Оказывается, когда обещаешь, что последуешь за человеком куда угодно, занести может даже в казино. Хель сам не замечает, как время смазывается, растекается подобием акварели по шероховатой бумаге — дни в казино смываются в один, в бесконечный аттракцион кутежа, прерываемый лишь часами в постели. Только тогда исчезает и Роан — оставляя наедине. Во всяком случае, ростовщик надеется, что исчезает, хотя, на самом деле, он почти перестал об этом беспокоиться.
Хтоник пьянеет не быстро, но верно. Такое было однажды — несколько лет назад, когда Вильям сперва ворвался в жизнь ростовщика, а после ушел, хлопнув дверью. Тогда он пил, как глупец, как тот, кто прежде не притрагивался к спиртному. Запомнил лишь грязный бар в Тульпе, в нескольких кварталах от лавки, да удивленное лицо бармена, подливающего еще и еще.
В этот раз все иначе. Хелю не больно — радостно. Он улыбается, опрокидывая в себя стакан за стаканом, бутылку за бутылкой. Под подзуживания Вильяма и улюлюканье Роан. Снова и снова, пока не начинает вести, а в волосы не проливается седина — некрасивыми прядями, как у любящего эксперименты подростка. Хтоник следует за друзьями всюду, ведомо соглашается на каждую глупость. Проигрывает в карты, ломает кий, пытаясь научиться играть в бильярд. Валится в фонтан.
И не сомневается ни на миг: это на самом деле весело. Хотя смотрит не на огни казино, а на близкого человека — постоянно, словно безумец. И кажется, будто пьянит его вовсе не спиртное, а сам мир вокруг. Каждое касание руки, переставшее нести боль и неудобство.
У веселья привкус любимых губ. Он перестает различать лица, перестает вслушиваться в голоса. Рука снова тянется к бокалу, опрокидывает в распахнутый рот неуклюжим движением — так, что дрожащие пальцы подводят, и часть спиртного проливается на одежду. Скатывается каплями по потертому жилету, впитывается в обнаженную кожу под узором спутанной шнуровки.
- Кто же так пьет? - смеется вампирша и толкает локтем, почти ласково затем щелкает по длинному носу. Она пьет иначе — изящно, ни на миг не выпуская из свободной руки телефон, записывая на камеру каждую неудачную шутку. Смеясь, что все это компромат.
Еще больший компромат — Вильям, запрыгивающий на стол, хватающийся за шест так, что в голове не остается ни одной приличной мысли. В разуме все плывет, Хелю почему-то приходит в голову совсем иная картина: дебри зеленого лабиринта, Вильям, вжимающийся в густые заросли, читающий стихи, запрокинув голову… Хель не помнит, когда это было, но видение ему нравится. Он тянется вскарабкаться на стол, попытаться оттащить друга от шеста.
Тот опять вспоминает Энтро.
Энтро - незримо всегда рядом. Всегда наблюдает издали, сквозь время и пространство. Хтоник не может не внимать речи друга. Истина - лишь в том, что неизвестно, что пугает, что манит, что тянется засосать на границе пропасти... И верится: демиург хаоса благословляет любое безумство.
Кажется: Энтро смотрит всегда. Держит свечку у постели, улыбается. Звоном бусин в волосах звучит одобрение.
В голове словно щёлкает, когда хтоник осознает...
- Тебе, что, недостаточно меня? - вспыхивает вдруг хтоник. Сам от себя не ожидает, но картины в голове бодро сменяют одна другую. - Я вступил в орден, зачем тебе там еще кто-то? Ну, Роан — ладно. Но этот…
Взгляд скользит над толпой, находит лицо, которому брошен вызов… Красивое лицо. Даже за пеленой расплывающегося зрения заметны правильные черты лица, безупречная осанка. Незнакомец выглядит хорошо. Хелю становится тошно, мерзкий колкий страх ползет к горлу тентаклями хтонических тварей. Ростовщик едва не скатывается с барной стойки, цепляется за рукав Блауза. Тот, кажется, пытается сопротивляться, продолжая обниматься с шестом - но когда это останавливались ростовщика?
- Ты как его собираешься убеждать?! - цедит хтоник сквозь зубы самый важный, самый животрепещущий вопрос. Потому что с действенными методами Вилла сам он знаком не по наслышке. И видеть, как нечто подобное применяют к кому-то еще…
- А помнишь, как ты меня убеждал? - тут же срывается ростовщик, голос, вопреки призывам рассудка, взлетает на пару октав. - Я помню. Какой ты тогда был терпеливый, как хорошо рассказывал, как…
Он сбивается, едва не поскользнувшись, но цепляется за чужую руку и подтягивается еще ближе, теряясь в воспоминаниях, которых никогда не было. Он не помнит, кем был до становления хтоником, но сейчас кажется, будто и тогда в его жизни присутствовал этот человек. Хелю мерещится друг в бальном зале, танцующий какой-то замысловатый вальс, с руками, словно всполохи алой краски. Вспоминается заброшенный сад, лестницы, снова и снова — хрусткость одеял и мазки масляной краски.
- Вилл, ты помнишь? - задыхается он и тянется ближе, цепляется за плечи человека, то ли тянет прочь от шеста, то ли и сам готов вот-вот вцепиться и станцевать на манер заправской стриптизерши. Пальцы срываются по чужой рубашке, почти пропарывая ткань остротой когтей. Смазываются человеческие черты, так некрасиво заливаются глаза чернотой.
Но не все ли равно?
- Я тебя помню, какой ты тогда был красивый, - с пьяным восторгом делится ростовщик. Ему хочется рассказать обо всем — о каждой мысли, о каждом чувстве, полыхающем в груди. Безразлично становится, были ли увиденные картины реальностью или лишь обманом беспечного рассудка. Снова ведет — Хель неуклюже срывается набок, обрушивается на пол с изяществом раненого бегемота, утягивая Вильяма за собой. Ростовщик приземляется с ожидаемым звуком удара головы об пол. Валится на спину, почти привычно ловя в объятия падающего следом человека. Удача не подводит: удар головой в нос кажется случайным, но слышится хруст. Неоднократно ломаемый нос вновь полнится кровью.
Но кажется, что Хеля это нисколько не заботит. Он расплывается в блаженной глупой улыбке, подчиняемый собственным фантазиям, которые едва ли похожи на реальность. И в каждой из них - дорогой друг. В профиль, в анфас, со всех мыслимых и немыслимых ракурсов. Собственного пьянящего восторга так много, что им хочется делиться.
- А помнишь, как мы до спальни не дошли? Ты тогда был такой... А я же тебя тоже укусил тогда! За задницу! Шрам остался? Покажи!
Ломаются рамки приличий, руки тянутся обнять близкого человека, бесстыдно скользнуть по спине, к кромке брюк. Настойчиво огладить чужую ягодицу.
- А ночь на мосту помнишь?... А под мостом? Вилл, а можешь так ещё сделать? Как тогда, в лавке? На столе? Вилл... Роан! РОАН! А ты знаешь, что он умеет делать? А вы? - взгляд слепо льётся сквозь толпу, выхватывает незнакомые лица... Находит красивое симметричное лицо Оберона.
- А ты не узнаешь! - почти угрожающе шепчет ростовщик сквозь заливающую губы кровь, - никакого вступления в орден Хаоса! Только не так! Ищи себе другого магистра!
Будто желая подтвердить, что данный магистр принадлежит только ему, Хель цепляется за Вильяма, глупо улыбается и тянется поцеловать окровавленными губами.
- Мой боевой хомячок...
Отредактировано Хель (2022-09-15 18:21:42)