—Лими, значится? Красивое имя.—Мирей, восхищенно сияющими рубиновыми глазами, одаренной силой проникновения в глубину человеческой души, безмолвно наблюдала за загадочной девушкой. Ее взгляд неумолимо скользил по каждому движению, словно магнит, притягивая к себе каждую мелкую деталь. Усевшись поудобнее в мягком кресле, Мирей не мигая следила за ее изящной походкой, которая казалась каким-то таинственным танцем, исполненным с легкостью, неподвластной времени. Каждое ее движение поражало воображение Матриарха, словно волшебное шоу, где каждое действие являлось опытом неземной изящности. Малейшие детали, которые могли показаться ничтожными для других, не проходили мимо трепетных порывов внимания Мирей. Она замечала каждое плавное и изысканное движение рук, которые словно создавали ажурные узоры в воздухе. Замереть в лице молодой девушки, окутанном загадочным мраком, теплоте и нежности, было неописуемо сложно. Ее пронизывала до самого сердца каждая излишне одушевленная, подчеркнутая мимика, подчиненная чувствам, словно рождающимся из самых глубинных эмоциональных пространств.
Ах, сила поведения молодой девушки! При каждом ее жесте, Ка'ард наслаждалась изящностью и притягательностью, словно мелодия, окутывающая душу нежными нотами. В каждом движении светилась ее живая искра, которая раскрывала завесу настоящего характера. Непреложным выражением гнева на лице девушки, когда сильной долей недопонимания она обращалась к окружающему миру, Мирей ощутила величие человеческой судьбы, дарящей и благосклонность, и болезненные разочарования. Внешность девушки, загадочно кокетливая и непостижимо прекрасная, словно сказочный ландшафт, где сочетаются нежные горные вершины и пылающие цветочные поля, оставляла на душе неизгладимый след. Длинные, светлые волосы обрамляли ее лицо, словно изящный канат, связывающий прошлое и настоящее. Голубые глаза, исполненные глубиной, проникали сквозь саму душу Мирей, ее проникновение отражалось на видимой покровной коже. Так она обладала внутренним светом, что отбрасывала длинные тени на необъятные просторы женской красоты.
Обворожительными рубиновыми глазами, пробежались по изящной руке, украшенной мелкими узорами, словно картина, нарисованная невидимым художником. Каждый пальчик, каждый сегмент руки представлял собой отдельное произведение искусства, пропитанное грацией и изысканностью. Как волшебство, разум Мирей мгновенно соткал нити понимания, ткнув ее в еле заметный номер, нежно вугравированный на металлической поверхности руки, пульсируя и тая во тьме подлежащего восприятию. Этот таинственный символ, чуть ниже запястья, словно ключ к открытию скрытых историй и тайн, заинтриговал взгляд девушки, взбудораживая ее любопытство.—№7628600396? Каких красивых нынче делают Ка'ардов, честное слово. Технология Мисаки Мэй и вправду нечто. Как вы считаете, наставник?—Тончайшая гравировка, мягкий рельеф номера, как отпечаток памяти, затерянной во времени, словно мотив ностальгии, погрузил Мирей в мир воспоминаний и размышлений. Ее глаза так и задержались на этой незначительно выделяющейся детали, увлекаясь игрой света и тени, словно секретные послания зовут ее к себе, открывая двери к запутанным загадкам прошлого.
Невидимое число, как маленькое окно, открывшееся в океане реальности, делало руку девушки еще загадочнее и привлекательнее. Оно словно ниточка, ведущая к тайному узору судьбы, уводила Мирей в мир фантазий и предположений. Ее взгляд парил над таинственными цифрами, словно стремясь проникнуть в самое глубокое значение этого невинного, но непостижимого символа. Поэтому, Мирей с благоговением прониклась наблюдением этой миниатюрной детали, словно секретного послания, и ощутила, что каждая гравировка, каждая точка и орнамент на руке девушки, в том числе и этот едва заметный номер, несут с собой историю и смысл, скрытый от чужих глаз и доступный лишь истинным почитателям ищущего глубины.—В самом деле, Мира...Вот только наша гостья здесь не для того, чтобы мы её обсуждали...
Сияющий свет золота проникал сквозь окна в пышную кабинетную атмосферу, словно освещая особое событие, скрывающееся за закрытыми дверьми. Внутри царило потрясающее сочетание роскошных тканей и аристократического шарма, напоминая образ и вкус Демиурга. Преодолевая покрытый пылью время, он, облаченный в белую рубашку под черным пальто, сидел изящно и уверенно наперекор гостям, между широких полок, уставленных горами документов. Каждая из золотых строчек его окружения, казалось, приветствовала их присутствие, и таинственно дышащие книги в последнем закоулке радостно вспыхнули при появлении новой личности. Он приближался к папке, лежащей прямо посреди орлиного терна. Дело, за которым скрывались огромные причины и грандиозные последствия, ждало его – закрытая, словно таинственная шкатулка, тающая среди свидетельств разных жизней. Порядок только протянул свою изящную руку, чтобы обосноваться на этой деликатной грани между прошлым и будущим.
Осторожно, словно зоркий художник, складывающий картины своего таланта, он снял узкую резинку, дарующую этой папке устойчивость и таинственность. Они слились воедино, вебом живого мира и абстрактного разума, призванного осмыслить их суть. Алхимическое золото, запечатанное в этих страницах, ни словно величественная симфония, размышляющая о долгах и обещаниях. Резонируя с каждым затяжным вдохом помещения, нежно переживающего это давно забытое сотворение.—Лимилин...год рождения 4835...текущий возраст 171 год...— Ослепительные фразы растворялись в его глазах, словно драгоценные оазисы затвердели в глубине его души. Всякая короткая фраза, любое сдоленное каллиграфией слово, скрывавшееся в этой папке, радужными цветами расцветали в его разуме, и он был одновременно зрителем и автором этого грандиозного театра. Искусные перья, деловито покачиваясь в его руке, дарили вдохновение для всего, что было – или что еще могло быть. Созидая неуловимые сны, Демиург видел перед собой арабески эволюции и манифестации человеческих душ. Зачарованный этим великолепием, он погружался все глубже и глубже, словно в бездонную пропасть бесконечных вариаций и путей.—Судимости...Правонарушения...Наказания...Наемничество...—Каждая оборотная страница приносила новые эмоции, словно игра на струнах чувств, разумно поставленная в движение. Грамоты, свидетельства, воспоминания – все таило в себе объятия истории, вдохи прошлого и надежды на будущее. Но вот последняя страница, достигла своего привычного конца, останавливая его аж красной гербовой печаткой. Вздохнув, Демиург остался там, где все начиналось, словно атлет, завершающий окрашенную дугу. Он снова сколозил резинку на это пламенное свидетельство чего-то неопределенного, представляя себе благословение или предупреждение.