Губы блестят от разъедающих соли и кислоты. Глотку дерёт текила, оседающая жаром в желудке, ниже, по напряжённым мышцам, скрытым за чистыми, но изношенными тряпками. Болтает осадком в стакане, то и дело проходясь языком по соли. В голове тягучий туман, не мешающий думать, но тодвигающий реальность туда, где ей и место. В жопу. В несуществующую метафорическую задницу, полную грёбаных приключений.

Горячие пальцы проходят по перчатки руки, лежащей на стойке. Выбросить нахрен. Или сжечь. Ебало придурка, задолбавшего нести несусветную чушь. Во взгляде обжигающий лёд, искрящийся и переливающийся гранями точно драгоценный камень. Об который кто-то обязательно порежется.

- Эй, крошка, тебе говорили, что у тебя глаза как рубины, - от прикосновения к лицу уклоняется легко, откинувшись на стул, единственное, достойное внимание в гадюшнике, куда ни один житель родного города и носа не сунет. Неровно обрезанные волосы рассыпаются за спиной, прядь прилипает к губам.  - Да и сама как драгоценный камушек. Так и тянет украсть.

- Безмозглый долбоёб, - так громко, как только может, жестом прося повторить последний заказ и жёстко сбрасывает руку. Демонстративно стягивает перчатку под хриплый смех и бросает на пол. - Ещё раз тронешь, нахуй руки оторву.

- Люблю сучек с характером, - выгибается, демонстрируя крепкое тело, от которого заведётся разве что наивная до тупости девственница. Мельпомена скользит по шрамам до тёмных волос под пупком и кривит губы в ироничном смешке. - Что, нравится?

- Отражение своё выеби, - сплёвывает попавшую в рот с губ прядь и уже агрессивно скалится, незаметно занося ногу для удара, заметив ещё одну попытку приблизиться. И опускает стопу обратно на пол, спокойно глядя на повалившегося нализавшегося придурка, возомнившего из себя последнего красавчика в баре.

Желая напиться, Мельпомена не ищет приключений на одну ночь. Холодная постель — лучший способ пережить грызущую изнутри тоску. Старик подох не так давно: узнаёт случайно, так, собирая сплетни. На Алькоре. На кой хер решает посетить город, из ласковых объятий которого когда-то выкрал дочку лорда? И помер. То ли от страсти, то ли от старых ран, что, наконец, доконали борзого контрабандиста. И хорошо. Не хочется видеть, как время иссушает некогда единственного... друга.

Знать, что после установки протеза-артефакта, лицо не стало хуже — одно, стать объектом навязчивого внимания — другое. Отвратительное дерьмо. Если бы не настойчивость Старика, Мельпомена предпочтёт сжечь лицо до костей. Так, забавы ради. На самом деле захочет скрыться — натянет маску или сменит протез. Плёвое дело, на которое не поднимается рука.

Рыжий навязчивый, демонстрирует тело, тянет руки. До рвоты. Не изменись ситуация, блевануть — отличная идея. Прямо на шрамы, кажущиеся едва ли не набитыми в порыве юношеского бунтарства. Плюёт себе под ноги, видя очередную холёную рожу.

- Да как же вы заебали, - одними губами. Желая быстро закрыть вопрос, тянется к ручному отключению работы артефакта за ухом, но останавливается. Халявная выпивка звучит соблазнительно. - Виски. Без льда.

Бармен смотрит неодобрительно. Мельпомена кривит лицо и проводит большим пальцем по шее, прикрывшись непослушной копной волос.

Большая часть речи блондинчика из тёпленькой казармы, о которой выросшая в теплице Воршула могла когда-то только мечтать, оказавшись в дерьме похлеще склок между богатенькими девицами, повторяет то, что звучала парой минут ранее.

- У вас методичка есть?

- Что? - мужичок с ноготок замолкает на минуту, сбитый с толку вопросом, а Мельпомена тянет виски, проходится языком по краю стакана, демонстрируя широкий алый язык, и наблюдает за тем, как тяжело сглатывает собеседник.

- Говорю, хрень несёшь.

- Как может быть хренью твоя красота, детка?

- Я похожа на кого-то, кого ты выебал и не запомнил? - слов нет, а бесполезный набор звуков, слетающий с губ, за них сойдёт. Смотрит на обнажённый кулак и думает о том, сможет ли сломать не только нос. Сучонок вряд ли ожидает удара. Максимум трагичного падения пьяной подружки на одну ночь в объятия. - Съеби, а?

- Эй, сучка, тебе ты рот зат... - его прерывает рычание оклемавшегося рыжего, на что Мельпомена лишь косит взгляд в сторону выхода. Но кобели, не способные думать ничем, кроме явно отсыхающего члена, обмениваются парой реплик, которые даже слушать не стоит, и расходятся. Чуть-чуть времени не хватило слинять, не привлекая особого внимания. В этой выгребной яме что, мало дерутся?

Кобели расходились. Пока не получили удар стулом. Мельпомена выдаёт счастливо-удивлённое «О», широко открыв рот и, на всякий случай, сохраняя стакан виски в крепких руках.

- Охуенный удар, а можно ещё раз так? - поднимает чуть застеленный пеленой опьянения взгляд и улыбается, показывая зубы. И больше не следит ни за чем, вздрагивая от мерзкого ощущения на груди. - Да сукин ты сын, еблан...

Хтон их задери, видят все, она не хотела драться. Но схватить наглеца за рыжие патлы, дёрнуть со всей силы и ощетиниться, удерживаясь от желания вцепиться зубами в лицо и содрать кожу. И под хруст стекла и писклявый голосочек горе-спасителя, вдавливает смазливую рожу в столешницу. В нос ударяет запах крови. «Хы», - показывающее искреннее наслаждение процессом звучит пугающе громко, показывая, насколько этнаде в голову ударяет алкоголь. И боль, ушедшая далеко вглубь. Оставляя только раздражение, ярость и греховное веселье. Хоть падай на колени и кайся.

Рыжий орёт, называет сукой и падает на получившего свою долю блондинчика, пошатнувшегося в сторону незадачливой жертвы. Мельпомена краем глаза замечает движение вышибалы, всё же решившего вмешаться в конфликт, явно выходящий за все рамки. Слишком легко парочка разошлась.

- Я хрен знает, по пахнет дерьмом. Есть два выхода — свалить и забыть или получить по жопе и сломать всё к херам, - медленно, томно, давя ногой на руку, пытавшуюся схватить за голень. - Лично меня заебал этот бар.

Бары, будь они на краю галактики или в сердце Алькора, в глянце и лоске или грязные с пластиковыми стульями, есть неоспоримая чарующая красота. То, насколько любого, не привыкшего к алкоголю и куреву будет тошнит в ближайшем углу. То, насколько отвратительные черты проявляются при снятии запретов, будь то выпивка, ощущение власти, дурман, выворачивающий мозги наизнанку. Блёклый свет и кумар толкают людей на дикость, которую все отрицают, закрывая глаза на дархатов и их истоки. Которую прячут за слоем правил и норм. Или стремятся выставить напоказ, гордо выпятив грудь в рубашке на распашку.

Мельпомена посылает философские рассуждения, свойственные Старику Мэлу в этих самых загаженных барах, нахер.  Люди — дерьмо. У самой Мельпомены, чудом скрывающейся за столом, когда бармену сносит крышу как горлышко бутылки за соседним столиком, тоже внутри одно дерьмо напополам с нездоровым самоедством и приближением к грани алкогольной интоксикации. Или грёбаный адреналин настолько чистит мозги, что удаётся заметить кто оказывается под ударом. Дам, способных на сочувствие в таких ущербных местах лишь с факелами да позабытой магией искать. Жалко. Тёмная сторона жизни проявляет одновременно худшее и лучшее. Печально.

Да и помочь некогда. Стоит резко вскочить на ноги для рывка, с нескрываемым удовольствием ломая кисть отрубившемуся мудаку, из груди выбивают воздух. Крепкая хватка поперёк живота и громкий хруст. Не рёбра, везёт. Лопается пряжка на небрежно накинутой мундире. Мельпомена в бешенстве. Лучше ребёра. Их буквально можно сделать из ничего. Пряжка — одна на миллион, если не единственная в своём роде. Сцепить зубы, не обращая внимания на резко заплясавший мир вокруг. Искры, пятна, слившиеся воедино голоса. Если забить и сосредоточиться на дыхании, можно  перетерпеть. Блевать, спасаясь от выебонов организма, лучше позже. А ещё лучше никогда.

Упирается ногами в пол, потому что верзила за спиной замешкался, потянув руки к груди. Присесть и толчок в момент, когда не знающая минимальных манер свинья склоняется следом, чтобы разжать ослабевшую хватку окончательно и уронить крепкого, как оказалось, орка на ухажёров — неудачников. Наверняка. Не встанут. А сдохнут — скатертью дорога.

Мельпомена ищет взглядом незнакомку, пришедшую на помощь, хоть последняя и не нужна. Ни тогда, ни сейчас. Одурманенный алкоголем мозг трогает забота постороннего человека, и уверенность, что следует отплатить тем же, непоколебима. Но та справляется сама. Мельпомена вновь лишь цепляет взглядом, видя тёмное пятно, происхождение которого не может понять на расстоянии. Нос забит всякой дрянью. Зато видит перепачканный в крови рот: хочется думать, что чужой кровью, а не собственной. С целительной магией дела плохи.

С губ срывается смешок. Мельпомене одновременно весело и уже хуёво. Скотина, валяющаяся уже не у ног, отличается массивностью. Хрустнуть могла не только пряжка. Удручает. Но смеяться не перестаёт. Голова не соображает. Мельпомена видит чужую драку и уже не очень понимает, что делает. В баре начинает пахнуть невероятно сладко. Какая-то сука решает угомонить взорвавшийся   человеческим безрассудством бар каким-то наркотическим дерьмом? Явно не сочетающимся с алкоголем. Рот полон желчи, но в груди жжёт. По телу искрится мальва, наполняя его силой. Мельпомена впивается пальцами в металлический стол. Так сильно, что на краях остаются следы. И под вопль бармена дёргает, напрягая всё тело, дёргает. Столешница отправляется в сторону дерущихся по левую руку. Ещё способный соображать этнарх, раскрывший кожистые белые крылья,  отшвыривает своего оппонента, мелкого, неказистого гнома, и падает на спину. Стол врезается в стену, оставляет заметную отметину, но не пробивает. Сил не хватает.

Мельпомена смеётся в голос, прижимая ладонь к рёбрам.

Хохочет, пока не начинает хрипеть. Под звуки ставшей в разы громче музыки. Буря нелепого желания разбито морду соседа не затронула весь бар, но стол привлёк внимание наркоманов. Смеющихся вслед за виновницей. Весело.
Хочется ещё. Вновь ударить, ощутить жар, бегущий по телу. Мельпомене не нравится, но сама остановиться не может. Пока руку не сжимает чужая. Обжигающе горячая. Мельпомена не замечает, что морозит и немного трясёт. Послушно падает за стойку, ощутимо прикладываясь к ней ногой. И падает на представляющуюся женщину с тупо выпученными глазами. Прижимается подрагивающим телом.

- Мель, зови меня Мель... - язык плохо слушается. Ворочается из стороны в сторону точно опухший и не даёт сказать больше. - Приятно познакомиться, Кэрри.

Искры падают сверху, и Мельпомене кажется, что посетить этот бар было отличной идеей. Утыкается лбом в грудь, жадно глотая ртом воздух. Херово. Как же херово. Но ещё хуже, когда над головой раздаётся разъярённый голос бармена.

- Дебилка, блять, только попробуй не заплатить за причинённый ущерб!

- Иди нахуй, - приходится оторваться от единственного источника тепла в проклятом баре, дабы рявкнуть в ответ на вполне логичную претензию. И тут же схлопотать кружкой в лоб. Мельпомена успевает прикрыть Кэрри, а после слизнуть кажущуюся ледяной кровь. Лоб разбит. И время действия маскировки на артефакте тоже. Щурит здоровый глаз и пытается перекричать музыку. - Да какого хрена?!

Мельпомену тошнит. Во рту собирается кислота и желчь. Того и гляди мотнёт головой да обнажит изнурённый отвратным пойлом и дерьмовой едой внутренний мир. Столь подходящий бару, который, того и гляди, развалится по кирпичикам. Или зрение уже настолько подводит. Невозможно фокусироваться на одной точке. Сейчас бы с головой да в ледяную воду, отравить организм ещё больше не менее бьющими по организму таблетками и поспать.

Алкоголь и наркотики — то, что мешают ебланы, не знающие, когда следует остановиться и подумать хотя бы о тех, кто через час будет нарезать твой труп под панические вопли неженки-истерички, или подложат под грязную тварь, не отличающую неон от тёплого дневного света. Достаточно увидеть такую хрень один раз, чтобы навсегда сцепить зубы и избегать неприметных или, наоборот, слишком заметных знаков о том, что кто-то так и хочет зажать меж прутьев.

А перед глазами всё ещё искры, круги. Радужные, переливающие. Точно мыльные пузыри. Протяни руку и лопнешь. Короткое движение руки. Перчатки окрашивает алым. Тёмным разрастаются пятна по рукаву мундира. Точно движутся. Вздох даётся тяжело — свистяще и с болью под грудью.

Бам.

Облизывает отчего-то пересохшие губы, пытаясь рывком подняться. Выстрел прямо под ухом. Опаляет телесным жаром. И хочется смеяться до растерзанных в месиво губ от попыток сдержаться. Да только даже под мешаниной из логических цепочек и рваных мыслей, пробивает страстное желание бежать. Прямо сейчас.

Проверяет, крепко ли стоит на ногах. И не только сама. Потому что знакомый свист рассекаемого воздуха и запах палёной плоти перебивает даже химическую дрянь, осевшую в воздухе. Словить пулю в лоб в позабытом демиургами баре — хуйня идея. Одна ссадина уже есть, дырку не хочется. Поэтому жгучий холод бутылки помогает удержать себя в руках. Даже дыхание задерживает, хватая и вторую. Под бок. Даже если станет тёплой, можно поругаться после. После. Когда желание удариться затылком об стену, лишь бы прекратить смеяться, исчезнет. Или хотя бы угаснет.

Желаниям ведь свойственно исчезать как дымка туманная по утру, когда никто не спешит помочь им сбыться.

Сначала вцепиться в руку, потянуть к себе, прижаться к целому плечу. Закинуть руку на своё. Обнажить алые от крови зубы, точно в улыбке. Отсутствующей. Как и что-либо во взгляде. В глазах с расширенными зрачками в обрамлении тонкого алого кольца. Впереди недели отходняка и ненависти к тем, кто позволяет подобной херне распространяться. Грёбаные наркоторговцы. Отвратительный мерзкий сброд. Сложно представить кого-то хуже. Убивать разум тяжело и больно.

Гораздо больнее, чем ломать кости. Вмешательство в мозг — хрень, хрень, хрень. Жадный вдох кажущегося ледяным воздухом. Ничего не проясняется, но становится легче. Пузыри исчезают. Не манят. Не тянут. И слышит дыхание. Тяжёлое и хриплое. Свист. Свист. Свист. Словно по ебанутости просто так, забавы ради, свисток зажимает в глотке. Запрокидывает голову, даже не надеясь увидеть хотя бы клочки быстро несущихся по небу облаков. Что уж говорить про звёзды. Лишь бы в себя прийти. Унять сотрясающую тело дрожь.

- Ненавижу, блять, наркотики, - громко и чётко, делая перерыв после каждого слова. Прислоняется к стене вместе с новой знакомой. Прижимает ладонь ко лбу и пробует надавить на кожу где-то около ссадины. Стягивается или нет? - Сожгла бы нахуй того, кто это дерьмо в бары поставляет.

Не стягивается. Но хотя бы рёбрам лучше. Кровью не кашляет. А прополоскать желудок всё ещё хочется. Куда меньше, чем свернуть жадному до денег гению, но хочется. И кажется хорошей идей ровно пять секунд. Потому что проще сжать губы и шумно вдохнуть носом воздух. Медленно выдохнуть. И выудить две чудом уцелевшие бутылки. Виски.

- Горло прополоскать пойдёт?