[indent] Невнятное мычание донеслось из тела Оберона, он поежился. Сознание не хотело вырываться из того сладостного забытья и успокоения, что подарило ему Сияние. Боль наконец-то утихла, успокоилась и отступила, словно рана покрывшаяся тонкой корочкой коросты, которую стоит лишь всковырнуть, и польется кровь алая, густая. Кожа его уже едва уловимо светилась, от ярко-лиловых стигматов почти не осталось и следа, лишь то там, то тут проступали ломанные дорожки едва уловимые глазом. Он ощущал, что в комнате был не один. Кто-то вероломно решил нарушить его сон, абсолютно не боясь расплаты. А вероятнее всего был второй исход. Это злило. Оберон скривил губы в оскале грозном, показывающем всю степень его раздражения.
— Я бы тебя пнула, если бы ты был в состоянии отбиваться. А так как-то нечестно получается, - вряд ли бы он мог перепутать этот голос с любым другим, услышь он хоть тысячу похожих, едва отличимых для других, но все равно бы признал, даже спустя много лет. Да как вообще можно спутать голос своей сестры-близнеца? Губы выровнялись, оскал сошел на нет, превратившись в смутное подобие вымученной улыбки.
- Малышка Ти, - вяло произнес Торвальд, но едва ли за этим тоном можно было рассмотреть всю гамму эмоций, что испытывал сейчас нефилим.
[indent] Первое, он был измотан, чертовски измотан, несколько дней беспробудного самобичевания и самоуничижения, политые различными веществами делали свое дело. Да и телу пришлось потратить немало энергии на восстановление, так что жалких три часа сна было недостаточно. Второе, он был рад, хотя рад, слишком мягко сказано, едва ли он мог найти подходящее слово
этому чувству. Счастлив? Пожалуй. Ведь по правде говоря, едва ли он испытывал хоть сотую долю такого единства хоть с одним существом на земле как с сестрой. Только... Нет, не стоило думать об этом только. Третье, ему было стыдно. Именно стыдно! Он всегда старался казаться сильнее чем он был, хоть и старался быть искренним с ней. Такая тонкая грань. Он не хотел, чтобы Титания знала о том, на сколько он пал. Точнее, конечно же она знала, что он пробил дно Хтонического разлома, но вряд ли что
его полет составил тысячи миль вниз. Оберон сам ненавидел себя за это. От того так рьяно цеплялся за любую возможность вырваться из этой пропасти. Четвертое.... он был зол на нее, зол из-за зависти, зол из-за того, что она потревожила его сейчас, зол, что она бросила его. Оберон приоткрыл правый глаз, вся эта гамма едва ли уместилась бы, в отражении одного зрачка. И от того как наиболее яркое чувство в сиянии бирюзового взгляда танцевала злоба.
- Милая Титания, - уже более бодро, саркастично, даже едко повторил Торвальд, выпрямляясь так, словно феникс восстающий из пепла, - моя дорогая, милая сестрица!
[indent] Он раскинул руки в стороны, словно приглашал ее в объятия, но такие постановочные, что любому могло стать тошно. Но не дожидаясь первого шага Ти, Джолиродж поднялся с софы, немного пошатнувшись, как-то неловко. Все же сказывались его "изыскания".
- Извини, что не при параде! Я тут... разваливаюсь на части. Ну, знаешь там, утрата, все дела. Ах, как твоя месть? Помогла заглушить боль? - гнусная, но при это больная усмешка отразилась на его бледном точеном лице, он говорил звонко словно актер шутивший на сцене о каких-то абсолютно не трогающих его вещах. Отстраненный. То ли он пытался отомстить, подковырнув эмоции своей сестры, то ли пытался унять свою боль, найдя единство в том, что это чувство не покинуло ее.
Он почти повис на ее плечах, но не всем своим телом, а лишь несколько навалился.
- Ох, как же я скучал, гадюка! - наконец признался он, снимая маску лицедея. Оберон крепко стиснул Титанию в своих объятиях и губами коснулся ее макушки. Не смотря на то, что они были двойняшками, он был выше ее почти на голову, шире чуть ли не раза в три. С таким раскладом она действительно выглядела малышкой.
[indent] Разжав объятия, он плюхнулся обратно на небольшой диван. Болезненный укол совести он ощутил за свою ярость и попытку задеть чувство сестры. Он не стремился намеренно сделать ей больно, лишь поддался собственным гнилым эмоциям. Прикрыв лицо ладонью, Оберон рассмеялся и от такого всплеска эмоций, на кисти рук вены легонько вспыхнули, отражая бурлящий остаток Сияния в его крови.
- Прости, я несколько не в себе, - прошептал он, успокоившись, - за слова прости, а не то, что я не в себе.
- Подпись автора
Трепещите пред моим законом
Сквозь сотни вер!