Как же легко и просто говорить, что все будет хорошо, но так ли это? Маленькое путешествие в Новый Орлеан показало, что Хоуп даже и не подозревала, что о ней будут думать… Будут искать и зачем только я ввязалась во всю эту неразбериху? Попав в прошлое, которое не такое… Испугавшись и понять, что дороги обратно не будет? Изменить что-то? Или же? А черт только и знает…
  «Охх, Лиззи, какая-же у тебя каша в голове!»
Прервав себя на раздумьях, я все же решила, что хватит страдать и искать способы вернуться обратно. Чем здесь плохо? Да, все кажется… все здесь кажется, каким-то несовременным и устаревшим, но ведь Хоуп как-то освоилась здесь. Может и мне стоит позабыть о том, чтобы не говорить, кто я такая? Хотя, кому рассказать, что я из будущего? Машина, врачи в белых халатах и комната с препаратами мне обеспечена.
  На самом деле, хотелось ворваться к маме, к отцу и их друзьям, устроить мозговой штурм и просто потом дальше огребать, и расхлебывать последствия… Но, как скажет моя сестренка, что нельзя так и нужно сидеть тихо. Но, к черту Джоззи, ее здесь нет. Здесь только я. 
  Темнело, становилось слишком холодно и безлюдно, становилось грустно и еще больше депрессия сжимала и загоняла в самоедство самой себя. Хотелось магии и интересных, душе-захватывающих и опасных приключений. Хотелось чего-то, что сможет сдвинуть с места грустную запятую в моей судьбе и продолжить рассказ. А пока – только грусть и тоска.
  Добравшись до бара, я сжимаю артефакт, из которого недавно выкачивала магию. Чувствую, как магия наполняет меня и хочется даже улыбаться. Хочется чего-то, но пока что даже не могла придумать чего. Зайдя в многолюдный бар, сев за барную стойку и заказав кровавую Мэри, я даже удивилась, что не поинтересовались о документах. А ведь липовые права я уже успела раздобыть в Новом Орлеане, может быть, еще пригодятся сегодня?
  Пока делали коктейль, я осмотрелась. Немного накатил страх и паника, когда увидела Деймона Сальваторе. Помнится, в эти времена он любил отключать свою человечность? Взяв свой коктейль и переместившись на свободные диванчики, я начала немного грызть трубочку, толи от волнения, толи от того, что могу сейчас что-то ляпнуть. А ведь недавно сама хотела найти кого-то из своего времени и рассказать все, а сейчас? Сейчас в голове полная неразбериха, как и в прочем с самого момента появления в этом времени.
  Выпив почти сразу же коктейль, захотелось повторить или же просто я решила напиться? Поставив пустой бокал на маленький столик, взглядом словила еще двух вампиров, возможно, продолжение будет интересное. Ведь магии хочется и устроить что-то непонятное. Тихо жить я никогда не умела. Перекинув ногу на ногу, я не долго думая, прошлась обратно до барной стойки, где и сидел как раз Сальваторе. Заказав коктейль, я стала наблюдать за парой. Они были вампирами, ведьма или же будь гибрид ведьмы, как я – сразу поняли бы это. Интересно, а где в этом времени сейчас Кай? С дядюшкой, который пытался меня, да и не только меня, а весь мой клан – будет интересно.
  Сделав еще глоток коктейля, я все же решила, что хватит молчать и нужно с кем-то заговорить… С двумя вампирами или с Сальваторе?
  — Деймон Сальваторе, — не долго думая, я все же обратилась к вампиру.
  – Как дела? Как Елена? – Да, гениально, мы же не знакомы в этом времени. Хотя, какая разница? Пусть дальше будет так… как идет…
  «Ну, что? Будь, что будет?»

«Что со мной не так?», вопрос, которым задаётся каждый хотя бы раз в жизни. И он слишком часто преследует меня в последний год, особенно ха эту неделю. С той самой минуты, как перестало биться сердце ещё одного члена семьи Гилберт. Моё сердце. Седьмой день с моего превращения подходит к концу, седьмой день подряд меня тошнит от одного запаха и, тем более, вида животной или донорской крови. Текущая по чьим-то венам, такая свежая и тёплая — только эту кровь не отторгает мой организм. Но почему? Стефан с Деймоном не смогли понять. Они говорят, что ещё никогда не встречали вампира, что не смог бы пить донорскую кровь.

Так и что же со мной не так?

Этим днём мы приехали в колледж Уитмора с Деймоном и Бонни в поисках совершенно других ответов, но эта поездка, в глазах более опытного и контролирующего свою жажду вампира, оказалась неплохим шансом потренироваться, научить меня пить понемногу, обойтись без лишних жертв и смертей. Почти что уверена, что каждый шепчется за моей спиной: как же Елена переживёт, если сорвётся, вина за чью-то смерть захлестнёт её с головой, она не сможет жить дальше, омыв свои руки чьей-то кровью. И они правы. Не смогу. Но если даже Деймон смог измениться, смог заслужить доверие родного брата, моё, наших друзей, перестал кусать и убивать наших одноклассников, у меня тоже должен быть шанс. Шанс справиться с этой новой непрошенной жизнью и обрести над ней контроль.

Переступаю порог одного из кампусов колледжа ближе к полуночи. Когда веселье в «Доме-убийце» в самом разгаре. И как я согласилась на это предложение Деймона? Позволила себе не только нарядиться в нелепый наряд с платьем, едва прикрывающим бёдра, но и оказаться в эпицентре пьяных развязных студентов, любой из которых может пораниться в процессе своего веселья? И вроде как в этом весь смысл: остаться незамеченной в толпе, научившись при этом пить понемногу и отпускать «жертву», стирать память, но понимание всего этого вовсе не значит, что мне не страшно.

Бонни почти сразу теряется где-то в толпе, а вот Деймон, остающийся по правую руку от меня, едва ли вселяет уверенности. Знаю, что не смогла бы попросить о чём-то подобном Стефана. После летнего срыва он вновь перестал питаться людьми, и какой бы девушкой я была, заставляй своего возлюбленного наблюдать за тем, как чужие клыки впиваются в человеческую шею, а запах крови, текущей по чужим венам, сильнее прежнего просачивается в воздух? Но значит ли это, что старший Сальваторе — лучший вариант для обучения самоконтролю?

Глубокий вдох. Здесь так много людей, такой сильный запах крови, а я, кажется, не кормилась с самого раннего утра, как мы выехали из Мистик-Фоллс. Держать себя в руках сложно, но, стоит признать, громкая музыка помогает хотя бы немного: невольно отвлекаешься на неё и морщишься от шума, бьющего по ушам. Ещё одна «прелесть» вампирской жизни.

— Он, — сделать выбор мне было нужно раньше, чем голод окончательно даст о себе знать и заставит необдуманно на кого-то напасть. Взгляд задерживается на незнакомом пареньке, упорно подливающим в стакан своей собеседнице всё новые и новые порции пунша, по запаху самого что ни на есть алкогольного. И на фоне той же утренней студентки, причинить вред которой я побоялась, увидев на дисплее её телефона беззаботное фото с младшей сестрой, этот парень не вызывает жалости. Полагаю, этой ночью он хотел воспользоваться не самым трезвым состоянием своей «подруги» и заслужил попасть под вампирский прицел.

— Как… Это будет происходить? — всего на мгновение я теряюсь, но этого оказывается достаточно, чтобы понять: совсем не представляю, с чего начинать. Как обычно вампиры пробираются к своей жертве? Так, чтобы их никто больше не заметил. Нам ведь не нужны крики и паника всего кампуса. — Мне внушить ему пойти за собой? — оборачиваюсь к Деймону в поисках ответа в его глазах. Внушение — ещё одна «суперспособность», которую мне предстоит изучить.

Чувствовать себя слабой и беспомощной всегда паршиво, но так ли это плохо на самом деле, если я не знаю, как быть вампиром? Не о волшебном спасении и обращении думала в машине под тем мостом, когда просила Стефана сохранить жизнь своего лучшего друга. Полагаю, часть меня тогда была готова к смерти. Осознавала, что это случится, когда воздух в лёгких заканчивался, ремень не отстёгивался, а Сальваторе не было видно на горизонте. Я почти сдалась. И никак не ожидала очнуться в собственной постели на следующее утро, лицом к лицу сталкиваясь с ужасающим открытием: прежняя Елена Гилберт мертва, и теперь она вампир.

Кетч только  хмыкает. Он не торопится, позволяя Дэвису сделать свободный выбор. В принципе, его устроят оба варианта, даже если за драку «горячие»  достанутся и ему тоже.  У Артура вообще странное отношение к наказаниям. И он с удовольствием посмотрит, как Дэвис  ползает по траве в поисках булавки.
Мелкий хмуро глядит на него,  и опять огрызается. Кетч покачивается с носка на пятку, ожидая, что тот выберет. Занятия на сегодня у него закончились, до обеда довольно  времени, так что можно и подождать.
Развлечение  портит появление  приятеля Дэвиса. Этого Артур знает в лицо, но имени, конечно же, не помнит.  Досадливо скользит взглядом по рыжеватому мальчишке. Третий лишний в его планы не входил. А тот шагает прямо по траве, под подошвой ботинка  слышится тихий треск.
— Дорожки в парке проложены не просто так, — высокомерно улыбается Кетч, но в глазах разочарование. Дэвис мог бы получить  подзатыльник, перепачкаться в земле и траве, но отыскал бы потерю,  и забава закончилась бы вполне безобидно, — Следует смотреть, куда ставишь ногу, а тебе, Дэвис, на будущее —   внимательнее следи за своими вещами.
О, когда один из мелких нажалуется кому-то из кураторов, Артуру достанется вовсе не за то, что он косвенно виноват в порче школьного имущества. За  сломанную  булавку  получит  тот, чья она. Но директор Хесс потратила почти десять  лет, чтобы выстроить свою вертикаль власти и истребить в Кендриксе освященную столетиями традицию  «цуканья»  — прислуживания младших учеников старшим.  Ученики подчиняются кураторам и трепещут перед директрисой и лишние ступеньки в этой иерархии не нужны.
— Тимми и Микки, как мило. Просто два щеночка. Поздравляю, Дэвис. У тебя замечательный друг. С такими друзьями и врагов не надо, — Кетч всегда оставляет за собой последнее слово, он же в каждой бочке затычка.
После обеда  Кетч идет на назначенные дополнительные занятия по ненавистной алгебре, вечером пишет  ответ на письмо отца. Холодно-почтительные и вежливо-сдержанные слова привычно ложатся на бумагу с гербом школы. Артур  соглашается с решением отца, справляется о делах в доме и высказывает приличествующие надежды, что все в порядке и идет своим чередом, благодарит за присланные карманные деньги. И про себя думает, что на самом деле  провести каникулы в школе не так уж ужасно. Во всяком случае, здесь  не сопровождают наказание многочасовыми нотациями.
Во время общего ужина,  он случайно узнает, что этот мелкий придурок сам отправился к Хесс и  сознался. Наверняка еще и наябедничал. Здесь доносительство не считается недостойным, скорее —  наоборот. Лицемерием пропитан сам воздух,  и Артур сам давно пропитался им до кончиков аккуратно подпиленных ногтей. До самого сигнала отбоя он ждет, что его вызовут к директору для порки или еще хуже – заставят  писать строчки. За семь лет, проведенные в Кендриксе, Артур уже наизусть выучил первые шесть сотен строк «Илиады» в подлиннике, включая половину списка кораблей.  Мадам Хесс не имеет привычки откладывать заслуженное возмездие надолго и особенно любит назначать взыскания  на вечер, чтобы  у  провинившегося была ночь на обдумывание своего проступка, пока он ворочается на жесткой кровати, стараясь устроить поудобнее пострадавшую часть тела.
По сигналу «спать» дежурный куратор выключает  в спальнях   свет, остаются только синие дежурные ночники в коридорах.  Батарейки для фонариков —  самая ценная валюта среди учеников. Еще есть свечи —  их проще раздобыть. И то, и другое используют украдкой, таясь  от учителей.
У Артура фонарик с динамо и аккумулятором. Артур сидит на кровати и   вертит в пальцах булавку с жемчужной головкой. Точно такую же, как та, что  украшает его собственный школьный галстук и как та, что сегодня утром раздавил приятель Дэвиса. В  верхнем ящике прикроватной тумбочки лежит десяток одинаковых коробочек. В них форменные жемчужные булавки и форменные же запонки с гербом Кендрикса. Отец каждый год присылает ему их в подарок на день рождения и на Рождество. Семья Артура более чем обеспечена. Старые деньги, старый род, пусть и нетитулованная,  но аристократия, возводящая свою фамилию к сомнительной славе Джека Кетча, занимавшего должность королевского палача  сначала  при королеве Бесс, а затем  при Джейми — Шотландце.
Кетч сует булавку в карман фланелевой пижамы и беззвучно выскальзывает в коридор.  Каменные полы леденят босые ноги.  Старое здание не прогревается и к середине лета, в спальнях и коридорах более чем  прохладно даже летом, что уж говорить о промозглой лондонской зиме.  Руководство Кендрикса любило традиции,  верило в пользу свежего воздуха и в то, что двенадцать  градусов тепла —  самая подходящая  температура для сна. Окна в общих спальнях на ночь непременно открывались, так что неудивительно, что в дортуарах  младшие ученики  норовили после отбоя забраться в постели вдвоем. Согреться куда легче было, прижавшись друг к дружке и накрывшись двумя одеялами.
Он тихо крадется вдоль  спален. Двери приоткрыты,  петли хорошо смазаны, чтобы не скрипеть и не предупреждать нарушителей распорядка о появлении куратора. В одной из спален мерцает огонек свечи. Кетч оглядывается и прислушивается – не слышно ли шагов, потом заглядывает  через щелку в комнату и видит у стола  в колеблющемся свете черную растрепанную челку и тонкий нос склонившегося над книжкой или тетрадкой мальчишки.
— Дэвис, — шепотом зовет он, голос его звучит мирно, — Подойди на два слова?
Старшим входить в спальни младших запрещено. И насколько  Кетч знает  привычки директора Хесс, та ни за что не выдала бы Дэвису новую булавку сразу же. Сначала помучает заполнением бумаг, затем отправит к кастеляну,  а тот  станет тянуть время не от лени, а чтобы провинившийся лучше усвоил, что всякий поступок имеет последствия.

// Когда еще не понял, каким быть надо
Суровым или прикольным, свободным или женатым.
Хитровыдуманным или простоватым,
И когда ты в системе еще не расставил координаты //

  ... щемит в душе тоска: да, синий сигаретный дым, впивается в глаза, как будто следы от очередного похмелья пытается выжать. Черт, говорил же Илюха, что завязывать надо хоть иногда. Но, поймите правильно, не каждый раз оказываешься в Москве. И не так, чтобы на один день, два музея, МакДональс, да, цены в ЦУМе высмеять, и эту тупую моду, совсем непонятливо. О, нет. Не так все просто, братан. Я тут же второй месяц. И чувствую себя самым настоящим москвичом, который понаехал. Ага. Хозяин Алтушки, даже не двушки. Цена такая, что Стас уже просто молча кладет сумму на лапу доброй женщине русской наружности без акцентика. Мне же просто смешно за этим наблюдать. Да, и херня это все. Херня то, что денег нет, в кармане пусто. Херня, что не знаешь, что будешь завтра есть. Вообще херня. Есть какой-то запас еды, есть старая плойка, компания друзей. И, самое главное. Есть работа. И даже не работа.

  Юмор.

  У меня был юмор. В свои двадцать три у меня был юмор. И только он. Я сделал ставку на него, контрольный выстрел. Поз меня подначивал, Катька запихивала нас в поезд нашими же сумками, звонко смеялась и желала удачи. Под тридцатник ей, как и Димке, а подростковая ее наивность вела нашу команду вперед. Димка по ней скучает, звонит, каждый день. Вот у Димки есть жена уже, у Стаса тоже все ближе счастливый день. А мы с Дроном были увлечены шутками. Наши яркие любовницы, с которыми самые охуенные ночи проводишь. Ну, и алкоголь был у нас всех, когда день был очень удачный. А нам, простым воронежским, много для счастья не надо было: похвалили нас на студии, дали нам зеленый свет, а иногда и просто улыбнется кто-то из Comedy, и все, и мы плывем, как нимфетки на выпускном. Ага.

  Ну, мы плывем. Воронежские, яркие, желающие продвигать наш Спорный Вопрос вперед. А была среди нас и нудящая правильная сторона. Непонятно зачем приведенные за ручку к нам Питерцы. Нахрена они нам нужны в уже готовом коллективе я пытался понять до сих пор. На трезвую голову плохо получалось, а на пьяную было уже все равно. Нет, ну, а нахрена нам эти театрала? Или кем они там себя считают? Пиздец. У нас был уже готовый коллектив, готовые идеи. И эта идея, я просто напомню, и зацепила Гавра! А теперь выясняется, что есть еще какой-то театр в Питере, которые тоже занимается Импровизацией, и руководство ТНТ решило, что это ж охуенный шанс совместить нас вместе. Мне вообще не понравилась идея делиться своим. Я так Стасу и сказал. Тогда он прочитал мне лекцию прямо в поезде, что нес в столицу, и, конечно же, уболтал меня. В конце концов я поверил, что без этих трех интеллигентов нам в телевизор не попасть.

  Но когда я их увидел... Бля. Я вспомнил все матерные слова, которые слышал на МашМете, помножил их на двое, но вслух сказал только сдержанное, тихое, сказанное куда-то в сторону: блять. Коротышки: одного не видно вообще, а еще и волосы светлые, когда он одевался в белое, приходилось даже щурится. И имя у него мое! Антон! Как мы можем работать на сцене? Иногда мы обращались друг к другу по имени, и во время репетиций уже были моменты, что мы реагировали оба. Причем, когда звали Дима и Андрей, этот тоже поднимал голову, как будто к нему обращаются! Он мне вообще не понравился, блин. Постоянно ластится ко всем, пытается стать своим. Хоть бы он быстрее понял, что ему не подходит наш формат! Я уже видел в его лице разочарование! Недолго осталось и по признания собственной несостоятельности. Никто не собирается шоу ради паршивой овечки менять!

  Второй еще был куда не шло. Тоже не вышел ростом, но у него была прикольная характерная внешность: кавказец из Армавира, в Питере не так давно, такая ходячая помесь культур. С ним получались прикольные шутки, а еще ему очень шли роли старых бабушек. Он прекрасно подделывал их голоса, и я буквально сыпался от смеха. С горем пополам я был согласен с тем, чтобы Сережа стал частью нашей команды. Он точно был лучшим. что представил Санкт-Петербург нам. И на фоне пухленького Поза он смотрелся тонким коротышкой. Они хорошо контрастировали, на этом тоже можно шутить. Короче, этот мой кастинг прошел.

  Однако, помимо Антона и Сережи, был еще один... И тут у меня точно не было приличных слов. Вот, знаете, мне в детстве нравились загадки, всякие кроссворды, найди отличия и прочая херня. Я находил какую-то извращенную радость в зачеркивании клеточек в японском сканворде, если сказать так. Но этот ребус... В рот я его ебал.

// Когда зависишь, нет денег и мерещится день тот,
Когда будет по-твоему, но сейчас ничего не сделать.
Когда при резких порывах твое летучее тело,
Надо держать на якоре, чтобы оно не взлетело. //

  Звали это чудо природы — Арсений. Как вы понимаете, уже в имени его был пиздец. Графское существо щуплой наружности с чистыми океанскими глазами, старческим вкусом в одежде. Но это все хуйня. Нет, в целом, когда рядом с тобой такое чудо в перьях, с претензиями на империализм в своих манерах ребенок пролетариата максимально чувствует себя уничиженным. Но когда он начинает шутить... Во-первых, я не понимаю и половины слов, которые он несет, во-вторых, я не могу понять, как строится его шутка. Казалось бы, клад для импровизации. Но хер там плавал. Когда ты вообще не понимаешь, чего ждать от самого старого из нас, невольно начинаешь думать, а что он тут делает вообще. Он ведь даже в КВН не играл! А еще и профессиональный актер! И этот Антон за ним шавкой бегает! Короче, они бесили меня оба. Но Арсений все же бесил сильнее.

  Я пытался намекнуть Стасу с первого дня уже очного знакомства, что этих двух дружков надо бы гасить. Мы никуда не уедем с этой херней.  Но он отмахнулся от нас, а потом после первой технички перед нашими работодателями, перед самим Вячеславом Дусмухаметовом [дух захватывает!], я с ужасом понял, что и Арсений, и его шестерка, нравится им. И что именно таким они видят наш будущий коллектив... Мне пришлось смириться. Пришлось делать вид, что все нормально. Делать вид, что я абсолютно счастлив. Нет, не надо думать, что я вдруг передумал становиться звездой, передумал нравится людям, нет. Просто теперь надо было смириться с тем, что у нас будет в коллективе пятое колесо и, блять, шесток поменьше, сильно поменьше, блять.

  Я не был актером. И врал я херово. Вернее я не умел врать совсем, и был искренним в своих чувствах и эмоциях. И тогда я подумал, что мне это даже на руку! Я ведь могу радоваться искренне: постоянно радоваться, смеяться, скакать на месте, прыгать, как егоза. Во мне было так много энергии, и не потому, что я был тут самым юным, хотя это и давало мне фору, но и потому, что я верил в свой шанс, и не давал забыть остальным. Загрустили мальчики по своим девочкам? Повод устроить вечеринку с плойкой и пивком. Поспать два часа и снова репетировать. Мы осели в Москве, готовились к первым съемкам, важным, и я старался думать об этом. И срабатываться с остальными. Хотя я все еще считал, что с Арсением это сделать невозможно.

  Мы трудились с понедельника по пятницу в одном из репетиционных залов. Он у нас был самый херовый, и гримерка явно не звездная, но мы не жаловались. Я точно не жаловался. Не знаю, как там наши графья, а я был рад и этому. Рад просто шансу выступать. Но в понедельник из Алтушки добираться было то еще приключение. В принципе это проблема любого дня, но в понедельник с лютого бодуна это вообще было невозможно. Я растолкал всех бабуль в автобусе, всю молодежь в метро, и оказался в зале вовремя. Я бы даже сказал, что непростительно рано. Но есть же толк в молодости. Я быстро поднялся с пьянками, пока более старенькие ловили похмелье. А я уже прыгал, я уже был готов тренироваться. Был уже готов выступать. Хоть и запах от меня поди был потрясающий. И ни мятная жвачка, ни сигаретки, не помогли...

// Нас не учили, в карманы деньги не совали.
И чем могли лишь мы друг другу все время помогали. //

  Недолго музыка играла, недолго я был в гримерке один. Я обернулся, чтобы подстебать своих друзей, потому что был уверен, что это ответственный Стас, который даже умирая, встает, идет на первый же автобус, уже в процессе становясь человеком, и крича, бья себя в грудь, что больше так никогда не будет пить. Хуйня. До следующей пятницы. И тем не менее передо мной оказался не мой друг. Вернее, я бы даже сказал, что передо мной оказался мой главный недруг.

  Арсений.

  Я пытался с ним даже не играть тет-а-тет, потому что в таком случае мне было очень сложно сдерживать свою ложь, носить свою маску принятия. Вот и сейчас она на мгновение пошатнулась, изобразив мое неудовольствие его увидеть, но я быстро вернул широкую улыбку на лицо, я бы даже сказал, что она была слишком бодрой для десяти утра понедельника. Но мне нравилось. Нравилось улыбаться и показывать ему заряженность свою. И если Арсений считает, что я не замечал, как он смотрит на меня из-под лобья, если думает, что я не замечаю его стрел, то он явно себя переоценивает, как актера. Взаимовыгодная терпимость прекрасно описывала наш вынужденный союз. Пожалуй, это наше лучшее взаимодействие.

  Жаль, что я не смогу игнорировать графского слона в комнате, особенно когда он обращается ко мне. Сначала хочется оскалиться, мол, серьезно, что тебе нужно от меня? Но опять же. Я играю в излишнюю дружелюбность и заряженность, и это с явным перегаром изо рта. Как ты там вообще, графиня? Справляешься? Противогаз не нужен, не? Я обращаю на тебя взгляд почти что невинный, ты же таким меня считаешь, да? Милая, заведенная овечка двадцати четырех лет. Так что я таким и буду. Ради шоу. Шоу ради шоу.

  — Поз опять начал храпеть. Знаешь, у него это бывает. Реакция на осень или что, понятия не имею, — я рассмеюсь так звонко, потому что мне шутка моя нравится. Я прекрасно понимаю, что мой друг — полный, и шутить по этому поводу могу только я, он, и остальные из Воронежа, — Так что спать рядом с ним невозможно. В конце концов, я сдался, — хихикну, потянувшись к открытой банке энергетика, прекрасно будущего меня после бурных выходных. Щедрых глоток и вот я готов к этому дню намного сильнее, чем был раньше. Я вообще любил приложиться к напиткам в репетиционной и пожрать тоже нахаляву любил. А тут всегда было так много вкусняшек, самых разных. И воды... Воды... Ты пытаешься приебаться к воде?! Я нахмурюсь, переведу взгляд на пластиковую бутылку, не понимая сути претензии.

  — Слушай, ну, на ней как бы не подписано было. Да, я немного выпил! - конечно, блять. Я зашел сюда с диким сушняком, и выбирая между "дойти до автомата, купить или вытрясти энергетик, открыть и выпить", я выбрал простую схему "открой бутылочку воды", — Она закрытая была! Значит, ничья, общая... — пожимаю плечами. Но по что тебе знать, что такое "общее", с твоими-то графскими замашками? Я достану пластиковый стаканчик, возьму в руки несчастную бутылку, — Налить тебе или чего?

  ... я, кажется, забыл, что ты — брезгливый. Или что ты пьешь именно эту воду. Ну, вообще, блять, у тебя столько правил и запретов, что мне проще ебнуться, чем запомнить, что тебе нравится / не нравится, танцуй, моя красавица! Так бережешь свою воду, так носи ее с собой! И не оставляй ее там, где ее могут взять все остальные! Между прочим, я не так уж и много выпил! Тебе еще хватит на целый день! Если засунешь себе в жопу теорию о том, что все бактерии Воронежа, поезда Воронеж — Москва, метро, общественного транспорта и квартиры в Алтушке, забрались через мой рот в твою невинную бутылку. Сам подумай, блять, какой бред!

  Но я тебе этого не скажу, конечно. Я же пытаюсь сохранить лицо, сохранить эту взаимную терпимость между нами.

— Ну, или хочешь, я тебе откуплю...? — я кивну на автомат, где стояли точно такие же бутылки. Ну, ладно, может вода в них была другой марки, но вода же есть вода, блять! Чего так убиваться?! Давай, несмеяна, разведи меня на сорок рублей! Последнее от сердца отрываешь...

// Всегда сочиняй мечты,
Есть миллионы шансов, что скоро будет все сбываться. //

// Когда еще не понял, каким быть надо
Суровым или прикольным, свободным или женатым.
Хитровыдуманным или простоватым,
И когда ты в системе еще не расставил координаты //

  ... щемит в душе тоска: да, синий сигаретный дым, впивается в глаза, как будто следы от очередного похмелья пытается выжать. Черт, говорил же Илюха, что завязывать надо хоть иногда. Но, поймите правильно, не каждый раз оказываешься в Москве. И не так, чтобы на один день, два музея, МакДональс, да, цены в ЦУМе высмеять, и эту тупую моду, совсем непонятливо. О, нет. Не так все просто, братан. Я тут же второй месяц. И чувствую себя самым настоящим москвичом, который понаехал. Ага. Хозяин Алтушки, даже не двушки. Цена такая, что Стас уже просто молча кладет сумму на лапу доброй женщине русской наружности без акцентика. Мне же просто смешно за этим наблюдать. Да, и херня это все. Херня то, что денег нет, в кармане пусто. Херня, что не знаешь, что будешь завтра есть. Вообще херня. Есть какой-то запас еды, есть старая плойка, компания друзей. И, самое главное. Есть работа. И даже не работа.

  Юмор.

  У меня был юмор. В свои двадцать три у меня был юмор. И только он. Я сделал ставку на него, контрольный выстрел. Поз меня подначивал, Катька запихивала нас в поезд нашими же сумками, звонко смеялась и желала удачи. Под тридцатник ей, как и Димке, а подростковая ее наивность вела нашу команду вперед. Димка по ней скучает, звонит, каждый день. Вот у Димки есть жена уже, у Стаса тоже все ближе счастливый день. А мы с Дроном были увлечены шутками. Наши яркие любовницы, с которыми самые охуенные ночи проводишь. Ну, и алкоголь был у нас всех, когда день был очень удачный. А нам, простым воронежским, много для счастья не надо было: похвалили нас на студии, дали нам зеленый свет, а иногда и просто улыбнется кто-то из Comedy, и все, и мы плывем, как нимфетки на выпускном. Ага.

  Ну, мы плывем. Воронежские, яркие, желающие продвигать наш Спорный Вопрос вперед. А была среди нас и нудящая правильная сторона. Непонятно зачем приведенные за ручку к нам Питерцы. Нахрена они нам нужны в уже готовом коллективе я пытался понять до сих пор. На трезвую голову плохо получалось, а на пьяную было уже все равно. Нет, ну, а нахрена нам эти театрала? Или кем они там себя считают? Пиздец. У нас был уже готовый коллектив, готовые идеи. И эта идея, я просто напомню, и зацепила Гавра! А теперь выясняется, что есть еще какой-то театр в Питере, которые тоже занимается Импровизацией, и руководство ТНТ решило, что это ж охуенный шанс совместить нас вместе. Мне вообще не понравилась идея делиться своим. Я так Стасу и сказал. Тогда он прочитал мне лекцию прямо в поезде, что нес в столицу, и, конечно же, уболтал меня. В конце концов я поверил, что без этих трех интеллигентов нам в телевизор не попасть.

  Но когда я их увидел... Бля. Я вспомнил все матерные слова, которые слышал на МашМете, помножил их на двое, но вслух сказал только сдержанное, тихое, сказанное куда-то в сторону: блять. Коротышки: одного не видно вообще, а еще и волосы светлые, когда он одевался в белое, приходилось даже щурится. И имя у него мое! Антон! Как мы можем работать на сцене? Иногда мы обращались друг к другу по имени, и во время репетиций уже были моменты, что мы реагировали оба. Причем, когда звали Дима и Андрей, этот тоже поднимал голову, как будто к нему обращаются! Он мне вообще не понравился, блин. Постоянно ластится ко всем, пытается стать своим. Хоть бы он быстрее понял, что ему не подходит наш формат! Я уже видел в его лице разочарование! Недолго осталось и по признания собственной несостоятельности. Никто не собирается шоу ради паршивой овечки менять!

  Второй еще был куда не шло. Тоже не вышел ростом, но у него была прикольная характерная внешность: кавказец из Армавира, в Питере не так давно, такая ходячая помесь культур. С ним получались прикольные шутки, а еще ему очень шли роли старых бабушек. Он прекрасно подделывал их голоса, и я буквально сыпался от смеха. С горем пополам я был согласен с тем, чтобы Сережа стал частью нашей команды. Он точно был лучшим. что представил Санкт-Петербург нам. И на фоне пухленького Поза он смотрелся тонким коротышкой. Они хорошо контрастировали, на этом тоже можно шутить. Короче, этот мой кастинг прошел.

  Однако, помимо Антона и Сережи, был еще один... И тут у меня точно не было приличных слов. Вот, знаете, мне в детстве нравились загадки, всякие кроссворды, найди отличия и прочая херня. Я находил какую-то извращенную радость в зачеркивании клеточек в японском сканворде, если сказать так. Но этот ребус... В рот я его ебал.

// Когда зависишь, нет денег и мерещится день тот,
Когда будет по-твоему, но сейчас ничего не сделать.
Когда при резких порывах твое летучее тело,
Надо держать на якоре, чтобы оно не взлетело. //

  Звали это чудо природы — Арсений. Как вы понимаете, уже в имени его был пиздец. Графское существо щуплой наружности с чистыми океанскими глазами, старческим вкусом в одежде. Но это все хуйня. Нет, в целом, когда рядом с тобой такое чудо в перьях, с претензиями на империализм в своих манерах ребенок пролетариата максимально чувствует себя уничиженным. Но когда он начинает шутить... Во-первых, я не понимаю и половины слов, которые он несет, во-вторых, я не могу понять, как строится его шутка. Казалось бы, клад для импровизации. Но хер там плавал. Когда ты вообще не понимаешь, чего ждать от самого старого из нас, невольно начинаешь думать, а что он тут делает вообще. Он ведь даже в КВН не играл! А еще и профессиональный актер! И этот Антон за ним шавкой бегает! Короче, они бесили меня оба. Но Арсений все же бесил сильнее.

  Я пытался намекнуть Стасу с первого дня уже очного знакомства, что этих двух дружков надо бы гасить. Мы никуда не уедем с этой херней.  Но он отмахнулся от нас, а потом после первой технички перед нашими работодателями, перед самим Вячеславом Дусмухаметовом [дух захватывает!], я с ужасом понял, что и Арсений, и его шестерка, нравится им. И что именно таким они видят наш будущий коллектив... Мне пришлось смириться. Пришлось делать вид, что все нормально. Делать вид, что я абсолютно счастлив. Нет, не надо думать, что я вдруг передумал становиться звездой, передумал нравится людям, нет. Просто теперь надо было смириться с тем, что у нас будет в коллективе пятое колесо и, блять, шесток поменьше, сильно поменьше, блять.

  Я не был актером. И врал я херово. Вернее я не умел врать совсем, и был искренним в своих чувствах и эмоциях. И тогда я подумал, что мне это даже на руку! Я ведь могу радоваться искренне: постоянно радоваться, смеяться, скакать на месте, прыгать, как егоза. Во мне было так много энергии, и не потому, что я был тут самым юным, хотя это и давало мне фору, но и потому, что я верил в свой шанс, и не давал забыть остальным. Загрустили мальчики по своим девочкам? Повод устроить вечеринку с плойкой и пивком. Поспать два часа и снова репетировать. Мы осели в Москве, готовились к первым съемкам, важным, и я старался думать об этом. И срабатываться с остальными. Хотя я все еще считал, что с Арсением это сделать невозможно.

  Мы трудились с понедельника по пятницу в одном из репетиционных залов. Он у нас был самый херовый, и гримерка явно не звездная, но мы не жаловались. Я точно не жаловался. Не знаю, как там наши графья, а я был рад и этому. Рад просто шансу выступать. Но в понедельник из Алтушки добираться было то еще приключение. В принципе это проблема любого дня, но в понедельник с лютого бодуна это вообще было невозможно. Я растолкал всех бабуль в автобусе, всю молодежь в метро, и оказался в зале вовремя. Я бы даже сказал, что непростительно рано. Но есть же толк в молодости. Я быстро поднялся с пьянками, пока более старенькие ловили похмелье. А я уже прыгал, я уже был готов тренироваться. Был уже готов выступать. Хоть и запах от меня поди был потрясающий. И ни мятная жвачка, ни сигаретки, не помогли...

// Нас не учили, в карманы деньги не совали.
И чем могли лишь мы друг другу все время помогали. //

  Недолго музыка играла, недолго я был в гримерке один. Я обернулся, чтобы подстебать своих друзей, потому что был уверен, что это ответственный Стас, который даже умирая, встает, идет на первый же автобус, уже в процессе становясь человеком, и крича, бья себя в грудь, что больше так никогда не будет пить. Хуйня. До следующей пятницы. И тем не менее передо мной оказался не мой друг. Вернее, я бы даже сказал, что передо мной оказался мой главный недруг.

  Арсений.

  Я пытался с ним даже не играть тет-а-тет, потому что в таком случае мне было очень сложно сдерживать свою ложь, носить свою маску принятия. Вот и сейчас она на мгновение пошатнулась, изобразив мое неудовольствие его увидеть, но я быстро вернул широкую улыбку на лицо, я бы даже сказал, что она была слишком бодрой для десяти утра понедельника. Но мне нравилось. Нравилось улыбаться и показывать ему заряженность свою. И если Арсений считает, что я не замечал, как он смотрит на меня из-под лобья, если думает, что я не замечаю его стрел, то он явно себя переоценивает, как актера. Взаимовыгодная терпимость прекрасно описывала наш вынужденный союз. Пожалуй, это наше лучшее взаимодействие.

  Жаль, что я не смогу игнорировать графского слона в комнате, особенно когда он обращается ко мне. Сначала хочется оскалиться, мол, серьезно, что тебе нужно от меня? Но опять же. Я играю в излишнюю дружелюбность и заряженность, и это с явным перегаром изо рта. Как ты там вообще, графиня? Справляешься? Противогаз не нужен, не? Я обращаю на тебя взгляд почти что невинный, ты же таким меня считаешь, да? Милая, заведенная овечка двадцати четырех лет. Так что я таким и буду. Ради шоу. Шоу ради шоу.

  — Поз опять начал храпеть. Знаешь, у него это бывает. Реакция на осень или что, понятия не имею, — я рассмеюсь так звонко, потому что мне шутка моя нравится. Я прекрасно понимаю, что мой друг — полный, и шутить по этому поводу могу только я, он, и остальные из Воронежа, — Так что спать рядом с ним невозможно. В конце концов, я сдался, — хихикну, потянувшись к открытой банке энергетика, прекрасно будущего меня после бурных выходных. Щедрых глоток и вот я готов к этому дню намного сильнее, чем был раньше. Я вообще любил приложиться к напиткам в репетиционной и пожрать тоже нахаляву любил. А тут всегда было так много вкусняшек, самых разных. И воды... Воды... Ты пытаешься приебаться к воде?! Я нахмурюсь, переведу взгляд на пластиковую бутылку, не понимая сути претензии.

  — Слушай, ну, на ней как бы не подписано было. Да, я немного выпил! - конечно, блять. Я зашел сюда с диким сушняком, и выбирая между "дойти до автомата, купить или вытрясти энергетик, открыть и выпить", я выбрал простую схему "открой бутылочку воды", — Она закрытая была! Значит, ничья, общая... — пожимаю плечами. Но по что тебе знать, что такое "общее", с твоими-то графскими замашками? Я достану пластиковый стаканчик, возьму в руки несчастную бутылку, — Налить тебе или чего?

  ... я, кажется, забыл, что ты — брезгливый. Или что ты пьешь именно эту воду. Ну, вообще, блять, у тебя столько правил и запретов, что мне проще ебнуться, чем запомнить, что тебе нравится / не нравится, танцуй, моя красавица! Так бережешь свою воду, так носи ее с собой! И не оставляй ее там, где ее могут взять все остальные! Между прочим, я не так уж и много выпил! Тебе еще хватит на целый день! Если засунешь себе в жопу теорию о том, что все бактерии Воронежа, поезда Воронеж — Москва, метро, общественного транспорта и квартиры в Алтушке, забрались через мой рот в твою невинную бутылку. Сам подумай, блять, какой бред!

  Но я тебе этого не скажу, конечно. Я же пытаюсь сохранить лицо, сохранить эту взаимную терпимость между нами.

— Ну, или хочешь, я тебе откуплю...? — я кивну на автомат, где стояли точно такие же бутылки. Ну, ладно, может вода в них была другой марки, но вода же есть вода, блять! Чего так убиваться?! Давай, несмеяна, разведи меня на сорок рублей! Последнее от сердца отрываешь...

// Всегда сочиняй мечты,
Есть миллионы шансов, что скоро будет все сбываться. //

Кетч только  хмыкает. Он не торопится, позволяя Дэвису сделать свободный выбор. В принципе, его устроят оба варианта, даже если за драку «горячие»  достанутся и ему тоже.  У Артура вообще странное отношение к наказаниям. И он с удовольствием посмотрит, как Дэвис  ползает по траве в поисках булавки.
Мелкий хмуро глядит на него,  и опять огрызается. Кетч покачивается с носка на пятку, ожидая, что тот выберет. Занятия на сегодня у него закончились, до обеда довольно  времени, так что можно и подождать.
Развлечение  портит появление  приятеля Дэвиса. Этого Артур знает в лицо, но имени, конечно же, не помнит.  Досадливо скользит взглядом по рыжеватому мальчишке. Третий лишний в его планы не входил. А тот шагает прямо по траве, под подошвой ботинка  слышится тихий треск.
— Дорожки в парке проложены не просто так, — высокомерно улыбается Кетч, но в глазах разочарование. Дэвис мог бы получить  подзатыльник, перепачкаться в земле и траве, но отыскал бы потерю,  и забава закончилась бы вполне безобидно, — Следует смотреть, куда ставишь ногу, а тебе, Дэвис, на будущее —   внимательнее следи за своими вещами.
О, когда один из мелких нажалуется кому-то из кураторов, Артуру достанется вовсе не за то, что он косвенно виноват в порче школьного имущества. За  сломанную  булавку  получит  тот, чья она. Но директор Хесс потратила почти десять  лет, чтобы выстроить свою вертикаль власти и истребить в Кендриксе освященную столетиями традицию  «цуканья»  — прислуживания младших учеников старшим.  Ученики подчиняются кураторам и трепещут перед директрисой и лишние ступеньки в этой иерархии не нужны.
— Тимми и Микки, как мило. Просто два щеночка. Поздравляю, Дэвис. У тебя замечательный друг. С такими друзьями и врагов не надо, — Кетч всегда оставляет за собой последнее слово, он же в каждой бочке затычка.
После обеда  Кетч идет на назначенные дополнительные занятия по ненавистной алгебре, вечером пишет  ответ на письмо отца. Холодно-почтительные и вежливо-сдержанные слова привычно ложатся на бумагу с гербом школы. Артур  соглашается с решением отца, справляется о делах в доме и высказывает приличествующие надежды, что все в порядке и идет своим чередом, благодарит за присланные карманные деньги. И про себя думает, что на самом деле  провести каникулы в школе не так уж ужасно. Во всяком случае, здесь  не сопровождают наказание многочасовыми нотациями.
Во время общего ужина,  он случайно узнает, что этот мелкий придурок сам отправился к Хесс и  сознался. Наверняка еще и наябедничал. Здесь доносительство не считается недостойным, скорее —  наоборот. Лицемерием пропитан сам воздух,  и Артур сам давно пропитался им до кончиков аккуратно подпиленных ногтей. До самого сигнала отбоя он ждет, что его вызовут к директору для порки или еще хуже – заставят  писать строчки. За семь лет, проведенные в Кендриксе, Артур уже наизусть выучил первые шесть сотен строк «Илиады» в подлиннике, включая половину списка кораблей.  Мадам Хесс не имеет привычки откладывать заслуженное возмездие надолго и особенно любит назначать взыскания  на вечер, чтобы  у  провинившегося была ночь на обдумывание своего проступка, пока он ворочается на жесткой кровати, стараясь устроить поудобнее пострадавшую часть тела.
По сигналу «спать» дежурный куратор выключает  в спальнях   свет, остаются только синие дежурные ночники в коридорах.  Батарейки для фонариков —  самая ценная валюта среди учеников. Еще есть свечи —  их проще раздобыть. И то, и другое используют украдкой, таясь  от учителей.
У Артура фонарик с динамо и аккумулятором. Артур сидит на кровати и   вертит в пальцах булавку с жемчужной головкой. Точно такую же, как та, что  украшает его собственный школьный галстук и как та, что сегодня утром раздавил приятель Дэвиса. В  верхнем ящике прикроватной тумбочки лежит десяток одинаковых коробочек. В них форменные жемчужные булавки и форменные же запонки с гербом Кендрикса. Отец каждый год присылает ему их в подарок на день рождения и на Рождество. Семья Артура более чем обеспечена. Старые деньги, старый род, пусть и нетитулованная,  но аристократия, возводящая свою фамилию к сомнительной славе Джека Кетча, занимавшего должность королевского палача  сначала  при королеве Бесс, а затем  при Джейми — Шотландце.
Кетч сует булавку в карман фланелевой пижамы и беззвучно выскальзывает в коридор.  Каменные полы леденят босые ноги.  Старое здание не прогревается и к середине лета, в спальнях и коридорах более чем  прохладно даже летом, что уж говорить о промозглой лондонской зиме.  Руководство Кендрикса любило традиции,  верило в пользу свежего воздуха и в то, что двенадцать  градусов тепла —  самая подходящая  температура для сна. Окна в общих спальнях на ночь непременно открывались, так что неудивительно, что в дортуарах  младшие ученики  норовили после отбоя забраться в постели вдвоем. Согреться куда легче было, прижавшись друг к дружке и накрывшись двумя одеялами.
Он тихо крадется вдоль  спален. Двери приоткрыты,  петли хорошо смазаны, чтобы не скрипеть и не предупреждать нарушителей распорядка о появлении куратора. В одной из спален мерцает огонек свечи. Кетч оглядывается и прислушивается – не слышно ли шагов, потом заглядывает  через щелку в комнату и видит у стола  в колеблющемся свете черную растрепанную челку и тонкий нос склонившегося над книжкой или тетрадкой мальчишки.
— Дэвис, — шепотом зовет он, голос его звучит мирно, — Подойди на два слова?
Старшим входить в спальни младших запрещено. И насколько  Кетч знает  привычки директора Хесс, та ни за что не выдала бы Дэвису новую булавку сразу же. Сначала помучает заполнением бумаг, затем отправит к кастеляну,  а тот  станет тянуть время не от лени, а чтобы провинившийся лучше усвоил, что всякий поступок имеет последствия.

— Проклятье, – сумрачно произносит Кэл и передает Асоке электробинокль. – Когда я был здесь в прошлый раз, их было куда меньше...
Видимость паршивая, но прямо впереди, за рябью метели, высится храм, высеченный в скале и укрытый панцирем льда. Храм на Илуме, священное место для джедаев. Только теперь его подножие, как болезнью, изуродовано имуществом Империи; территория занята ангарами, контейнерами, грузовым транспортом и техникой, у которых несут караул штурмовики.
Сменяются они часто – здешний климат немилосерден.
BD-1 беспокойно жмет антенны к голове. Кэл снимает перчатки, дышит на ладони и протирает пальцами залепленные снегом датчики дроида, затем сажает его обратно на плечо. У Кэла и самого иней на ресницах. Беспощадный ветер, гуляющий между снежных взгорий, норовит содрать кожу с лица. Приходится повышать голос, чтобы перекричать его шум.
...А в голове – покой. Звенящая тишиной безмятежность.
Кто бы знал, какими усилиями она ему дается.
Безумно хочется разозлиться. Враз, в клочья и наплевав на всё. Чтобы ритмично стучало в висках, и ярость скрипела песком на стиснутых зубах. Рвать и метать. Без пощады.
Такое уже было с ним на Зеффо. В опустевшей деревне, где еще недавно жили люди, а сейчас остались только брошенные в спешке пожитки и распоряжения о выселении на закрытых дверях домов. Кэл не знал, куда отправили тех людей — в тюрьмы или трудовые лагеря... Теперь в их доме хозяйничала Империя. Просто поразительно, как она просачивалась в каждый уголок галактики, отравляя своим присутствием любую землю.
Добралась она и до Илума. И... Кэл не может избавиться от ощущения, что Империя уничтожает что-то слишком личное.
Он помнит, как прибыл сюда совсем юным, чтобы участвовать в церемонии Сбора. Помнит смесь азарта, нетерпения и страха облажаться, а затем – радостный трепет, когда на ладонь ложится прозрачный кристалл, на глазах наливающийся голубоватым сиянием. Его первый световой меч. Это как взросление, незаметное внешнему взгляду, но остро ощутимое изнутри.
  И то, что Империя влезла сюда, бесцеремонно ломая и священные традиции этого места, и его, Кэла, прошлое...
Он медленно сжимает и разжимает кулаки.
Злость не та роскошь, которую он может себе позволить.
По земле под ногами пробегает дрожь, отдает неприятной вибрацией в костях. Кэл молча обменивается взглядом с Асокой. Где-то в пещерах работает буровая пила – здоровенный зубастый монстр, вгрызающийся вглубь планеты. В прошлый раз Кэл задавался вопросом, что Империя забыла на Илуме. Теперь стало очевидно, что они развернули здесь масштабную добычу кристаллов.
Зачем им столько?..
— Дождемся смены караула и попробуем подобраться ближе.
У них с Асокой нет четкого плана. Когда они обсуждали эту вылазку, то не знали толком, с чем именно будут иметь дело — количество противников, размах ущерба... «Будем действовать по обстоятельствам», – пожимает плечами Кэл и кривит губы ухмылкой,  — «Меня устроит любой способ усложнить Империи  жизнь».
Ясно одно: их всего двое, а это слишком мало, чтобы идти напролом. Кэл жестом указывает на вершину скалы.
– Те окна наверху... Думаю, мы сможем пробраться через них внутрь незамеченными.

В Ордо Фавониус всегда имелось, чем заняться: Тейват был достаточно примитивным, чтобы даже при скромно пробивавшихся знаниях о людях и здоровье, как и додумавшийся до бытового комфорта, а большую часть вещей приходилось делать вручную и в пешую — это оставалось классикой. Что подразумевало некоторую трудоёмкость и медлительность, не всегда рациональную трату времени без наличия, тем не менее, альтернатив. Бумаги занимали время, почта, дорога, сами дела; кони в этом смысле были чем-то даже более ценным чем золото, правда. Хорошо, что их в целом Ордо хватало, по крайней мере все ключевые вылазки покрывались, а для патрулирования города вне задержаний хватало и пеших.

Отправлять самых лучших рыцарей всех разом — такое себе распределение ресурсов, особенно когда заданий много, а контроль как за новичками, так и чуть менее способными единицами требовался в каждой из команд. Потому что Дилюк, что Джинн, что Кайя — чем старше и опытнее становились, тем реже отправлялись на миссии вместе; втроём последний года полтора — почти никогда, вдвоём — время от времени. С названым братом так и вовсе тяжелее было, ведь тот уже капитан, у него и подопечные, и "ученики", и кавалерия в наличии — занятой, в общем. Джинн не то чтобы сильно отставала, имея не меньше амбиций и добиваясь успеха даже без стекляшки архонтов (от чего, если честно, Альберих испытывал субъективное удовлетворение). Но вот сейчас им как раз выпала миссия, на которую отправили двоих из трёх: к одним из руин старого Мондштадта. Кайя находил ироничным, что руин и заброшенных старых поселений в Стране Свободы меньше, чем "настоящих" и действующих, но то, кхмн, просто его специфическая точка обзора на мир; окружающим  замечать и задумываться об аналогичном не обязательно и даже не слишком желательно.

От жителей одной из деревень поступили жалобы на то, что местность в последнее время то и дело страдает из-за напастий: то хиличурлы с магами Бездны, то люди всякие недобрые; похоже, мол, что ни то лагерь где укромный обустроили, ни то отыскали чего лакомое, теперь к людям толкавшее. Отправлять на это целую группу смысла не имелось, пустая трата вечно занятых ресурсов. Но вот Джинн и Кайя — этого должно было хватить: они хоть юные, а способные, талантливые и не без опыта. Такие и на руинах не навернутся, и позаботиться о себе способны, и отпор дать, да и вместе работали замечательно; Джинн не позволит ничему пойти неправильно, а Кайя надумает, как выкрутиться в случае чего. В общем, решение простое и достаточно разумное. Едва ли эти ребята позволят заданию затянуться, потратив на него ровно столько времени, сколько понадобится (ведь впереди их ещё бесконечное множество, кхмн).

Изначально всё в самом деле шло как по маслу: напарники обошли большую часть предполагаемой территории, облазили немалую долю руин, но вне одного "спавшего" стража и группы хиличурлов ничего так и не нашли. Это даже почти обидно, ведь потащились вдаль, да и настрой был разрешить проблему: у неё должен был источник, а пока выходило, что, ну... случайное стечение обстоятельств, по воле случая повторявшееся из раза в раз? Интуиция подсказывала, что нет, и что-то впереди точно ждало, не стоило сворачивать свой условный патруль досрочно. Чтобы совесть была чиста, "мы всё посмотрели, точно всё, совсем всё". Да и Кайе нравилось, к тому же, проводить время с Джинн. Вне лишних людей, которым приходилось разжёвывать, замедляться и просто — не то, не те, не так.

— Похоже, если источник всех беспокойств местных где-то и засел, то искать стоит в менее доступных местах... Правда, я без понятия, что в таком случае нам предстоит найти. А всё-таки! Не против, если попытаемся протиснуться глубже? Я видел пару трещин: может, оно и приведёт нас к тому, что все проблемы и привлекает, — магические предметы, еда, артефакт, какие-то сокровища или некое существо, которое можно за дорого продать или принести в жертву "стихийным богам" — не узнают, пока не найдут; если найдут.

— Становится легче? — не могу не спросить, хотя знаю, что наши ситуации с Деймоном не похожи. Совесть, человечность и чувство вины удерживало его от порыва осушить тело очередной жертвы до последней капельки крови? Или всё-таки нежелание привлекать к себе внимание? А может и попросту хорошее настроение... Не обманываюсь на этот счёт, старший Сальваторе не поймёт моих страхов. Не так, как понял бы Стефан. Но, в отличие от последнего, он и не осудит. — Через год, десять, сто? При виде крови, — знаю, что ответ вампира мне не понравится. Я словно бы балансирую на самой хрупкой ветке, чёрт знает зачем на неё забралась, а Деймон — порыв ветра, который может как помочь удержать равновесие, так и сбросить на землю...

— Веселиться, не оставляя следов... Даже если тебе плевать на людей, нужно иметь самоконтроль, чтобы не привлечь к этому веселью нежелательное внимание, — замечу, опуская взгляд в пол. Неоднозначные ощущения. Деймон действительно пытался стать мне хорошим учителем, благодаря ему я сейчас не загрызла первого встречного, который [неважно каким пьяным или наглым был] этого точно не заслужил. Но это всё ещё был Деймон... Парень, который заколол лучшую подругу своего брата. Парень, который свернул шею моему брату. Тот, кто использовал, внушал и питался моей подругой, а после и её хотел заколоть... Довериться ему всё ещё было непросто, но что-то внутри подсказывало, что можно и нужно. Я словно подснежник тянулась к первому тёплому лучу солнца, лучу, который прорывался из этого мрачного вампира.

— Стефан... Он просто... Другой? Он пытался питаться человеческой кровью, ты и сам помнишь. И у него получалось сдерживаться, но совсем недолго, — вспомню на выдохе. Каким бы замечательным ни был мой парень, приходилось признать его единственный минус — взаимоотношения с человеческой кровью. Я не знаю, нужно ли больше практики, больше желания, сложно обвинять в таком вампира, которому сто пятьдесят лет. Он явно старался, у него было столько времени, чтобы научиться питаться, не убивая людей... И он не смог, только поэтому выбрал для себя животную диету. Потому что иначе бы продолжил вредить.

— Сейчас только ноябрь, но все в классе взбудоражены весной, — сменю тему в усмешке. — Хорошо в конце марта вербе, расцвела себе, скинула почки через десять дней и стой спокойно ещё год. А что у нас... Окончание школы, вступительные экзамены. Как я могу сейчас думать о колледже? Все эти ребята, — обведу взглядом зал, — они в опасности рядом со мной. Впрочем, у третьекурсников, наверное, кровь уже не такая питательная, — усмехнусь вновь. Чтобы разрядить обстановку, которая накалялась, наверное, только у меня в голове. Одолевала паника, сомнения. Справлюсь ли я с новым заданием Деймона? Справлюсь ли вообще? Не только сегодня, не только в этом зале, но и завтра, послезавтра, через месяц... До мая ещё было так много времени, могла бы сменить своё решение ещё тысячу раз. Сегодня забиться в угол и отказаться в принципе куда-либо поступать, а завтра дать шанс этим тренировкам снова. А могла бы и просто потерять контроль, на следующем "подопытном", через одного, через двух, пятерых...

— Уверен? Что стоит отпускать меня одну в толпу? — сомнения продолжат одолевать, только сейчас решусь поднять обеспокоенный взгляд на Деймона. Столкнувшись с его глазами, с его хищной улыбкой, не удержусь от улыбки в ответ. Сальваторе верил в меня, и это было... Приятно? Во взгляде всех остальных читалось волнение, не только за меня, но и за тех, кем придётся питаться — знаю, чувствую. Друзья волновались обо мне, когда поняли, что ни животная, ни донорская кровь не подходит. По необъяснимой причине мой организм отвергал оба варианта, а питаться людьми — это и для опытных вампиров рискованно. — Ладно... Ты ведь будешь здесь, если что-то пойдёт не так, — конечно, не хотелось бы, чтобы пошло, но я старалась думать не об этом. А о его дерзкой улыбке, к примеру, и стыдно бы было не принять этот вызов.

Последние крупицы здравого смысла ещё пытались убедить, что зря мы сюда пришли, но было поздно. Я уже схватила одну из стопок, что паренёк с обнажённым торсом проносил на подносе мимо нас — скорее всего, все стопки были для определённой компании, но ничего, добавит ещё. Протяну алкоголь и Деймону, и прежде, чем он сможет возразить [ну а вдруг? одно дело заказывать в Мистик Гриле, а совсем другое — пробовать что-то на студенческой костюмированной вечеринке; будь мы оба до сих пор людьми, неизвестно, какими бы и проснулись ли на утро], осушу свою стопку. И только потом юркну в самую толпу.

Мало кто откажется от танца с незнакомкой с таким декольте, особенно на пьяной подростковой вечеринке. И я пользуюсь этим шансом, впиваясь в шею очередному незнакомцу, что положил руки на талию. Три секунды — должно ли это быть просто? Только если отвлечься, не думать о том, где я сейчас и чем занимаюсь. Отсчитать, оторваться от шеи, проскользить вправо. Мне казалось, что самым сложным будет первый раз, но нет. Думать о точности становилось сложнее с каждым новым. Хотелось задержаться ещё ненадолго, а ещё лучше — поддаться ритму ремикса, не отсчитывая никакие секунды и не меняя партнёра. Именно поэтому, после очередного укуса, я остановлюсь и найду взглядом Деймона. Вмиг откажусь перед ним и положу руки на плечи, смыкая пальцы за шеей.

— У меня получается, учитель? — в улыбке обращусь к мужчине и потяну на себя, чтобы вытащить из угла поближе к танцующим. — Почему же ты сам пропускаешь всё веселье? — подмигнув Деймону, прокручусь и окажусь к нему спиной, начиная двигать бёдрами в такт музыке.

Определённо, с этим парнем было что-то не так. Решительно не так.

Во-первых, документы.  Ещё ни разу Скалли не доводилось видеть вместо обычной бумажной книжицы пластиковый микро-чип. Можно ли, в таком случае, данным, что написаны на нём, хоть сколько-нибудь доверять? Сомнительно.

Во-вторых, он явно был сбит с толку: задавал совершенно странные вопросы, по которым, честно говоря, легко мог сойти за дурака. Ответы на эти вопросы были элементарными, однако парень всё равно не выглядил как дурак. Скорее, он был похож на человека, которому очень хочется поскорее сбежать из больницы. Скалли не стала задаваться вопросом, по каким причинам пациент всеми возможными способами сигнализировал о наличии у себя синдрома беглеца. Едва увидев значение на табле танометра, она поняла, что ему, как бы того не хотелось, не сбежать.

— Я не наркоман, — вероятно, сразу сообразив, почему её так заинтересовали её вены, сказал он. Скалли в ответ кивнула. Она уже сама убедилась в том, что, в отличие от своих документов, он говорит правду: никаких видимых следов наркотической зависимости не было, и вряд ли гипотетический анализ крови мог что-то другое показать.

Гораздо сильнее Скалли заинтересовали другие слова пациента, обронённые будто бы нехотя, невзначай:

— Что вы имеете в виду под фразой "не замечал за собой системы", мистер Рамон? — со всей своей проницательностью посмотрев на пациента, спросила она. — Подобные резкие и беспричинные головные боли уже случались раньше? Насколько часто?

Скалли приподнялась, чтобы осмотреть глазное дно своего пациента. Подозрения подтвердились: сосуды были красными, один лопнул.

— Смотрите влево! — распорядилась она, кивнув, когда он послушался. — Теперь вправо. Вверх. Вниз.  Хорошо.

На самом деле, не очень-то и хорошо — именно так можно было охарактеризовать состояние парня. Он, возможно, никаких глобальных ухудшений своего состояния, кроме головной боли, не чувствовал, быть может,  прямо сейчас ему сложно будет поверить в то, что болен, однако факт оставался фактом. На данный момент его состояние оставляло желать лучшего. И подозрительность Скалли буквально сразу же ушла на второй план.

Конечно, от того, что паренёк оказался болен, история с его документами не переставала быть мутной. Она по-прежнему оставалась весьма подозрительной, и мистер Рамон, как и пару минут назад, продолжал вызывать вопросы, однако, Скалли была, в первую очередь, медиком, давшим однажды клятву Гиппократа, и её задачей, её долгом было помогать нуждающимся в помощи. Не важно, говорил ли этот самый нуждающийся чистую правду, и были ли документы, подтверждающие его личность, бумажной книжечкой или пластиковой карточкой.

— Где сильнее всего болит? В каком месте? Можете показать? — озадаченно спросила она, и, пока он подчинялся (ведь ничего другого не оставалось), внимательно наблюдала за характером его движений, про себя отметив, что рука его слегка дрожит. Что, как и лёгкая заминка в движениях и некоторая заторможенность речи, из нормы его нынешнего состояния не выбивалось.

— Мистер Рамон, сейчас я попрошу вас сделать комплекс действий. Вы должны следовать моим словам и чётко выполнять всё, о чём я попрошу вас, — строго заговорила она, — вам понятно?

Она не особо следила за его реакцией: во-первых, во взаимодействии пациента и врача главный врач, а, во-вторых, решив банально задержать этого подозрительного человека здесь до выяснения обстоятельств, она, неожиданно сама для себя, возможно, нашла причину его недомогания. И, увы, то была отнюдь не простая головная боль.

— Пожалуйста, улыбнитесь. Поднимите правую руку. Теперь левую. Теперь, пожалуйста, обе, — командовала она, продолжая со всем своим вниманием наблюдать за ним. — Хорошо, спасибо. Это всё пока.

Для пущей убедительности Скалли кивнула. Она выслушала его короткие пояснения о себе самом (в которые, впрочем, всё равно не спешила поверить, тем более, ещё сильнее смутившись от слова "путешествую", так странно оно было произнесено). Про себя отметила и прозвучавший совершенно дико вопрос про лимонад, как будто мистера Рамона интересовал вовсе не обычный напиток, а факт отсутвия или наличия в городе в ближайшем переулке космического корабля, и его постоянные заминки в ответах, суету и панику, что, очевидно, всё больше разросталась с момента, как он оказался в клинике, переступил её порог.

— Я буду откровенна, мистер Рамон, — подытожила она самым что ни на есть серьёзным тоном, — в ближайшее время, вам вряд ли можно пить лимонад, и точно не стоит подходить к компьютерной технике. У вас все признаки начинающейся гипертонии, которая, в свою очередь, ведёт к дальнейшему инсульту, если её не лечить. Я бы рекомендовала вам лечь на обследование. Вы проведёте здесь, по меньшей мере, несколько дней, пока все с вашим состоянием не станет более ясно.

И, поскольку они оба прекрасно понимали, что у него есть довольно пикантная тайна, Скалли поспешила добавить, правда, поджимая губы, чтобы всеми силами показать Рамону, что это против её правил и радости не доставляет:

— Вопрос с вашими документами я беру на себя, — она подавила вздох, — обещаю.

На несколько минут Скалли покинула паренька размышлять о главном, а затем вернулась со стаканом с шипучим раствором внутри:

— Боюсь, обычный аспирин нужного эффекта не даст, — пояснила она, протягивая ему стакан, — выпейте это. Отлично сбивает давление. Сейчас это — главная задача, которую необходимо решить.

Петлять и уворачиваться становилось все сложнее — вокруг Кинга земля буквально ходила ходуном, резко выбрасывая острые каменные шипы и оставляя все меньше места для маневров. Наверное, сейчас было не время восхищаться способностями расы великанов и, особенно, Дианы, но фей все же позволял себе это в редких перерывах между атаками и попыткой не попасть под них. Впрочем, на смену восхищению приходили тревога и паника —  места оставалось все меньше, броски и атаки Дианы становились все точнее, а Арлекин не то, что атаковать — даже представить себе такое не позволял. Святой рыцарь в чем-то был прав — так дальше продолжаться не могло, ситуацию нужно было вывести из замкнутого круга. Да только как?

От пущенного в его сторону огромного булыжника Кинг отскочил уже с трудом, и сжал зубы от боли. В попытке увернуться он не заметил слева от себя каменную пику, о которую немедленно оцарапался. Хотя о своей ране король фей тут же забыл — впереди замелькала фигура Руина, которая заставила Кинга рвануть вперед в попытке добраться до цели. Однако, он не успел — следующий пущенный в его сторону камень сбил Кинга с ног, и фей с размаху грохнулся на землю. Удар оказался настолько сильным, что от него вышибло весь имеющийся воздух, а в глазах заплясали ярко-золотые искры. Фей натужно закашлялся и поднялся на ноги, разворачивая Частифол в сторону Дианы.

Руин осклабился.

— Значит, решился на атаку? Верное решение!

Но Кинг не собирался атаковать Диану. В карих глазах полыхнул огонь.

— Духовное копье Частифол! Форма третья: Страж!

Копье превратилось в медведя, который бросился вперед и перехватил Диану за руки, намереваясь остановить ее земляные атаки. Кинг подлетел к лицу девушки и закричал:

— Диана! Не слушай его! Это я, Кинг! Очнись!

Слова получались более чем напряженными — Арлекин держал собранные в пасс пальцы обеих рук, отдавая Стражу все магические силы, которые только мог. В стремлении остановить Диану, фей намеревался добраться и до Руина. Да вот только как?

Самым подходящим вариантом было отправить на него Частифол, но это значит, что придется выпустить Диану, которая, того гляди, перепашет все окрестности и доберется до Далмари.

Руин ухмыльнулся. Сейчас ему выпала прекрасная возможность продолжить свой гипноз. Он ударил посохом о землю, побуждая колокольчик вновь отозваться печальным и тревожным звоном. Сейчас Диана видит на месте Кинга Руина, пусть все так и остается.

— Я уничтожу всех вас. Одного за другим. Сначала Семь Смертных Грехов, а затем я убью каждого великана и украшу их головами свой дворец!

Кинг натужно выдохнул — у Дианы словно открылось второе дыхание. Страж уже не был способен ее удержать. Однако, и сдаваться Арлекин не собирался.

— Диана! Очнись! Духовное копье Частифол! Форма восьмая: Пыльцовый сад!

Великаншу окружил полупрозрачный барьер. Отлично, Руин не сможет действовать через плотную стену. Осталось только дождаться, когда Диана придет в себя.

— Диана! Приди в себя! Это я, Кинг! Не позволяй этому святому рыцарю управлять тобой!

Он не был уверен, что девушка его слышит — барьер из пыльцы мог не пропускать звуки извне, сам Кинг никогда это не проверял, так как самого себя барьером еще не защищал.

Первое официальное упоминание искуственного интеллекта датируется тысяча девятьсот пятьдесят шестым годом. По крайней мере, именно тогда Джон Маккарти на семенаре в Дармутском университете дал его преамбулу, заявив, что исследователи вольны использовать методы, которые не наблюдаются у людей, чтобы достичь успеха в решении определённых проблем высокого уровня сложности. Эти слова не стали революционными, и сколько бы Маккарти не объяснял свою позицию, широкого распространения не имели — даже в узком научном кругу, не говоря уже о обывателях. Возможно, потому, что сам Маккарти признавал невозможность определить, какие же из всех искусственных процессов можно называть интеллектуальными.

Для активизации процессов внедрения искусственного интеллекта после той первой, достаточно робкой попытки Маккарти, потребовалось ещё десятки лет, появление фигуры Алана Тьюринга и создание вычислительных машин — тобиш, первых компьютеров. После появления которых дискуссия о том, может ли машина мыслить, впервые поднятая Тьюрингом в одноимённой статье в ныне далёком тысяча девятьсот пятидесятом году (то есть, ещё до преамбулы, которую удалось вывести Маккарти) разгорелась с новой силой. Одна ветвь учёных доказывала, что компьютер — это лишь машина, выполняющая чёткие команды, что не является достаточным основанием называть его "интеллектом", сторонники же другой точки зрения упорно стояли на своём — раз уж компьютер в состоянии выполнять компанды высокого уровня сложности, значит, он интеллектуален, что и позволяет утверждать, что искусственный интеллект совершенно реален и является уже едва ли не будничным, повседневным, явлением.

Конечно, с тех пор прошли годы, много воды утекло, человечество сделало множество открытий, в конце концов, всё шире внедряя робототехнику в свой быт, и всё же, то, что видела сейчас прямо перед собой Скалли совершенно никак не укладывалось у неё в голове. А она мысленно буквально истязала свой разум, пытаясь вспомнить какие-либо научные подтверждения существования гигантских роботов, способных мыслить, реагировать, отвечать на вопросы, говорить  — сплетни на улице, статьи в жёлтой прессе, исследования в серьёзных научных журналах, итоги конеренций учёных, телепередачи (несмотря на то, что в последних Скалли смыслила мало, потому что не было времени телевизор смотреть). И, чем дольше и напряжённее она думала об этом, тем яснее становился ответ: она не знала и не слышала о подобном ничего. Абсолютно ничего.

Тем не менее, гигантский робот, способный своей мощью пробить стены и потолок, стоял прямо перед ней, говорил с ней и, похоже, даже испытывал не самые приятные эмоции: как ещё объяснить, что он сжимал подобие лапищ во что-то, очень напоминающее кулаки?

Робот утверждал, что он упал с космического корабля. Какой бы сильный страх не обуял Скалли, и с какой бы долей настороженности она не относилась ко всему, что видела вокруг, не рассмеяться в ответ не смогла:

— Упали с космического корабля? — покачав головой она с улыбкой откинула непослушный рыжий локон со лба, чтобы не мешал глазам. — Вот как? Мы, значит, в сериале "Стартрек"?

Сейчас, глядя на впечатляющего собеседника, что, не гнушаясь, демонстрировал свою силу и умения (надо признать, также достаточно впечатляющие), Скалли пришло в голову ещё одно слово: косплей. В гиковской культуре она разбиралась плохо, знала о ней, в основном, по рассказам племянников, но представить, что какой-то отчаянный гик, повёрнутый на массовой культуре, соорудил и надел сложный костюм, и отлично вжился в роль, настолько, что не хочет из неё выходить, могла. Как продолжала держать в голове мысль о том, что "роботом" кто-то управляет дистанционно. В эту теорию отлично вписался кто-нибудь из тройки Малдеровых друзей, например.

— Звучит фантастически, — бросила Скалли, садясь на выступ от того, что, по всей видимости, было когда-то стеной, — и почему же вы перешли на светлую сторону, позвольте спросить?

Радушие и относительное равнодушие, которое она умудрялась одновременно показывать своему собеседнику сейчас, были ничем иным, как имитацией. Она всё ещё держала наготове пистолет, и в голове мелькали мысли о том, как, в случае необходимости, это существо, каким бы оно не было, нейтрализовать, тем более, Скалли более чем напрягли слова великана о намерении завоевать мир. Это всё ещё было похоже на пранк, но шансы уменьшались. Что-то подсказывало Скалли, что всё куда серьёзнее, и она предпочла затаиться и выжидать.

— В это очень сложно поверить, честно говоря, — в этом, пожалуй, Скалли осталась искренней, прикусив язык, чтобы снова не назвать это существо "сэр", раз уж он просил так себя не называть, — о!

Маска равнодушия тут же слетает с лица, и изумление буквально возгорается во взгляде, в глазах, когда эта махина демонстрирует то, что умеет. Даже если предположить, что теория о дистанционном управлении её верна, тот, кто управляет, явно не дурак.

— Впечатляет, — констатирует факт Скалли, слегка кивнув, — благодарю, но нет. Я не особенно люблю путешествия.

Последнее, отчасти, — правда. Скалли предпочитала сидеть дома, занимаясь работой даже в свободное от работы время.
Но одного человека, который легко бы уцепился за саму возможность побывать на космическом корабле, имея в качестве доказательств о его существовании только чужие слова, она знала — Малдер.

Даже хорошо, что сейчас, с глазу на глаз с этим механнизированным чудовищем, она была одна.
Ах да, конечно. Одна — и пистолет.

Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь. 

Про семью всегда сложно говорить. Особенно тем, кто ее потерял много лет назад и возвращать уже точно поздно. Дин не стал больше требовать от Пирс подробностей, но почему-то понял, что история с семьей тоже является для нее сложной, но с другой стороны это можно было бы использовать против нее. Как информацию про семью использовали против Кроули. Здесь демоны могли сделать тоже самое, чтобы свергнуть ее. Только вот есть ли те, кто еще остался с ее рода и чтобы можно было бы схватить. Вдруг и есть, но для Дина эта информация являлась бесполезной. Если только демоны недовольны ее правлением, то могут и постараться. Кто знает, какие и сколько скелетов найдут в ее шкафу.
— Правда? А по твоей ухмылке довольной будто так и идут намеки, что живого от них уже вряд ли что-то осталось.
Они уже встречались несколько раз и Дин запомнил некоторые ее приемчики при общении. Сложно сейчас не догадаться, что она немного смутилась о том, что рассказала сама же про двух мужчин, с которыми имела дело. Любовники? Женихи? Очень интересно. И если вампирша их покусала и выбросила, то даже грустно с этого. Но тогда она бы и скрывать не стала. В этом тоже много интересных и скрытых фактов. Только вот странно все это. Откуда в ней столько секретов? Сама же показала себя вольной птицей и весьма отстраненной от людей и даже своих сородичей. Видимо, без секретов даже она не может жить. Или действительно не хочет, чтобы подробности ее жизни раскрывались намного шире, и чтобы никто особо не распространялся. Но Винчестер заметил, что демоны позади его сами прислушивались к каждому их слову и могли наматывать себе на ус новую информацию.
— Не сказал бы, что ревную, но кто станет убивать своего бывшего ухажера за то, что он бросил и стал с другой встречаться? Но раз нужно убить. Тем более вампира, то попытаться стоит. Так же устранить и тех, кто будет ему помогать выжить. Там же нет симпатичных дамочек, как ты? А то вдруг очаруют и придется тогда выкручиваться как-нибудь.
Пусть сейчас он был демоном, но своих человеческих качеств не утратил. В нем кипела страсть и стремление заполучить желаемое. Даже чаще то, что   встреча с девушками могла бы его очень заинтересовать. А они в свою очередь убьют его, чтобы точно никакого оружия против них не создал. Но в голову не приходило, где искать то самое дерево, из которого можно создать кол. Зато есть демоны, которых можно помучить и погонять как следует, чтобы все разузнали. И самому бегать не придется.
Но поцелуй был очень даже кстати. Демоны позади их снова напряглись, но Винчестер ничего не сделал, а лишь ответил на поцелуй, готовясь эту девушку прямо на этом троне "ублажить". Но отлично понимал, что дело зовет и нужно сначала разобраться с вампирами, а уже потом потехами наслаждаться. Смотрит в ее глаза довольные и кивает.
— Конечно. Но нужно время, чтобы найти то самое дерево. Тот самый белый дуб. Не одолжишь мне парочку своих помощников? На них я быстро прокачусь по свету и все разузнаю. Или поищи сама, пока я веду слежку за кровосиськами первородными.

Наташа очень не любила вспоминать ни о Дрейкове, ни о Красной комнате. И даже мысли о Елене чаще вызывали болезненные эмоции, чем ностальгические. Шесть лет назад она так жаждала перевернуть эту страницу своей жизни, что сбежала, взорвав Дрейкова и Антонию, а вместе с ней будто взорвала и все остальное из тех времен. Казалось, воспоминания о немногом хорошем, могли повлечь за собой и мысли о плохом, которых Наташа тогда просто не выдержала бы.

Четко помнила лишь факты. Дрейков мертв. Красной комнаты больше нет. Антония — вынужденная жертва, с чьим убийством на совести ей теперь предстоит жить до самой смерти, никогда не забывая о цене, заплаченной за свою свободу. Но это были именно факты. Факты, лишенные эмоций. А ото всего остального Наташа на несколько лет отгородилась плотной стеной.

Спустя какое-то время стало проще. И даже слова Мелины о том, что боль делает сильнее, стали восприниматься иначе. Не физическая. Душевная. Пока ты способен ее чувствовать, ты все еще человек. И Наташа чувствовала. Но все равно старалась лишний раз не вспоминать.

Разговор со Старком разбередил старое. Вернее, изначально только зацепил по верхам. Разбередила на сама, когда стала рассказывать. И отмахнуться от этих воспоминаний было не так просто, как Наташе хотелось бы. Прошлое казалось осязаемым и настоящим, каким не ощущалось уже очень давно, а собственные эмоции, связанные с прошлым, усиливались переживаниями за Тони. Она прониклась. Слишком, наверное, прониклась. И была слишком настоящей в те минуты разговора. Но Наташа не сожалела. Как бы ни было больно и горько, а это доказывало, что она еще не утратила этой способности, быть собой, чувствовать боль, а не только быть кем-то для какой-то цели. Со Старком цель, правда, тоже была, но все равно это была цель иного порядка.

...После больницы Наташа заскочила на съемную квартиру, снятое на очередное поддельное имя, прихватила свои немногочисленнные вещи оттуда и вселилась в Башню. На самом деле, она не была так уж уверена в правильности этого решения. Предложение исходило от Пеппер, а не от Тони. А последствия разговора с последним были непредсказуемы. Но ей нужно было поговорить со Стивом, который жил в Башне, а потому проще всего обнаруживался там, да и общество Старковых Пятнистых Проектов представлялось куда более приятной альтернативой одиночеству пустой квартиры. В конце концов, съехать она всегда успеет.

Закинула вещи, осмотрелась, подружилась с одним из котят — если бы она еще помнила, который из них Гензель, а который — Гретель, вышла за пиццей и пивом. Проветрилась немного, успокоилась до состояния, когда уже не хотелось плакать где-то в углу, а хотелось лишь чего-то вкусного, старый добрый сериал и котенка под бок. Что, собственно, Наташа и осуществила, когда вернулась, приняла душ и переоделась в то, что не успело пропахнуть больницей.

Стук в дверь вырвал ее из состояния полудремы под вторую серию первого сезона "Шерлока" и урчание свернувшегося рядом котенка. И вовремя, надо сказать, вырвал, потому что полудрема начала переходить в более глубокий сон, с которым приблизились и сны. И возникший перед глазами Дрейков на мгновение показала очень живым. Но глубоко уснуть и полюбоваться на бывшего хозяина во всей красе Наташа не успела — проснулась. Рука автоматически потянулась к пистолету под подушкой — и тут же расслабилась. Башня. Ноутбук. Котенок. Никто не нападает. Славно. Только кому-то чего-то надо. И вариантов было немного — либо Стив, либо Пеппер.

— Умеешь ты делать комплименты, Роджерс, — усмехнулась она, когда Стив вместо приветствия оценил ее вид.

Честность, впрочем, оценила. Как и завуалированное беспокойство. Она не очень хорошо помнила, насколько хорошо держала лицо, когда столкнулась с ним в коридоре больницы, уже уходя. С Пеппер держала точно. В коридоре, когда думала, что ее никто не видит, возможно, что и нет.

— Старк ужасно утомительный пациент, — с усталой улыбкой добавила она в качестве объяснения. — То ему мороженое с соленой карамелью принеси, то катетер достань, то правильную рыжую женщину вынь да положь. Больше я с ним не останусь.

Она распахнула дверь шире, в знак приглашения, и кивнула на бутылки с пивом на тумбочке и коробки с пиццей на кровати.

— Присоединишься?

Шутить и беззлобно подкалывать хотелось все меньше. Разборки с наркоторговцами помогли выпустить пар, да и что ни говори, а Стива Тони был рад видеть. Только вот… заряд бодрости и мимолетной шутливости сходил на нет. Вольно-невольно мысли возвращались к делу. Дело же по-прежнему восторга не вызывало. Возвращалась и злость, и острое чувство несправедливости, и банальная обида, которую Старк, конечно, как мог глушил в себе, но до конца перебороть не мог. Жгучий уголек в груди разгорался жарким пламенем…

— Нда, и впрямь не прокатит, — как-то уж совсем вяло отозвался Тони и на том тему с агитационными роликами зеленых оставил.

Проследил за Роджерсом. Пристально. Внимательно. Оценивал реакцию на предоставленные “доказательства”. Помимо вспыхнувшего вновь гнева, внутри вызревали новые и до одури яркие эмоции. С одной стороны, нечто тщеславное ожидало от Стива незамедлительного согласия с тем, что он — Тони — абсолютно прав и вообще беспокоится не напрасно. Роуди этого не дал, не факт, что даст Пеппер, а затаенная от мира жажда чужого одобрения все-таки требовала своего. С другой стороны, Стив Роджерс. Такой, какой есть. Какой пришел из прошлого. Причин не доверять и реагировать столь остро Тони не видел. К тому же Стив уже не раз и не два показал, что он хоть и зануда, но зануда честный и верный делу. Да и в одной команде быть им не привыкать. Но… Внутреннее сопротивление оставалось, оно не нуждалось в рациональных причинах. И сломить его вот так вот легко и просто не получалось, несмотря на попытки Стива “сгладить углы”. Скрывшись за своей броней, Старк напрягся: не только физически, но и морально. Сейчас он ощущал себя сжатой пружиной. Еще немного и…

“Брось, Тони! Капитан Эскимо хотя бы сразу тебя не отшил! А Роуди слушать даже не стал!” — некоторые попытки в самоуспокоение он все же предпринимал. То еще ребячество, конечно, но ведь помогает!

— Огнеметы, — подтвердил Старк лаконично и жестко. Был бы расслабленнее, обязательно пошутил. В конце концов, про огнеметы можно придумать столько потрясных шуток! И это несмотря на крайне скверную ситуацию в целом. Однако желание шутить все еще изображало труп сурка посреди полузабытого шоссе.

“А что я буду делать дальше?” — напрашивался закономерный вопрос. По большей части вмешательство Тони представляло собой импульсивный порыв. Дальше, чем “найти доказательства и ткнуть в них Роуди носом” Старк в своих мыслях пока как-то не доходил. Что ж, вот, похоже, настало время призадуматься. Разрушать иллюзию Роджерса о “гениальном Старке и его таких гениальных абсолютно всегда продуманных планах” не хотелось. Во-первых, людям их иллюзии, как правило, нравятся. Во-вторых, даже малая слабость — уже непозволительная роскошь. В-третьих, банальная гордость.

— Почему же нельзя? Боишься, что меня на всех “злодеев” не хватит? — осведомился с легкой усмешкой. Попытался через силу переключиться на прежний нарочито веселый лад.

“Говорит совсем как Пеппер”, — заметил про себя, неизбежно скатываясь в еще более ожесточенную напряженность.

— Для начала покажу все тем, кому это необходимо увидеть, — кивком указал на экран компьютера. Молча выслушал Стива. Интересно было отследить полет чужой мысли. Убедиться лишний раз в том, что Кэп его успел изучить. Точнее, изучить ту часть, что Тони сам выставлял напоказ.

— Не остановлюсь, — согласился Старк, сложив на груди руки, однако продолжать не стал. В конце концов, над детальным планом и впрямь еще предстояло поработать после разговора с Роуди и Пеппер. Не обсудив с ними, давать повод журналистам и общественности причину для большого скандала было бы неправильно. Отчасти безответственно.

— Джарвиса, конечно. Он классный! — новая и куда более бодрая попытка вернуться к шутливому тону. Тоже надолго не хватило. Мгновение спустя Тони снова посерьезнел. С прежним острым вниманием он выслушал Стива.

“Покой нам только снится, да, Роджерс?” — мрачно усмехнулся про себя.

— Насмотрелся? — поинтересовался как бы между прочим и кивнул на компьютер. — Если хочешь заценить хольтовскую машину смерти, то загляни вон туда, — Старк указал на ящики.

Сам же Тони намеревался “подчистить” чужой компьютер. Да, люди должны знать правду. И да, они ее узнают. Просто не сейчас и не таким образом. Не проконтролировать это тоже было бы со стороны Тони крайне безответственно.

— Мы поговорим с тобой об этом, — пообещал Старк тоном решительным и отчасти даже бескомпромиссным. Подразумевал он ситуацию с наркоторговцами и пулеметом, но про Стива и его цели не позабыл: — И то, с чем ты пришел, мы тоже обсудим. Но сначала закончим здесь. Осматривайся, и я вызываю местных.

Короткая пауза, потом Тони как бы между прочим заметил:

— Надо будет только немного вход расчистить. Я там слегка...  въезд перекрыл, хм.

Небольшая череда выходных закончилась. День Рождения отпразднован. Настала пора возвращаться к рабочим будням в окружении собственных проектов и к мероприятиям, на которых проекты эти следовало представлять широкой общественности. Что ж, Тони привык, да и это доставляло ему удовольствие по большей части. Он любил чужое внимание, а еще действительно был рад показывать публике результаты своих трудов, пускай и не все собственные творения ему казались достаточно великолепными, чтобы получать СТОЛЬКО восторгов.

Выставка автомобильной промышленности. На ближайшие пару дней Тони был занят ей. К организации самой выставки ни он лично, ни Stark Industries особого отношения не имели, однако представлять SI на стенде и выступать с презентацией на сцене — тоже дела хлопотные. Хлопотные, разумеется, в самом приятном для Старка смысле. За столько лет выставочная суета не стала для него рутиной. От руководства подготовкой стенда он не уставал и удовольствие получал вполне себе значительное, а предвкушение грядущей презентации так и вовсе будоражило. На этот раз Stark Industries действительно было чем вскружить головы ценителей высокотехнологичных авто.

“В серийное производство вряд ли в ближайшие лет десять-двадцать пойдет, но даже один образец — уже прорыв”, — тщеславные мысли не давали Тони покоя.

Да и почему нет? Стильный электрокар, функционирующий на несколько упрощенной и адаптированной под авто версии дугового реактора — действительно чудо. Если не считать не совсем экологичные производственные процессы, это абсолютно экологичный автомобиль, который не нуждается ни в топливе, ни в многочасовой подзарядке. Тесла нервно курит в сторонке! Добавить к этому еще и продвинутый бортовой ИИ — “младшего братишку” Д.Ж.А.Р.В.И.С.а, натренированного водить авто, а не пилотировать броню — и успех на выставке гарантирован. Пресса в восторге, Тони в лучах славы, Stark Industries получает новые контракты и инвесторов, а про скандальный ночной инцидент в Центральном парке уже никто и не вспомнит. Идеально.

— Если что встречаемся у стенда SI, — по пути на выставку бросил Тони Стиву — тот, к удивлению Старка, пожелал присутствовать на мероприятии, — либо лови меня в лаундж-зоне. Доступ у тебя есть, — усмехнувшись, кивнул на бейдж-пропуск. Немного помолчал, а потом как бы между прочим добавил: — И в твоих интересах, Эльза, не пропустить мое выступление на главной сцене!

Разумеется, Тони не посвящал Стива в то, что именно он собирается представлять на выставке. Хотел выдержать интригу, да и не был до конца уверен в том, что Стив действительно оценит это технологическое чудо. По правде сказать, Тони не ожидал, что Роджерс и впрямь пожелает посетить выставку. Почему? Сложно сказать. С одной стороны, благодаря последним событиям Стив казался Тони все больше таким же человеком, и все меньше занудой-Капитаном. С другой стороны, принять мысль о том, что Стив — это Стив, а не только Капитан, похоже, оказалось для Тони не самой простой задачей. Впрочем, присутствие товарища его радовало. Стив — не Пеппер, но в целом отличное пополнения в рядах свидетелей его триумфа. Тем более, что Пеппер тоже будет присутствовать.

Некоторое время спустя Старк уже готовился к выступлению в закулисье главной сцены. Никакого трепета и никакого волнения. Пускай и грядущая презентация ощущалась им как некий мощный рывок вперед, Тони действительно слишком привык к вниманию, а еще он привык быть двигателем событий едва ли не исторических. Все будет прекрасно, великолепно даже, так стоит ли робеть перед масштабом собственного успеха? Нет. Разумеется, нет! Мысли о безопасности Тони тоже не волновали. Он просто не допускал до себя идеи о том, что что-то пойдет не так, пускай и к безопасности на выставке он также не имел никакого отношения. Длительный “отпуск” от геройских дел знатно усыпил бдительность, а присутствие брони на стенде Stark Industries только добавило уверенности Тони в собственной неуязвимости. И совсем неважно что во время выступления на сцене он станет открытой мишенью! Кому вообще хватит наглости атаковать его перед такой толпой? Бред же!

“Ну что, вперед?” — спросил внутренний голос, а Тони, не иначе как назло стилисту, взлохматил волосы на макушке и ринулся на сцену. Бодрый, сияющий лучезарной улыбкой и в целом бесспорно великолепный, он уже приветствовал толпу, широко раскинув руки. Кровь кипела в жилах...

Это миг его славы. Один из многих.

С геолокацией беда. Связи тоже нет. Думать о том, где именно он может сейчас находиться, Тони хотел все меньше и меньше. Магия не вызывала у него симпатии в принципе, а сейчас особенно. Попытки разобраться со своим местоположением грозили приступом мигрени. Что ж, зато хоть есть уважительная причина не виноватить себя за неотправленное Пеппер сообщение! Пеппер это, впрочем, вряд ли обрадует, если она узнает про очередную его отлучку без предупреждения. На фоне недавней напряженности — совсем не то, чего хотел бы Тони. Нахмурившись, смартфон тоже отложил в сторону. Сейчас, пожалуй, не до трудностей в их с Пеппер отношениях. На самом деле куда более скверным было то, что Тони не мог никак связаться ни с Нат, ни со Стивом. Сидеть в плену у какого-то малопонятного колдуна, будучи вооруженным одной-единственной отверткой, и не иметь возможности даже предупредить соратников как-то… не очень приятно! Ладно, окей, возможно, эта беседа не затянется надолго, а Тони не придется выбивать из Стрэнджа портал до Башни силой. Хотя не то, чтобы идея возвращаться обратно именно порталом Старка восторгала…

— Что, магия не настолько крута, чтобы ты мог себе наколдовать стабильное интернет-соединение и wi-fi? — воспользовался еще одной возможностью поерничать. И ситуация, и манеры Стрэнджа провоцировали Тони демонстрировать не самые свои приятные черты. Впрочем, Старк не только выражал свое неудовольствие, но и внимательно слушал. Раздражение не слишком-то мешало ему выцеплять из слов собеседника потенциально полезную информацию.

На слова относительно возможной связи Стрэнджа и официальной власти предпочел не реагировать. Если это пустой треп, то смысла никакого. Если же нет, то все также нет смысла. Просто принял к сведению. Одним грязным секретом у правительства больше, одним меньше. Камар-Тадж? Коалиция магов Земли? Звучит занимательно, пускай и слегка пафосно, как и вся речь Стрэнджа в принципе. Не удивляет. Следовало ожидать чего-то такого. Интересно, а насколько Стив в курсе, и имеет ли его приятель к этой “коалиции” отношение? Любой расклад тут представлялся Тони занимательным. Впрочем, пытаться что-либо по этому поводу выведать сейчас также не намеревался. Свое знакомство с другим магом скрыть разумно, тем более что этот симпатии и доверия не вызывает. Скорее раздражает…

На оскорбления предпочел не реагировать. Куда больше был заинтересован в ином. Силы Ванды, камень… артефакт, могущий усиливать возможности и силы. Гидра. Что ж, причин наведаться на ту крупную базу в Европе в ближайшем будущем становилось все больше и больше. Нужно только покончить с Пьетро, как следует подготовиться и зализать раны. Впрочем, последнее уже и не столь важно. Сражаться, не присутствуя на поле боя лично, Тони вполне в состоянии. Пускай ему и чертовски не нравится даже мысль об этом!

Книги вокруг… Тони обвел их взглядом. Поймал себя на крайне странном и противоречивом желании заглянуть если не в каждую, то хотя бы в пару-тройку. Любопытство? Отчасти. Куда больше осознание необходимости. Когда вокруг внезапно заваривается столько сугубо магического дерьма, неплохо бы все-таки научиться разбираться в его сортах. Подтянуть знания, так сказать. От шутки про “так вот чем ты тут занимаешься без интернета!” воздержался. Слишком очевидно, да и не так уж забавно. 

— Камар-Тадж облажался, — процедил в ответ на всю многословную тираду Стрэнджа. Наградил его очередным внимательным и хмурым взглядом. Внезапная злость заклокотала внутри, и, пускай Тони не желал показывать ее в полной мере, кое-что все же просочилось наружу:

— Раз Ванда такая великая угроза, то какого черта с ней вожусь я, а не ты и твой клуб любителей порталов и пыльных книжек? — спросил Тони натянуто-ровным и холодным тоном, а потом в его голосе проступила более явная ярость: — Не можете допустить мою смерть? Действительно?! Тогда где ты был, когда Максимофф крушила сцену? Что-то я не заметил на выставке авроров! Или кто там в вашей тусовке за борьбу с темными силами отвечает?! 

“Поздно спохватился!” — резко смолкнув, Тони зыркнул на собеседника исподлобья. На самом-то деле плевать на то, что он сам мог погибнуть тогда. Куда больше Старка выбешивало сейчас другое: столько невинных жертв (и Пеппер могла пострадать!), а этот “верховный маг Земли” ничего не сделал, чтобы их избежать. Какого черта?! И какой смысл в таком сотрудничестве, если всю грязь разгребать пришлось Тони?

— Она не только обрушила сцену и поднимала в воздух обломки, — и все-таки Старк делал шаги навстречу. — Она… — нахмурился, пытаясь выдернуть на поверхность хоть какие-то воспоминания о тех событиях. Получалось так себе — тяжелое сотрясение все-таки не лучшим образом сказалось на памяти. — Кажется, она… словно бы удаляла людей. Пуф, и нет! — и Тони замолк, размышляя как быть дальше.

О ментальном вторжении в свое сознание он говорить решительно не хотел. Это было слишком личное и слишком болезненное. Он и своим-то про внушенное Вандой воспоминание и про связанные с ним кошмары говорить не желал, а тут… тут чужак! Чужак и сомнительный маг по совместительству. Добровольно показывать ему свою уязвимость? Ну уж нет! С другой стороны, насколько критичным может стать молчание? И все-таки Тони нашел выход.

— И она влияла сознание людей. Внушала что-то, от чего они цепенели или начинали творить хрень, — сказал, выдержал паузу, а потом спросил, полагая что “сотрудничество” дает ему право тоже получать ответы:

— Что ты намерен с ней делать? Что ты вообще можешь с ней сделать? Государственная тюрьма и лошадиные дозы седативов ее надолго не удержат.

Пауза затягивалась. Наверное, будь бы Соловей человеком, он бы испытал неловкость. Возможно, он бы даже постарался избежать диалога — просто развернулся и ушел бы восвояси. Но. Человеком Соловей не был. Он даже подобием человека себя не осознавал. Ни капли смущения, ни грамма неловкости, одно только желание помочь — понять что произошло и чем так расстроена девушка, успокоить ее, утешить. Подобное было для Артура сродни инстинкту. В конце концов, Ангелина писала его в первую очередь, как доброго друга, а уже потом как воина и защитника всего волшебного королевства. Уйти было просто против природы Соловья. Другое дело, что он банально не находил слов, чтобы завязать диалог. Это немного… обескураживало. Обычно, Соловью не составляло труда заговорить первым, а тут как-то… никак. Самое забавное и с тем же печальное заключалось в том, что Артур никак не мог определить подлинную причину своего молчания. Несколько мгновений в попытках прислушаться к себе. Пожалуй, ответ стал всплывать на поверхность. Вина. Все дело было в ней. Радость недавнего короткого полета сдалась, и это горькое ядовитое чувство вмиг наполнило сердце, отразилось во взгляде нечеловечески ярких золотисто-желтых глаз.

“Ты чуть не умерла из-за меня и Ангелины, из-за тех монохромов, которых мы украли, а я даже ничего не объяснил толком, никто не объяснил…” — что-то такое крутилось теперь на языке вместе с ворохом извинений. Соловей был близок к тому, чтобы поддаться импульсивному порыву и покаяться во всем содеянном, но вместо того он просто медленно опустился на траву. Сел рядом с девушкой и, обняв колени руками, устроил на них голову. Устремил на Ингу немигающий птичий взор. Улыбнулся: пускай не так лучезарно, как в моменты радости или ребяческого восторга, но вполне себе дружелюбно и добродушно.

— Привет, — отозвался на чужое приветствие.

Словно в противовес явно беспокойному тону Инги, голос самого Соловья звучал ровно и мягко. Несмотря на всю свою вину и неловкость, Артур не терял контроля над собой — объективная реальность научила определенной… скрытности и плутовству. В конце концов, никому не станет лучше, если он вывалит на эту девочку всю отвратительную правду, верно? И от таких извинений никому не станет лучше, хотя, наверное, сказать пару “прости” все же стоит…

“Ты что-то помнишь?” — вопрос относительно железной комнаты заставил удивленно вскинуть брови. Артур не слишком хорошо понимал предел выживабельности человеческих тел, но он достаточно часто сталкивался с последствиями заражения дикими чернилами. По опыту он знал, что Инга в тот миг, когда он не выдержал и, наплевав на все “нельзя” Ангелины, понес девочку на инициацию, была совсем плоха. Буквально на волосок от смерти… Шанс выжить один на миллион, и совсем непонятно, как приручать цвет, если она уже ничего не соображает? И все-таки вот… что-то вспомнила, что-то поняла тогда.

“Она сильнее, чем кажется”, — вспомнил и Соловей свою случайную мысль во время той чересчур уж драматичной и яркой инициации. Едва сдержал нервный смешок. А ведь тогда он думал, что инициирует нового мага боевого спектра...

— Я, — согласился и слегка пожал плечами, мол, а что тут такого? — Так было надо, — голос слегка дрогнул, а сами эти слова прозвучали так, словно Артур оправдывался, но… новую мимолетную вспышку раскаяния Соловей в себе сломил.

Он ненадолго отвел взгляд от Инги. Глянул на теней, следящих за этим неловким диалогом с каким-то уж чересчур явным упоением. Неужели Прасковья лично решила “погреть уши”? Не слишком похоже. Соловей поднял голову. Наградил одну из тенюшек красноречивым взглядом. Виновато-понимающий бульк, и вся честная компания возвращается к своим делам на полянке. Артуру же, наверное, следовало вновь обратиться к Инге — может рассказать про инициацию, объяснить, что произошедшее в железной комнате — вынужденная необходимость, а не прихоть, как порой думали новички. Но. Снова это молчание. И снова та самая вина. Не должно было этого случиться. Не должны были эти дети столкнуться с монохромами. Ненависти к людям Соловей не питал и желания им вредить не чувствовал, однако сейчас (да и в тот момент, когда про заражение Саши и Инги стало известно, тоже) у него имелись кое-какие вопросы к Владимиру. Пожалуй, даже Ангелина не смогла бы сейчас удержать Артура от попытки загрызть их сообщника или швырнуть его вниз головой с самой высокой из башен Настоящей Московской Библиотеки.

— Ты, наверное, не помнишь, но меня зовут Соловей, — словно очнувшись от короткого забытья, сказал вдруг. — И Артур, — добавил, выпрямляя ноги и устраиваясь поудобнее, — но Соловей я все-таки куда больше, — и с этими словами протянул Инге обклеенную цветастыми пластырями ладонь. Люди ведь всегда жмут друг другу руки при знакомстве, верно?

Впрочем, на рукопожатии Соловей не настаивал — оставил выбор за девушкой, а после, опустив взгляд и случайно заметив растущий поблизости хорошенький одуванчик, слегка тронул его. Срывать не стал, лишь с какой-то уж чересчур явной нежностью и бережностью повел пальцем по желтому цветку. Улыбнулся совсем счастливо и довольно — красота чужого мира трогала, несмотря на все беды и хреновые мысли с ними связанные. Поднял взгляд на девушку. Заметно помрачнел: снова вместо нелепой детской радости сострадание и беспокойство.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил первое, что пришло в голову и что, пожалуй, волновало куда больше, чем все прочее. — Как твой глаз? Я совсем не думал, что ты так быстро придешь в себя после инициации…

Сдавали нервы. Они в принципе у Соловья, несмотря на всю его доброжелательность и внешнюю уверенность, были не на месте, но события последних дней… просто добивали. Вся эта интрига с Красной Шапочкой, ее книгой, обменом чернилами с Лилией и с ее заражением, потом вынужденное посещение Круга. От “общения” с высшими тенями до сих пор холодок скользил по коже, а в голове вольно-невольно пульсировало это вот: “Ты — ошибка” и “Тебя не должно быть здесь”. И ведь не скажешь, что даже если отбросить любовь к Ангелине, привязанность к друзьям и к Библиотеке, просто не имеешь права оставить объективную реальность, что ты невольник в их ордене. Испытание верности или, скорее, покорности — оно такое, нельзя его проваливать, даже когда сознание плывет от страха и “кровопотери”. Подерзить на прощание — хороший, конечно, способ сбросить стресс, да только вот все так завертелось и закрутилось, что Артуру ненадолго хватило этого заряда. Неудавшаяся инициация того мальчишки, разговор Ангелины и Барона, только подтверждающий самые худшие опасения Соловья в отношении людей — всех людей, включая дорогую подругу — тот срыв, когда он сам чуть не наговорил при Лилии много лишнего по части теней и книгочейства, короткая склока с Сашей. И Круг. Снова Круг!

“Она заставляет теней варить кофе. Наводит свои порядки… И это самая добрая из них!” — что-то такое металось в голове, когда Артур бесцельно шарахался по коридорам Библиотеки.

Татьяна Александровна и впрямь меньше всех прочих глав Круга пугала Соловья, однако эта ее властность и вмешательства в их дела… Ладно, проблема была не в том, что верхушка ордена наводила свои порядки в Московской Библиотеке. Вся эта намечающаяся история с “Молотом ведьм”, само это отношение… о, как оно выводило из себя! В конце концов, для Артура было более чем очевидно, что если бы Круг волновал результат, если бы им так нужна была эта проклятая книга, они бы не их последних студентов в бой отправляли, а его и Ангелину. Им-то не в первой приносить Кругу редкие книги и усмирять древние фолианты. А что если кто-то из ребят погибнет? Что если книга выйдет из-под контроля и случится то же, что и зимой, когда…

“Про Агату нельзя. Не думай!” — тут же одернул себя и тряхнул золотой гривой. Распущенной, потому что некогда было отвлекать ни Сашу, ни Ингу с заплетанием, а от Ангелины просто улизнул, пока она не вспомнила. Тот разговор с Бароном… он ведь все никак не шел из головы! По правде сказать, сегодня Артур вполне умышленно старался не попадаться никому на глаза. Ранним утром, когда ребята собирались с представителями МЧК на дело, скрывался в одном из бесчисленных укрытий теней, а теперь, когда общежитие опустело, решил перебраться туда — подальше от глав Круга, Ангелины и чужаков.

Лиля.

Она застала врасплох. Углубившись в свои мысли, Соловей и не заметил девушку на пути. Что смешно, он даже не почуял ее, хотя их нынешняя почти кровная связь позволяла ему почувствовать девушку на чертовски большом расстоянии. Наверное, если бы она не остановилась, Артур бы налетел на Лилию и сам бы того не заметил. Резко остановился. Уловил испуг в глазах напротив, и не сразу сумел скрыть свой. Напрягся всем телом, затем, опомнившись и заметив дружелюбие в лице девушки, расслабился.

— Привет, Лиля, — отозвался тихо и даже улыбнулся в ответ. Впрочем, улыбка вышла не столь… лучезарной и беспечной, как обычно. Некоторая напряженность чувствовалась в ней, да и в целом весь образ Артура сейчас сквозил нервозностью.

— Я не в обиде! Сам что-то… задумался. Еще бы немного и сшиб тебя! Думаю, мы квиты, — выдал чуть ли не скороговоркой. Нервозность его выливалась в болтливость…

— О, знаки! Помню сам изучал их. Интересная штука и… — резко осекся, снова напрягшись всем телом. Уставился на Лилю немигающим птичьим взглядом. Она ведь наверняка уже знает что он такое. Кто он. И что ему не нужны знаки, чтобы колдовать. В конце концов, Яков при ней выплюнул это вот “жалкая кукла из чернил”. И ребята наверняка уже рассказали.

“Ну да, Саша бы не захотел, чтобы я дурил Лиле голову столько же, сколько ему и Инге”, — подумал Артур и невольно повел ладонью по собственным волосам, затем, опомнившись, спрятал обе руки в карманах джинс. Наверное, следовало что-нибудь сказать и перевести тему на что-то более приятное. Не дать возникнуть этой паузе, неловкой заминке, но…

Лиля опередила:

— А ты как? — совсем простой и такой невинный вопрос.

Только вот и он поставил Артура в тупик. Соловей не привык говорить, что ему плохо. Не привык откровенно обсуждать это с кем-то кроме Ангелины (хотя и пару раз позволял себе подобное с другими неравнодушными людьми). Зато Соловей привык к тому, что для подавляющего большинства он просто вечно веселая и беспечная марионетка. Причудливая зверушка, чьи чувства значат куда меньше человеческих. И вот теперь Лиля… Лиля, которую не хочется беспокоить, потому что ей и так сейчас, наверняка, несладко. Лиля, которой тем не менее не хочется лгать, потому что и так вокруг нее соорудили целую паутину из лжи и недоговорок.

— Поверишь, если скажу, что все хорошо? — вопросом на вопрос ответил. Улыбка на лице Артура стала какой-то уж совсем невеселой. Извиняющийся взгляд золотисто-желтых глаз. Отвел его в сторону. Вздохнул и спросил:

— Как ты, Лиля? Все так лихо закрутилось, что я так толком и не успел спросить это, — и вот опять говорливость взяла свое. Стоило только сместить фокус с себя на девушку, как Соловей стал снова до одурения искренен и открыт.

— Я к тому, что мне совсем не пофиг на тебя, просто… — и все-таки он резко смолк, не сумев толком обратить свои эмоции в слова. Хотелось сказать что-то вроде “мне жаль, что я не смог поговорить с тобой после той истории с Красной Шапочкой, Волком и поехавшими лесорубами, и что не спросил как ты себя чувствуешь после инициации, и вообще кучу всего не сделал, не объяснил и не рассказал”, но вместо всего этого Соловей произнес:

— Ты в комнату идешь? Я могу тебя проводить. Если хочешь, конечно…

Солнце перестало быть опасным для меня примерно... с первых дней моего обращения? Лучше, конечно бы, в самый первый, потому что мой первый рассвет едва не стал последним, но все равно. Я даже не успел толком испугаться, как другие вампиры, что годами, если даже не столетиями своего проживания на этой планете сходили с ума без возможности постоянно наслаждаться своим величием, своей силой. Я часто видел и слышал страх вампиров, я мог его чувствовать на физическом уровне в достаточном плане, чтобы понять — девушка позади меня тоже боится. Боится, а, значит, не может ходить под Солнцем. Мне же лучше. Надеюсь, ее собачонка тоже скрывается от Солнца. Хотя последнее еще не подтверждено — все же, как гибрид, он мог забрать себе не все слабые стороны вампиров. Которых, подчеркну, у нас было не так уж и много.

  Я же наслаждаюсь первыми и последующими солнечными лучами. В принципе расхитители домов с дробовиками и пистолетами постарались до меня — окно уже было выбито, так что теперь, пока они находятся в эйфории? в ступоре? я мог бы и сбежать. Вот только мне это ничем не поможет: далеко я не уйду, слишком голоден, значит, ослаблен. Не могу сказать, что мои соратники по несчастью были очень активными, думаю, они сами бы не убежали далеко вслед за мной, но испытывать судьбу я не хотел. Так что, как только первые возгласы были произнесены, и удивление коснулось уш моих, я обернулся, чтобы предстать во всем своем величии. А еще, чтобы спина тоже немного тепла почувствовала. А то как-то не очень честно получилось.

  Как я и думал: собачка сидела на полу под первым лучом. Она не умирала, не горела, и девушка на нее не шипела, призывая убежать, значит опасный-клыкастый мог быть опасен для окружающего мира и днем. Но пока он с любопытством смотрел, мне не было до этого никакого дела. Я подниму взгляд на вампиршу, что продолжает шныряться от тени к тени. Ей везет, ведь Солнце сейчас не такое жестокое, да и в зале полным-полно хлама. Сейчас у нее получается варьировать, но вечным ее спасение не будет. Все равно Солнце достигнет ее, и тогда ей будет некуда бежать. Посмотрим, что она будет делать чуть позже. А сейчас можно и поговорить немного. Раз уж ситуация позволяет.

  — Не то, чтобы я выбирал, куда приходить. Знаешь, голод — такая вещь. Кости ломит, аж температура с давлением проскальзывают, что для нас, мертвых, вообще редкость. Все внутри пульсирует и разум концентрируется только на одной идее: найти кровь, выпить кровь. Особенно не до великих соображений. Я увидел надпись, поворот на город. Я повернул. А то, что в городе никого не оказалось — неприятность, — пожимаю плечами, — Я тут случайный гость, а вы, двое? Скуби и команда? — усмехнусь.

  Если присмотреться, кстати, выглядели они тоже довольно устало. Хотя девушка держалась, старалась, по крайней мере. Конечно, ей ведь нельзя потерять лицо перед собачкой, а то еще перестанет слушаться, а то еще на нее нацелиться. Я все понимаю, и поэтому даже стараюсь держаться спокойно. Мне больше не нужно было позерство, не нужно было показывать себя во всей красе, ведь на самом деле я уже победил. Даже если собачка умеет ходить под Солнцем, даже если она будет достаточно быстрой, я использую все свои силы, все свои возможности, чтобы удрать от нее. И, кто знает, как собачка будет вести себя без хозяйки? Верно, никто.

  — Трудно вообще вампиров считать живыми, знаешь? — осторожно произнесу, смотря на нее, — Мы давно уже мертвые твари. Но я могу ходить под Солнцем, да, ты права. Жизнь мне улыбнулась, — пожму плечами, — Тебе, конечно, очень хочется знать, как? Я могу тебе рассказать, но счастья прямо здесь и сейчас тебе это не принесет. Видишь ли, я не смогу дать тебе такую возможность, — говорю без злобы в голосе. Кто меня не знает, мог бы даже сказать, что мне было жаль эту девчушку, хотя, конечно же, это не так, — Ты можешь сколько угодно угрожать мне расправой, но лучше не трать время и силы, у тебя их не так много осталось.

  Я никогда не пытался стать "спонсором" нового вампира. Слышал, что у анонимных алкоголиков есть свой спонсор, который помогает им в тяжелые времена. Мне даже как-то пытались такого подсунуть, но проблема была в том, что я был ужасно голоден, так, что мой спонсор превратился в обед. Вкусный был, кстати. Но не об этом. А о том, что я никогда не пробовал на себе роль курицы-наседки. И, честно говоря, не собираюсь пробовать. То, что я сейчас делаю с Селин (а, о, чудо, она назвала свое имя!), лишь акт доброй воли. Ей же будет лучше, и ее собачка Майкл, не будет так сильно переживать. И в этом доме будет царить относительный мир. По крайней мере, пока в доме не появится кто-то, кого можно съесть.

  — Когда я только обратился, мне повезло иметь рядом с собой ведьму. Она почему-то бесконечно пеклась обо мне, хотя я ее почти не запомнил из-за постоянного голода. Молодый, неопытный, тело смелое и не совсем умелое, уверен, ты понимаешь. Так что она наплела что-то на своем тарабарском, какое-то заклятье наложила, чтобы я мог ходить при свете дня. Она думала, что если я увижу мирную жизнь людей, то перестану хотеть ими питаться. Ну, что сказать... Мне нравилось ходить под Солнцем, так что я делал вид, что все понимал. И что я никого не убивал. Просто по ночам убегал в другую деревню и питался там. — пожал плечами.

  Я, конечно, мог рассказать ей правду. Но правда делала меня невероятно уязвимым. Скажи собачке — сорвать колечко — и она сделает это за секунду, а уже в следующую я буду гореть в огне. А мне не нравится гореть в огне, не нравится. Хотя, признаюсь, иногда, в целях садомазохических и в моменты странного отчаяния я его снимаю. Жжет так, что мне даже эмоции выключать не надо, сразу же приходит отрезвление и я иду в этот мир с гордо поднятой головой. По крайней мере стараюсь.

  — Нам бы выбираться отсюда, Селин, Майкл, — поклонюсь перед собакой, прямо чувствуя, как внутри меня все переворачивается от нелепости этого действия, но что поделать? Ничего не поделать. Надо выживать, и поэтому приходится над собакой склоняться, — Потому что, очевидно, еды здесь нет, даже гребаных крыс нет! Не знаю, где здесь ближайший город с людьми, вообще ничего унюхать не могу. Вы, судя по всему тоже, иначе не пришли бы сюда. И кто бы мог подумать, что на дворе Рождество! Не наше Рождество, очевидно, ага... Гринч, выходи, мы тебя узнали! — усмехнусь.

  Что ж, я сменил гнев на милость, даже поклонился собаке. Не знаю, что еще должно произойти, чтобы Селин скорее ушла в сумрак, в комнату, где можно будет зашторить шторы для нее. Кажется, на день мы останемся с Майклом вдвоем, так что мне придется сильно помозговать над своим поведением. Я ведь знаю себя. Значит, точно скажу что-нибудь, что заставит его громко рычать, и покуситься на мою жизнь. А я бы хотел пережить этот день. И, желательно, найти еду. Я ведь не умру здесь, конечно же, не умру. И вообще еще очень долго не умру. Мне еще склеп с Кэтрин Пирс открывать!

Так си-, так си-, так си-, так сильно
Как никогда и никого!
Любить, любить, любить тактильно
Если больше не осталось ничего!

  Мечтала быть астронавтом. Не говори, что наивно, знаю. Так хотела, так горела этой идеей. Мне было двенадцать лет. Космическая эра подходила к своему закату. Хотя, никогда не знаешь! Могла бы уже покорять Марс, знаешь? Не то, чтобы не рада быть героем, Смотрителем. Рада! Но был шанс на другую жизнь, был шанс на полет за атмосферой. Мама не отпустила. Донна хотела, чтобы всегда была рядом. Тогда я не понимала. Не могла понять. Ведь ее не было сутками, казалось, она вообще не интересуется моей жизнью, а когда интересуется, то только критикует. Видела меня красивой статной дамой при богатом мужчине... хотя, подождите! Кажется, ее мечта сбылась!

  Не смейся! Специально смеешься!

  Помимо красоты и бездонного кошелька богатого мужчины, у меня еще блестящий ум есть! Нет, не слишком горжусь! Вспомним, сколько раз именно мой ум спасал нас? Тебя спасал? Город спасал? Быстро попасть на сервер, еще быстрее взломать, незаметной мышью пройтись по нужным данным, проанализировать и даст ответ тебе по связи. Не хочу хвастаться, но ты видел мои пальцы? Ха, они просто летают по сенсору, порхают по клавиатуре! Как-то сказала Циско, что я — самая быстрая в мире в сфере взломов женщина. А что? Разве я не права? ...

  Это было так давно. Давно, в смысле, как будто целую жизнь назад. В линейном формате прошло всего несколько недель. Чуть больше месяца. Тридцать четыре дня. Четыре недели и шесть дней. Вот сколько мы живем мирной жизнью, путешествуем, ищем место, где может свить свое идеальное гнездышко. Мы стали намного ближе, нам весело, уютно, тепло. И каждый день так спокоен и мягок. Словно, наш длительный отпуск немного затянулся. Счастлива проводить с тобой время, но все равно не могу не спросить, не могу не заставить тебя подумать:

Этого достаточно? Для нас с тобой достаточно?

  В самом начале пути не хотела влипать ни в какие истории. Купера хватило с головой. Я хотела быть незаметной, неприметной, не влипать в истории. И вот надо же, влипла! Снова влипла в историю с тобой. Ноутбук, на который ты случайно пролил латте в плохом районе, серьезно? Кем, по твоему мнению, я должна была быть, чтобы поверить в эту байку? Очевидно, какой-то глупой девочкой. Но я такой не была. И пусть помогала тебе, но все равно чувствовала, как стремительно влипаю в новую историю. Историю, длинной в три года. Историю, которая возвращала меня к прошлому, заставила встретиться с мертвым Купером снова. Он оказал жив, более, чем жив. А ты оказался прав. Ты вообще часто оказывался прав.

  Последний год был самым тяжелым. Тяжело, когда ты исчез, просто ушел в Лигу. Я искала тебя на Лиань Ю, тогда мне не было так страшно. Нанда Парбат — страшное, мрачное место. В нем буквально пахло смертью. И пусть мы стали ближе в ту поездку, намного ближе, но от общего антуража места я всегда буду ощущать чувство тошноты. Может, и хорошо, что все закончилось. Лига считает тебя мертвым, город больше не ждет Стрелу, теперь полагается на новых героев. Мы получили шанс на счастье, на отношения и просто на покой. Но почему же я каждый раз думаю, что мы просто находимся в отпуске? Прозвенит будильник на телефоне, встанем, оденемся в костюмы своих дневных ролей и отправимся по делам, чтобы вечером встретиться в Пещере, где ты будешь Стрелой, а я — Смотрителем. Скажи, глупость, да?

  Глупость, наверное. Будильник не звонит, мы просыпаемся вместе в нашем бесконечном путешествии. В жизни нашей все так приторно сладко, например, сегодня мы идем в ресторан, как все люди, как самые обычные люди. Мы теперь не боимся, не осматриваемся по сторонам. В первое время нам было тяжело, ведь от привычного образа жизни никуда не денешься — ты все время старался защитить, пару раз даже поднос официанта ловил. А я на каждый сбой в работе телефона или интернета реагировала, как на попытку взломать наш временный дом.

  Однажды я придумаю систему для безопасности дома.
  Чтобы у нас не было незваных гостей.
  Я даже придумала ей название!
  Лучник.

  Уверена, что нам нужна будет такая система. Рано или поздно наше путешествие закончится, даже если мы найдем идеальное место, знаю, оно разонравится нам по одной простой причине — мы будем скучать по городу, по друзьям. Согласись, телефонные звонки, видеосвязь, даже самая продвинутая, как у нас, никогда не сможет заменить живого общения. А если мы приедем в Старлинг-Сити, потом быстро уехать оттуда будет очень сложной задачей. Ты столько раз уходил, но всегда возвращался. Сам знаешь. И я тоже знаю. Так что Лучник нам понадобится. Когда-нибудь. Но не сейчас.

  Сейчас мы садимся за столик в ресторан друг напротив друга. Совсем не хочется мне вычурных блюд, тебе, думаю, тоже. Привлекать к себе особенное внимание не хочется, но и вечер должен быть вкусным. Морщусь, смотря на меню. Конечно же, здесь нет состава блюд. Что довольно странно, ведь ресторан выглядит весьма колоритно. Очень по-Коннектикутски. Выдыхаю, качая головой.

  — Я придумала старт-ап. — закрыв меню, положив его на край стола, произнесу, — Интерактивное меню для ресторанов. Приложение, содержащее в себе меню ресторана. При желании можно узнать состав блюда, увидеть его реальную фотографию, что думаешь? — посмотрю с улыбкой, — Мы уже не в прошлом веке, чтобы уточнять у официанта каждую деталь! Например, из чего состоит этот кисло-сладкий соус? Ты хоть представляешь, сколько кислых и сладких ингредиентов? Можно собрать взрывоопасную смесь!

  Угрожаю безымянным пальцем меню, даря взгляд из-под очков. По поводу выбора блюд не переживаю. Знаю, что ты выберешь что-то вкусное, что понравится мне в конечном итоге больше. Без зависти и прочего, у тебя чудесный вкус. Глупо было бы это отрицать. Вспомнить хотя бы то вино, которое ты мне подарил! В обмен на кровать, и почти спустя год после обещания... Как же это было все давно. Как будто не с нами.

  А, может, все же с нами?

         — Бэтмен...? Бэтмен тебя не спасет, дружок. Здесь есть только я, Женщина-Кошка, ты слышишь мое рычание...?

  — Доктор!

  — Заблуждение номер раз...

  Твоя душенька, что пытается прийти в себя, получит разряд лазерной указкой. Знаешь, Алиса, когда я была еще совсем неопытной, я думала, что все торжество происходит только в быстрой смерти. Что нет ничего более великого, фонтанирующего и сводящего с ума, чем лишить кого-то жизни молниеносно. Так я чувствовала себя богиней. Великой. Вот только я тоже заблуждалась. Быстрая смерть — удел слабого, так, просто мазня первогодки. А вот смерть медленная, мучительная — это уже искусство. Искусство изящного убийства. Я читала эту книгу, как и Исповедь Человека, Употребляющего Опиум. И я могу сказать тебе так точно, что все торжество мысли в медленной смерти. И именно поэтому твоя душенька получит такой слабый разряд, который заставит ее бренное тело подняться над поверхностью моей невероятной красной комнаты и снова опуститься на пол. Прекрасное. Идеально. Поехали дальше.

  — Да, как ты смеешь!

  — Заблуждение номер два...

  Я не просто смею, пунцовый ты мой от ярости цветочек. Я знаю, что поступаю правильно. Потому что, знаешь, в этом идеальном неправильном мире, где Доктор и Мастер тянутся друг к другу как два несчастных влюбленных идиота, мне нужно еще немного власти, чтобы их навсегда разлучить. Может, мне и не стоило бы нападать на тебя, но как же ужасны были твои родители. Они просто рвали и метали бы всю Вселенную, надеясь тебя найти, понимаешь? Доктор бы рвалась. Доктор и сейчас ревет внутри меня, как маленькая белуга, пытаясь найти в тебе свою дочь. Вот только я гораздо сильнее. Я гораздо мощнее. И я тебя еще не наказала.

  Второй разряд ударяет в твою визави, в этот раз более сильный. Девушка подлетит на добрых пять метров, и я так хочу, чтобы она продолжала лететь. Или хотя бы висеть... Я отверткой задену переключатель в стене и взору предстанет чудесное ложе для твоей очаровательной девушки. Ложе из металлических кольев, идеальной высоты, чтобы когда красивое тельце легло на них, оно проделало такой длинный путь вниз. Даже жаль в этот момент, что каннибализм я пока решила не практиковать. Идеальный шашлычок бы получился. Пока что твоя визави повиснет аккурат над ними, остается несколько сантиметров, а вот будет ли совершен сладко-страстный акт смерти, решать, конечно же, тебе одной.

  — Что я делаю...? - наконец, я посмотрю на тебя. Такая же смазливая, как твоя мамаша, такая же крикливая, как твой папаша. Идеальное сочетание хренового сочетаемого. Доктор помнит, как она качала тебя на руках, как воспитывала, и как любила бесконечно. Что самое страшное, я помню это тоже. Но меня мутит. Мутит от осознания того, что я могла потратить десять лет своей жизни на кого-то столько незначительного, как ты. Ты была мне так противна. И если бы я была слабой, немощной и не было бы у меня сил, то я просто бы плюнула тебе в лицо. Но зачем, милая, зачем? Если можно поиграть с тобой вот так. Вот так откровенно, открыто... Как я всегда и мечтала.

— Я, моя дорогая, восстанавливаю справедливость... — я прыгну к тебе, черт, как дикая кошка, оказываясь я одном шаге от тебя. Над нами сияет энергия, что удерживает эту твою девушку, дочку Робина Гуда и Злой Ведьмы Запада! Как она сама не покончила жизнь самоубийством с такой-то родословной, я не представляю. Ну, да ладно, слишком много чести для той, кто станет просто пушечным мясом в нашей встрече, — Нельзя от мамы не убегать, и дверь от мамы закрывать, мама тебя однажды найдет, и смерть с собою принесет... Какая ты невоспитанная! — я охну, хватая тебя за волосы, и запрокидывая голову, — Надо было налаживать общение с мамочкой... А теперь уже поздно. Теперь ей не сдалось вое общение...

  Давай поиграем в эту мою любимую игру: жертва не понимает, что происходит, а похититель от этого стервенеет еще больше. Я жду неправильных вопросов, тупых ответов, но, что самое главное, моя ласточка, твоих эмоций. Ты ведь так сильно любишь эту девушку. Девушку, которую я вот-вот убью. И вот ты снова говоришь о ней. Ох, Робин-Робин, ты что, такая особенная? Настолько особенная, что Алиса говорит о тебе, а не о себе? Какое ей дело должно быть до тебя, если я хочу ее убить? Что любовь делает с людьми... Как же они слепы, и как они глупы. Готовы положить на кости все, лишь бы любимые были живы, здоровы, счастливы... Какой ужас. Какая драма. Какие бессмысленные истории и жертвы. Но тем веселее, знаешь, тем веселее.

— Тебя на себя, что, совсем плевать...? — да, я буду обижена. Нет, я не собираюсь этого скрывать. Я, конечно, понимаю, что эта утопающая сама себя уже не спасет, но прояви, пожалуйста, хоть немного внимания к собственной персоне! Или у тебя какие-то комплексы? Ты считаешь себя незначительной? Ну, что ты, девочка, ты самый важный винтик в этой истории. Я бы даже сказала, не скрывая собственного придыхания, что ты в ней единственный важный винтик. Но ты же тогда изойдешься от гордости... А этого я себе позволить не могу.

  — Чем больше ты о ней говоришь, тем быстрее она умрет... — я подниму отвертку вверх, и тело твоей девушки, пока еще живое, не волнуйся, сдвинется ровно на один сантиметр ближе к краю. Я улыбнусь, опуская взгляд на тебя. Мой ангел, я управляю этой ситуацией. Ты должна сидеть тихо и подчиняться. Ты должна мучиться, потому что я этого хочу. И медленно умирать, потому что я тоже очень этого хочу... — Не нужно напоминать похитителю о второй жертве... Всегда появляется соблазн сделать ей больно...

  Я усмехнусь и отойду от тебя, присаживаясь в позу лотоса на полу, так, как будто мы были лучшими подружками. Знаешь, как будто у нас эта тупая вечеринка, когда девочки рассказывают наперебой с кем они занимались сексом и в каких позах. А, может, в твоем этом Зачарованном Лесу подобных встреч и нет...? Ну, тогда, скажу я вам, очень скучно вы живете, и точно многое теряете. Я потянусь, удерживая отвертку в руках.

— Мне нравится, что ты узнала мое лицо, — я склоню голову набок, — Прекрасно понимаю тебя. Невозможно забыть дьявола, который тебя породил, — усмехнусь, откидывая мысли о Тектеюн подальше. Как бы ты не была прекрасна, мама, сегодня я не твой опыт повторяю. Сегодня я обретаю новый, тот самый, что поможет мне расправиться с тобой, — Мне на самом деле просто было дико интересно поболтать с тобой о том, о сем... Как твои сердечки? Слышу, бьются... — я усмехнулась, улавливая их безумный ритм. Ну, что такое, девочка моя? Аккуратней! Так и регенерировать можно. А я этого пока не хочу. Побереги свои силы, — Через красоту регенерации ты еще тоже не проходила... Кажется, ты живешь очень скучно и обыденно. Я так расстроена! Учитывая, чья ты дочь, тебе нужно было стать, как минимум, королевой... — выдохнула, — Нет ничего чувства разочарования родителя своим ребенком...