Арктур Савант любил роскошь во всём её великолепии. Он наслаждался каждой минутой: его особняк — его крепость. Не место, в котором можно позволить себе слабость, но место, которое даёт силы. Взращивает монстра, который может сворачивать шеи голыми руками или выносить мозги дулом пистолета. «Источник огня» — как было вычитано единожды в одной забытой в библиотеке книге.
Почерк хозяина читался в каждой комнате. Когда Арктур встал во главу дома, сменив на поприще умирающего отца, в короткие пять лет изменил всё. Каждую комнату, каждый угол, пристрой для прислуги, будто старался показать: «Дом — теперь мой». Семейное безумие вросло в его кожу непомерной властью и жестокостью. Он стремился обозначить свои границы так, как иные правители обводят на картах границы государств.
Все живущие в особняке люди были тоже его собственностью.
Габриэль. Арктур всегда был равнодушен к участи своего бастарда, пока не умерла его мать. Савант есть Савант, пусть даже наполовину: оставленный без крова ребёнок был обречён на стены сиротского приюта. Арктур не мог вспомнить точно, что над ним возобладало: банальная жалость к собственному дитя или непомерная гордыня.
Даже на половину Савант достоин нести своё бремя с гордостью, не запятнать честь бесславным существованием. Не опускаться до несчастных воров, попрошаек у обочин дороги и лишающихся девственности за гаражами. Бастарда приняли в семью, но бастард так и остался в ней белой вороной.
Савант куда более чистокровный всегда был над ним.
Лэндон.
Старший сын слыл предметом гордости Арктура. В выверенной осанке и чёткой походке он походил на отца. Лэндон послушно следовал правилам, схватывал на лету: если хочешь, чтобы твоя спина не была рассечена от плети камердинера — играй роль основательно. Отличай вилку для рыбы от вилки для устриц, держи спину ровно, говори только тогда, когда тебя спрашивают. Лэндон был умный, всегда умнее брата — в этом отказать ему было невозможно. И Арктур небрежно трепал на голове золотые кудри в похвалу — единственная ласка, которую он позволял себе при жизни.
Лэндон смотрел на него волком. Ещё с детства, когда его спина была впервые рассечена до мяса, лицо с алыми глазами извергало молнии взгляда. Дети плохо скрывают гнев и обиду, и, кажется, время лишь затуманило этот взгляд, но не стёрло его до конца. Мучительная правда: Арктуру не нужна была любовь сына.
На злость ребёнка он только победно усмехался: Лэндон щенок в большой опасной стае. И вожак не разрешит ему скалить зубы.
Но время течёт, ускоряясь. Арктур знает: на Лэндона можно положиться. Он во всем показывает себя достойным фамилии. В каждом жесте и слове — безукоризненность воспитания. Но даже сильные мира сего допускают ошибки. Арктур верит, что может оставить официоз приёма на окрепшие плечи.
Но Лэндон отступается. Савант тоже человек. А людям свойственно попадать в ловушки.
Его ловушка ведёт пальцами по разгорячённой коже. Читает каждый жест как открытую книгу: приятно снимать слой за слоем кажущуюся железной стойкость. Чувствовать под пальцами ритм бьющего в груди сердца, лишенного привычной мерности. Фрэнсис нежно машет губами вдоль шеи, приникает с ласковым усилием к пульсирующей жилке.
— В сейфе всё равно нет того, что вы ищете, — с тоном победителя замечает тот, кто всё больше похож на побеждённого.
Фрэнсис замирает у него шеи. Суживаются от ужаса зрачки, и, кажется, в этой паузе она себя выдаёт. Истинная власть в информации —это знает любой шпион и разведчик. Лэндон преподносит правду так, будто бы она не стоит ничего. И так, будто кусок настоящего мяса может вывести сущность хищника на свет. В последнем он оказывается прав.
И в последующем красноречивом молчании рвётся нитями легенда. Фрэнсис должна рассмеяться, заткнуть рот страстью поцелуя, показывая то, что каждое брошенное обвинение беспочвенно. Её работа проста — удерживать.
Но она навостряет уши, как зверь, который услышал шорох зайца в кустах. Желанная информация, нужная, необходимая, застревает в сознании и ускоряет биение сердце.
— Мы ошиблись, — шепчут путы телепатической связи.
В ответ ей — молчание. Молчит Вильям, молчит Джереми. Праздность без присутствия чужих мыслей давит на мозги. Уже поздно.
— Я не знаю, — улыбается Фрэнсис в губы, пальцы вплетаются в макушку чужих волос. — Вы либо глупец, либо непризнанный гений. Но точно — скованный по рукам и ногам.
Любой несёт свою клетку до конца. Но кажется: Лэндон сам предаёт золотые прутья. Фрэнсис пробует прислушаться к себе и натыкается на протест: слишком просто. Изученные досье, записи видео с приёмов. Фрэнсис, к своему разочарованию, куда больше изучала Габриэля — как самую сложную цель. Но она видит на кончиках пальцев: Лэндон не тот, кто наводит на себя тень. Линия поведения разнится слишком сильно с прочитанным на бумаге.
Он пытается сделать противника на шахматной доске одной из своих фигур. Почувствовать кожей просто: приятные руки умелого манипулятора. Они горячат прикосновением – властно. Ведут языком лаской вдоль шеи, пленяют ядовитыми речами.
Фрэнсис чувствует: она не доверяет. Слишком просто. В сказанных словах преподнесённые заботливой рукой секреты. Вероломство проникает в кровь сродни яду. Срывается последней просьбой:
— Замолчите.
Впечатывается в губы иссушающим приказом. Рукам, сердцу, требовательным пальцам кажется: у них ещё много времени насладиться друг другом. Минуты текут приторной патокой: тот, кто замер при первом поцелуе недвижимой статуей отвечает со срывом распаляющейся страсти.
Арктуру всё равно, кто греет постель сына, как часто меняются эти лица. Все половое воспитание десятилетия назад закончилось шелестящей пачкой с глянцевой обёрткой на стол и грубым «Предохраняйся», будто брошенной пощёчиной в лицо. Как только Лэндона засекли в покоях с прехорошенькой служанкой, ему намекнули, что развлекаться он будет недолго.
Что он, что Габриэль. Но будто развязали руки творить любые безумства за закрытыми дверьми до сроков династического брака. «Любые» — в нормах морали Арктура, разумеется.
Но он знает: оба Саванта на приёме. Габриэль наверняка забился в угол вместе со своим блокнотом, Лэндон нежно удерживает ладони двух партнёрш в польке-тройке. Арктур кладёт в книгу закладку, покидая кабинет на недолгие пять минут. Мимо него проскальзывают силуэты двух незнакомцев, глаза находят оставленные на полу две девичьи туфли и забытый фужер. Арктур довольно улыбается: зелёная молодость. Он и сам уединялся в подсобках с хорошенькими горничными, когда был удобный случай. Брал так, что у тех искры из глаз сыпались.
Мерная музыка касается ушей, давая походке мелодичность шага. Арктур, подходя к кабинету обратно, чувствует царящее беспокойство. Незнакомка, застывшая у дверей, опасливо обнимает себя за плечи и проходит мимо. Рука нажимает на дверную ручку и являет взору фигуру вора.
Джереми не пытается защититься. Нападает первым, доставая пистолет. Направляет его в голову Саванта, и белки глаз Арктура наливаются красным.
— АХ, ТЫ МРАЗЬ! — гремит грубый голос, который, кажется, слышится в преисподней.
Арктур владеет ситуацией лучше остальных. Хватает вора за руку и резко дёргает вверх. Пулевой выстрел гремит у него над головой. Магия красным пламенем покрывает руки: удар кулака, усиленный втрое, выбивает соперника из колеи. Арктур лишает соперника главного оружия – пистолета — и выталкивает наружу, как пойманную шавку.
Ментальный посыл сыновьям: чтобы были осторожны. Бал вполне неожиданно оборачивается ловушкой. Арктур напирает усилием мысли: «Я надеюсь, вы в главном зале. Иначе – вам же хуже». Он ожидает послушания от каждого. Знает, сколько проблем может принести любая из глупых выходок Габриэля.
Но первую фигуру он встречать не желает. Джереми, ослабленный ударом в лицо, в руках главы Савантов кажется наполовину безвольной куклой. Лэндон, застигнутый врасплох около дверей бального зала, кажется котом, пойманным за воровством сметаны. В наспех застёгнутой рубашке пропущено одной из отверстий пуговиц, на щеках — следы размазанной розовой помады. Будто её пытались стереть, но не нашли по дороге зеркала.
— Лэндон, гордость моя, — скалится Арктур и протягивает руку к плечу сына. Его лицо не выдаёт ничего доброго, пальцы сжимают плечо с остервенением орла. — Скажи мне, где ты должен сейчас быть?
Дёргают к себе сильнее, и голос Арктура срывается на крик:
— ГДЕ, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?!
Доверие так легко подорвать. В руках разъярённого человека ещё один пленник. Арктур хватает Лэндона за шею и толкает в сторону дверей бального зала, как провинившегося щенка, открывая себе проход чужим лбом. Музыка не замирает, лишь тревожно вздрагивают гости, сидящие около входа.
Арктур охватывает пространство взглядом, как хозяин. Находит в толпе лицо, что смотрит на него с вызовом. Но не знает, что оно делало в коридорах подземелий несколькими минутами ранее.
Вильям хотел бы забыться. Он помнит, как четверть часа назад в темноте подземелий он слепо шарил, ища одежду, повисшую на перилах витиеватой лестницы. Как пытался унять стучащее в груди сердце и забыть. Забыть, забыться — от чудовищной ошибки близости с художником. Голос учителя звучит в голове одним из наставлений: «Умей проводить черту».
А Вильям кидается в приключение, в человека, как подросток с обрыва в море. Его тело — карта свежих поцелуев. Пальцы касаются красных отметин слепо. Вилл ещё не знает, чем наградил его художник за встречу и знакомство. Темнота скрывает поволоку боли на чужом лице. Вилл едва успевает в темноте одеться: рубашка остаётся бессильно расстёгнутой на груди, мелькает портал пространственной магии. Они исчезают. Кожу обдаёт холодным промозглым ветром и дождевыми камнями. Вилл скалится:
— Что ты делаешь?
Художник отрывается от его губ, к которым приник с виной заядлого грешника.
— Я не знаю, в чем дело, — признается Габриэль, — но в доме… что-то творится. Нам лучше держаться подальше оттуда. Прости, это звучит ужасно, я знаю… но не хотелось бы становиться привидениями в самом деле.
Вилл пытается отдышаться. Он чувствует нарастающую тревогу. Не знает: из всех, присланных на задание, он справился лучше всех. Особняк скрывают деревья, шаль дождя. Но видно издалека выбирающуюся из окна фигуру. Фрэнсис выглядит сама не своя: перекошены бретели на плечах, рука сжимает хрупкий цветок из золота, ноги босые. Предпочла темноте подземелий старый проверенный способ — окно. Вильям срывается с места. Она устремляется к нему.
— Пошли, — Фрэнсис тянет прочь.
Игнорирует присутствие Габриэля. Они оба слышали ментальный приказ Джереми: «Бегите». И Фрэнсис знает: это было единственным, что дало ей право отпустить Лэндона за дверь, не дойдя до угрозы оружием. Лидер важен в каждой команде: ослушание порождает хаос.
Вилл плохо улавливает правила. Отдёргивает её ладонь со своего локтя с каким-то ребяческим остервенением. Он и есть хаос — верное дитя Энтропия. Вилл смотрит на Фрэнсис, как на предательницу. Переводит взгляд на Габриэля.
— Я никуда не пойду, — отрезает Вилл. — Там…да не важно.
Фрэнсис хмурит лицо: лжец из него никудышный. Джереми друг — и Блауз срывается обратно в поместье, чтобы его спасти. Вильям преодолевает расстояние за считанные минуты. По лицу стекают дождевые капли, одежда промокла насквозь. Глаза находят очертания фигуры главы особняка: он сжимает лидера в своих тисках. Вилл, в мокрой одежде насквозь, кажется, потерявшимся официантом.
Арктур спесиво тянет:
— Господа, — и добавляет с угрожающей улыбкой, — вы сегодня меня разочаровали.
Вилл пролезает через толпу. Фрэнсис пересекает сад, тянется за ним: схватить за руку, увести. Её ученик теряет контроль — дело пахнет жареным и горелым. Арктур охватывает взглядом помещение с устремлёнными на него взглядами. На руках сияет пламя усиливающей магии. Фигура Лэндона неподалёку замирает необходимой мебелью и частью представления. Глаза отца ищут взгляд младшего сына.
Габриэль должен быть тут. Обязан явиться по первому зову. Рука скрипача пронзительно ведёт фальшью по скрипке, и оркестр затихает. Арктур выпрямляется:
— Я пригласил вас в свой дом. Угощал лучшими винами, редкой дичью и рыбами с заповедных мест. Открыл свои двери как впустил в святыню храма. А вы…вы платите мне за гостеприимство, пытаясь проникнуть в тайны дома?
Рука с пистолетом взлетает в воздух. Гремят под сводами потолков три оглушительных выстрела. Предупреждающих — ужас замирает среди глаз высокого общества.
— Я не позволю, — срывается на полушёпот Арктур, — кому-то пятнать честь моей семьи. Грязные слухи есть грязные слухи. Но внимающие им сами подставляют себя. Этот человек хотел на меня напасть.
Арктур встряхивает безвольное тело, которое удерживает левой рукой. Джереми мучительно открывает глаза.
— И он поплатится за это.
Жёсткость отцовских рук знает каждый из детей Саванта. Ярость бушующего магического пламени достаётся врагам. Всполох алого огня мерцает на кончиках пальцев. Арктур тянется рукой к шее Джереми и отрывает от тела голову как фрагмент пластиковой куклы. Брызжет кровь из обнажённых сонных артерий. Арктур откидывает голову вбок, тело бессильно падает под ноги.
— Подойди сюда, сына, — безумно скалится он на Лэндона. — Подойди, не бойся.
Толпа заходится ужасом. Первые бегут женщины. На глазах Вилла выступает поволока гнева. Он вытаскивает пистолет. Арктур властно тянет Лэндона на себя.
— Ты должен был следить за порядком на приёме, — ласковый тон едва ли прикрывает скрытую в голосе угрозу. Савант грозно улыбается старшему сыну. — Ты меня разочаровал. Я думал, ты уже вырос из возраста, когда от ответственности сбегают.
Пальцы ласково глядят взятую ладонь в руках. Арктур отчитывает с театральной любовью голосе, но после — тянет Лэндона грубым рывком на себя, и ставит ботинок ему на колено.
Первая боль — ослепительна. Удар в колено, сопровождающийся усилением, выбивает кость из сустава. Нога Лэндона гнётся, как у кузнечика. Вторым грубым движением Арктур вывихивает ему руку в локте. Разрывается кожа вместе с костюмом: головки локтевой и лучевой костей торчат из кожи. Арктур отпихивает сына, как игрушку, которой наигрался.
— Только попробуй использовать целительство, — напоследок бросает он сыну. — Тогда переломаю остальное.
Вилл видит покатившуюся к его ногам голову. Рот Джереми распахнут в ужасе, волосы измазаны в собственной крови. Он берёт оторванную голову в руки: хочет похоронить товарища или единственное, что от него останется после сегодняшней встречи.
— Нет, — горько шепчет Вилл, сдерживая скопившиеся в углах глаз слёзы.
Ему кажется: так не бывает. Ещё утром Джереми улыбался за завтраком и рассказывал анекдот с двумя стульями, а сейчас умер, погрузившись в небытие. Ответ приходит быстро: Вилл устремляется вперёд. Фрэнсис пытается удержать его порыв рукой, но скользит по одежде, не сумев ухватиться за спину.
Мелькает дуло пистолета. В Арктура стреляют. Сверкнувшая в полёте пуля проходит по касательной от лица. Савант срывается в драку.
Отредактировано Вильям Блауз (2022-09-11 00:01:47)
