреки самим себе же, чем из-за неистового желания не расставаться. И незыблемое всегда и навеки из старой клятвы испуганных детей, обещающих поддержку и плечо, давно превратилась в проклятие, конец которому был уготован либо в ярости отца, либо в алчности брата.

От первого можно было бежать. Вечно — если придётся, как приходилось тысячу лет до того, скрываясь в живописных городках Европы и нередко называясь чужими именами. Новый же свет обещал новое начало для них, как и для их родителей века назад. Сколько уже герб Майклсонов украшал стены Нового Орлеана?..
Сколько они продолжали зубами выгрызать каждую секунду времени, что удавалось прожить, не оглядываясь через плечо и не ожидая предательского удара кола из белого дуба?..

И стоило ли оно того, демоны их всех дери.
Даже не вопрос — усталое утверждение, раз за разом срывающееся с губ бессмертного существа. Обязательно — в тишине, обязательно — пока охваченный очередным безумием Никлаус умчался в ночь, а прочие сиблинги слишком заняты собой, чтобы обращать внимание.
Хотя, кого он обманывает?
Финн был мёртвым грузом чуть более восьми сотен лет, Кол только на мгновение получил передышку от кинжала в груди несколько десятилетий назад, а Ребекка... Ребекка.

Горький смешок удается подавить неимоверным усилием воли.

Их невероятная сестра, единственная, кто сколько-то стремилась к простоте человеческой жизни, вновь лежала в вычурном гробу лишь потому, что её сердце по-прежнему оставалось настолько же нежным, как и в дни до их обращения.
Под слоями из сарказма и жестокости, которыми каждый из них окружил себя за долгую, слишком долгую жизнь, Ребекка всё так же во многом оставалась той храброй, чудной девочкой, которая не страшилась гнева отца и раз за разом сбегала с уроков матери.
Стоило только знать, что искать в её вызывающем взгляде.

Элайджа знал.
Как и Никлаус.
А для их брата, собственнические наклонности которого порой слишком выходили за границы, не было предательства хуже, чем простая возможность, что его семья может поставить что-то — кого-то, — выше него. Смерть Селест стала очередным, крайне болезненным, уроком; бесчинства Кола, пусть длящиеся всего ничего, были только подтверждением.
Сухое обещание, данное юному Марселусу, оказалось подписано кинжалом в груди их сестры. И, вместе с тем, добавило далеко не последнюю — а Элайджа достаточно хорошо себя знал, — каплю в бездонную чашу терпения.

Всегда и навеки было их проклятием.
За которое он продолжал отчаянно цепляться.

Потому что где-то там, под напускным безразличием, в Ребекке по-прежнему бился огонёк, жаждущий свободы и любви.
Потому что никакие кровавые бани, устраиваемые Никлаусом во имя... чего-то, что на этот раз затуманило его мысли, не позволяли забыть мальчишку, с затаённым восторгом таскающего старшему брату краски.
И ведь... стоило отпустить это наваждение. Боги свидетели, сами брат с сестрой давно отпустили, а Никлаус и вовсе не вспоминал их человеческую жизнь без презрения.

Элайджа, пожалуй, оставался сентиментальным дураком.
С целью.
Последнее могло бы быть оружием опаснее, чем когда-либо снилось Майклу, не продолжай Ник без устали испытывать терпение старшего, не провоцируй он очередным кинжалом и вычурной именованной коробкой в подвале.
Иначе слишком просто было закрыть глаза на чужой страх остаться в одиночестве, позволяя гневу и горькой безысходности завладеть собой. Заставить поверить брата в небольшую отлучку по делам, в то время, как на корабле до Австралии уже было выкуплено место с его именем. Несколько океанов и совсем другой континент были бы подходящим расстоянием, надежно укрывающим от отца и Никлауса.

И это были... хорошие мечты.
Сотворенные разумом в моменты слабости.
В конце концов, те три гроба из подвала были самым надежным якорем старшего Майклсона. Особенно во времена, когда он был готов отставить в сторону обещание всегда спасать брата от него самого.
Когда Ребекка в очередной раз была "наказана" за то, что посмела отдать кому-то свое сердце.
Когда крохотный, эфемерный шанс на счастье оказывался безжалостно раздавлен яростью Клауса.

Элайджа позволял себе ненавидеть. Недолго. Запирая собственные чувства подальше, вновь и вновь надевая маску разумного, благородного брата, всегда знающего, как отвернуть гнев младшего от его цели, он раз за разом повторял слова древней клятвы и заставлял себя верить в её святость.

Не сейчас, впрочем.

Могила Селест всё ещё слишком ясно была отпечатана в памяти, а в резиденции Майклсонов давно не было слышно задорного смеха Ребекки. Тишина была очередным напоминанием о более мрачной правде, от которой сейчас вампир решил убраться подальше.
Относительно.
Лафайетт по-прежнему был всего лишь в паре часов езды от Нового Орлеана, а местный ковен требовал гарантий, что гонения на ведьм, прокатившиеся через города двадцать лет назад, больше не повторятся.
Элайджа слышал в броских словах страх и отчаяние, которыми наверняка была охвачена Селест в последние минуты своей жизни. Сухо бросить Клаусу, что он разберется с этой проблемой, не стоило совершенно ничего.

Союз с ведьмами мог оказаться полезным в будущем.
Первородному же была необходима передышка от собственной семьи.
То, что местный лорд давал бал, распорядившись о приглашении для недавно прибывшего в город Майклсона, было всего лишь дополнительным бонусом. Впрочем, он тихой улыбки вампир не удержался: иронию благотворительности, которой Никлаус всегда считал многочисленные альянсы, в которых его семья обязательно получала все преимущества, не оценить он не мог.

Глава ковена беспокоится о будущем для своих людей, не понаслышке зная, что значит попасть под прицел гнева испуганных горожан? Элайджа позаботится об этом. Желательно, за бокалом вина, на которое был так щедр хозяин вечера, не видящий в госте никого более, чем влиятельного плантатора и одного из городских богачей.
С такими, как он, стоит знаться.
И дела стоит решать тоже с такими, как он: хаотичная натура Никлауса была известна далеко за пределами Нового Орлеана, а Ребекку слишком многие считали слишком ветренной, чтобы говорить о чем-то материальном. Разумеется, глупцы скоро узнавали всю глубину своих заблуждений, пока вампирша брезгливо стирала капли крови с ворота платья.

На мгновение Элайджа искренне захотелось, чтобы сестра была рядом сейчас. Ей бы наверняка не понравился хозяин вечера — в отличие от его лакея, учтивого юноши у самого входа, украдкой бросающего на своего господина недовольные взгляды. Что может быть поэтичнее, чем две потерянные души, нашедшие друг друга за совместной нелюбовью к кому-то?..

Нет, определённо он найдёт способ избавить Ребекку от кинжала; ребяческий уговор Никлауса и Марселусом может катиться в ад. Она заслуживает того, чтобы наслаждаться роскошным вечером, вниманием десятков кавалеров, рассыпающихся в комплиментах, и — как ему хотелось бы верить, — его компанией.
Заметка на будущее.
Сейчас же следовало заключить небольшой уговор с главой ковена, возможно — поговорить с некоторыми аристократами, всегда готовыми расширить свои владения. Никто не исключал необходимость тактического внушения; благо, знакомые нотки вербены не скрашивали запах гостей.

Элайджа скупо улыбается, позволяя вечеру и собеседникам вести себя. Его план успел оправдать себя: за десятком и другим обсуждений возможных новых торговых путей, и проверкой слухов о бессмертных охотниках на вампиров из Старого Света, о выходках брата практически получается не думать.
С трудом, но этот Майклсон всегда был слишком упрямым.
По крайней мере, он почти что позволяет себе поверить, что еще одна ночь в Лафайетте будет приятным дополнением в копилку его личного спокойствия, пока в толпе танцующих взгляд не натыкается на знакомые карие глаза.

Катерина.
Разумеется.

Эта женщина не умела появлятся на горизонте, когда всё шло относительно хорошо. Небольшое же стихийное бедствие манило её, словно мотылька на огонёк, что бы там она не говорила о собственном инстинкте выживания.
Та, кто пятьсот лет жила под дерзким "Кэтрин", дышала и не могла надышаться опасностью и адреналином в собственной крови. Черту эту, безусловно, ей привил Никлаус, заставив научиться любить то подобие жизни, которым обернулось постоянное бегство.

Что, по-своему, тоже было крайне иронично для того, кто продолжал видеть лицо отца в каждом мало-мальски похожем на него незнакомце. Но история циклична, и былым опытам было свойственно повторяться — как бы не жалел Элайджа ту милую девушку, едва прибывшую из Болгарии, но уже оказавшейся замешаной в интригах и проклятиях древнее, чем сам мир.

Знай Клаус, что она была здесь, всего в нескольких часах езды...

Вампир задумчиво склонил голову к плечу, оставляя бокал на услужливо подставленном слугой подносе.
Вряд ли Катерина была настолько опрометчивой, чтобы громко заявлять о своем присутствии на балу. Тщеславной и горделивой, требующей быть в центре внимания — но никак не опрометчивой. Майклсон был готов поклясться, что видел мелькнувший во встречном взгляде девушки страх, только подтверждающий его догадки.

Она прибыла на бал, понятия не имея о списке гостей; но и Никлаус не был осведомлён о её присутствии, иначе стоило ожидать небольшую кавалерию у самых ворот, ожидающую приказов.

Элайджа никогда бы не назвал себя злопамятным, требующим скорого отмщения за всё то, через что приходилось переступать по воле брата, но эта ситуация... ею он собирался насладиться. Простого знания, что младший в который раз упустит шанс добраться до вертихвостки, избежавшей ритуала четыреста лет назад, хватало с головой.
А ещё — избавляло от чувства вины, иррационального, но неизменно оставляющего свою ложку дёгтя.
Не в этот раз.

Следовать за девушкой не так сложно, как ей хотелось бы: толпа сама расступалась, пропуская её вперёд, совсем не скрывая от лишних глаз. Знала ли она, что всегда привлекает внимание, куда бы не пошла? Знала наверняка, не учитывая, что сейчас это могло стоить ей проблем.
И ведь стоило бы, не реши Никлаус, что взревновать своего протеже к брату — хорошая идея. Не устрой он вакханалию из-за этого. Небольшой ответный урок в качестве взаимного братского понимания не помешал бы.

Обойти танцующих, не спуская с брюнетки глаз, ничего не стоит. Как и легко улыбнуться одними уголками губ, наконец завладев и её безраздельным вниманием, зная, что вновь сомкнувшийся барьер из людей не даст ей сбежать вновь.
Если, конечно, она не решит этот вопрос кровью, что обязано было вылиться в одну большую неприятность в лице торжествующего Клауса.

"Ты же умная девочка?"

— Здравствуй, Катерина, - её имя знакомым рокотом перекатывается на языке, всё так же отказываясь звучать выбранным ею псевдонимом. Кэтрин Пирс была результатом мании его брата; Катерина Петрова же была... кем-то иным. Отголоском времени, когда надежду на искупление было не так просто пошатнуть.

Скрипки затянули первые ноты вальса, и толпа вокруг вновь пришла в движение. Элайджа властным жестом перехватил ладонь девушки своей, слегка потянув на себя:
— Я надеюсь, ты не откажешь мне в этом танце? - он вновь улыбнулся, зная, что улыбка глаз не коснулась. Сколь бы соблазнительной не была мысль добавить в голос немного угрозы, но... нет. Не с ней. И не сейчас: угроз на этот вечер ему и без того хватило. — Что ты внушила несчастным хозяевам, что тебя пригласили в дом?