Два часа ночи. В квартире громко играет музыка, болтает молодёжь от шестнадцати до двадцати лет. Кто-то с кем-то уединился в комнате для плотских утех и самоутверждения, кто-то неистово хлестал алкоголь из бутылок прямо с горла, несколько молодых ребят уже улеглись на матрасы или вообще на пол и спали без задних ног. Шейлина же общалась с одним парнем, с которым и собиралась швырнуться наркоты, чтобы постичь кайф. Это уже не первый её опыт, а вот психотропные вещества из ряда, выходящего вон.

Сперва парень насыпал в столовую ложку порошка и поднёс зажигалку к ней, разогревая наркотический состав, чтобы тот карамелизовался и стал жижей. Ложка уже потемнела от перепада температур, от порошка пошла тонкая струйка дыма, а сам наркотик таки начал превращаться во что-то то ли жидкое, то ли густое. К этому моменту Лина, уже достаточно поднабравшая алкоголя в свою кровь, подготовила шприц и набрала туда воды для инъекций. Немного трясущимися от пьяного угара руками, девушка протянула заготовку своему партнёру. Парень точным движением взял шприц в руку, запустил иглу в густую жижу и начал медленно втягивать в раствор. Немного выпустить воздух, из отверстия в игле вырвалась тонкая длинная струя раствора.

Брюнетка подхватила ремешок и обхватила им плечо Ричи, именно так зовут наркомана, туго затягивая. Парень начал сжимать и разжимать кулак, прогоняя кровь по сосудам, после пошлёпал тыльной стороной ладони по сгибу локтя с внутренней стороны, чтобы проверить насыщение вен кровью. Торчок сжал кулак и медленно, с хирургической точностью, ввёл иглу себе в вену, расслабляя кулак и нажимая на шприц, запуская раствор себе в жилы. Шейл сняла ремешок с его руки и осторожно вытащила иглу, прикладывая к повреждённому участку ватный диск, обмоченный спиртом. Взяла парня за плечи и положила на кровать. Тот закатил глаза от удовольствия и пребывал в нирване, позабыв обо всём на свете.

Сев на край кровати, Кэнрок обмотала своё плечо тем же ремешком, придерживая шприц в зубах. Она сжимала-разжимала кулак, пока не почувствовала давление и немоту в руке, чтобы ввести тот же состав с наркотиком уже себе в кровь. Девушка медленно выдохнула и резким движением воткнула шприц, после начала уже нажимать на рукоятку. Уже сама Лина закатила глаза и медленно вытащила иглу из своей руки, запуская тот в дальний угол комнаты и расслабляя ремень на своём плече. Какое же наслаждение.

Откидываясь на кровать, Шейл пребывала в некотором смятении, разглядывая пляшущие тёмные пятна и пульсирующие круги перед глазами. Потолок начал ходить ходуном, словно ткань, развеивающаяся на ветру. Вытаращив глаза и не моргая несколько минут, девушка сглотнула и закрыла глаза, сама не заметив, как провалилась в сон. Ей снились яркие, будто живые, сны о денежках на карте. Как эти археи выпрыгивали из банковской карточки, окружили Лину, сцепив между собой руки и вприпрыжку бегая вокруг Кэнрок, словно вокруг костра.

И в какой-то момент это всё прекратилось. Наступила темнота.

Подпись автора

Они же думают, что я вся в белом, Но белоснежный станет кровавым

Глаза сонно приоткрылись. Всё перед ними расплывалось, словно девушке залили воду, но не промокнули. Она под водой? Глубокий вдох. Нет, в лёгких воздух, так что она не под водой, а у себя в комнате. Или куда она там уходила? И с кем? А что было-то, кстати? Шейлина медленно моргнула и некоторое время лежала с закрытыми глазами, пытаясь уснуть обратно. Она чувствовала тяжесть в голове, ломоту в костях, сонливость, но уснуть не получалось.

Склонив голову набок, продолжая валяться на полу, Лина оглядела стены почти неживым взглядом, мало что соображающим. Она скользила взглядом по стенам, а потом повернула голову и смотрела перед собой, то есть на потолок. Всё продолжало плясать ходуном и плавать. Потолок превратился в бежевого цвета море. Повернуть голову в другую сторону, наткнуться взглядом на кровать и нахмурить брови. Странно как-то. Она ведь на кровати была. Медленно и вяло привстав на локтях, девушка осмотрела пространство, до сих пор в упор не видя гостей и расквашенного в щи Ричи. Хмыкнула отстранённым тоном и снова легла на пол.

- Наверное, упала, - пустой взгляд и тот же нейтральный тон, словно это каждый день случается.

В стороне послышались шорохи, и таки пришлось снова поднять голову. Она тяжёлая, знаете ли! Такая свинцовая. Нет, титановая. Потому что титановые усилия прилагать приходилось, чтобы держать голову на шее, а шею ровно и прямо. Так ещё и крутить же приходится, чтобы осмотреть комнату, где она с Ричи уединилась, чтобы придаться запретному плоду. И вовсе не секс, а наркотики. Шейл так и не знала, что они друг другу вкололи, но штука вставила, конечно, будь здоров. До сих пор, вон как, штырит, что мерещатся какие-то странные люди. Мужик в мотоциклетном шлеме, бирюзовая девчушка и темноволосая женщина с располосованным лицом.

- Офигеть, до сих пор вставляет, - гоготнула брюнетка и закрыла глаза, полностью забив на факт присутствия посторонних и того, что она до сих пор валяется на полу. Зато для спины полезно, да. И он такой прохладный. Холодный ламинат касается затылка, путает волосы и сразу же согревается под теплом девушки, отогревая уже её. Как же плевать на всё на свете, но заставил уже присесть запах дыма и странный запах крови, которого, к слову, раньше не было.

Девушка шмыгнула носом, а потом принюхалась, потом долго разглядывала третьи лица по отдельности, пытаясь зацепиться взглядом за детали и особые приметы. Да они все, как одна особая примета, но в них всех было что-то общее: то ли аура, то ли запах, то внешние черты. Это было неуловимо, но в то же время так очевидно, что это начинало даже бесить упоротую девицу. Лина упёрлась спиной об стену, слегка ссутулившись и уложив руки промеж ног, которые расставила в разные стороны. Теперь она была больше похожа на тупенькую собачку, которая не понимает, что от неё хотят.

От раздумий и раздражения отвлёк знакомый, но немного другой голос. Шейл повернулась к источнику звуков и нахмурила брови, выслушивая речь о крышесносной вещи. Засмаковав эти слова, слегка причмокивая губами, ведь после наркотиков настаёт дикий сушняк, который то и дело, что хочется заглушить стаканом воды, Лина прикрыла глаза. Хоть воду для инъекций запивай, одно дело вода. А мысль соблазнительная, кстати, но что-то остановило от выполнения этого действия, хотя до разбитой ампулы с каплями водицы рукой подать, но это надо было тянуться через всю кровать, на которой лежал весь красный Ричи, который начинал неестествено вставать, словно марионетка под нити кукловода. Брюнетку вообще не смущало, что у него отсутствовало лицо, она и так не запоминала лиц, а тут только задачу облегчили, так как запоминать нечего.

- Ты чего туда намешал, дурила? У тебя крыша уехала в ебеня какие-то. Догонять теперь придётся. Или новую покупать, а у меня денег осталось лишь на еду. Родители должны закинуть на следующей неделе, так что сам выкручивайся, - спокойно произнесла девушка, не волнуясь по поводу своего внешнего вида. Кстати, надо проверить свою крышу, вдруг тоже уехала? – Посмотри мою крышу, а. Она тоже уехала или ещё на месте? – девица лениво подняла руки и начала трогать свою голову, аккуратно перебирая пальцами волосы, потом ощупала лицо. Вроде всё на месте. – Не-е-е, - довольно заулыбалась Шейлина, - моя на месте. Фух. А ты дурила. Прям Маша-Растеряша какая-то. Искать теперь придётся. В лес пойдём? А ты под кроватью смотрел? – и в достоверность своих слов Лина задрала покрывало, уложив её на кровать, где сидел какой-то человек, и заглянула под кровать. Конечно, там пусто. Лина с грустью вздохнула и села, облокачиваясь об кровать. – Ну, всё, пиздец, - хлопнула руками по коленям.

- А? – нахмурив брови, девушка повернулась в сторону Ричи, который начал нести какую-то лютую дичь. Что-то про прошлое и настоящее. Какой-то умный стал внезапно, а вроде до этого был дурак дураком, которому только наркоту и дай, да травой закурить. – Хуя у тебя крыша уехала. Ты сам понимаешь, что несёшь? – проморгавшись, произнесла Шейлина, чувствуя, как голова кружиться начала. Она грузно села на кровать и обхватила голову руками, умостив локти на коленях. Теперь ещё думать заставляют! Изверги! У неё и так голова чугунная какая-то, а тут ребусы подкатили внезапно. – Ты мне что-то другое дал, зараза. Я тоже хочу говорить, как невъебенный философ. Поделись дурью, ну. Не жадничай, - она отпустила голову из рук и развернулась. – А если я сама как огонь? Или хочу владеть им? Что надо делать?

Шейлина заторможенным и немного тупым взглядом, но в котором читался интерес, разглядывала перевоплощение Ричи в какую-то птицу. Попугай жёлтый с румяными щёчками. И название на языке вертится. А что, симпатичная птичка такая. Теперь ещё есть, собака, захотелось. Интересно, из Ричи с головой попугая вкусный шашлык получится? А это будет каннибализмом, или это всё-таки куриный шашлык?

- Ы, флабинго, - гоготнула девушка, пялясь на попугая с такой же тупой улыбкой.

Встав с кровати, девушка подошла к своему птичьему другу и долго смотрела на протянутую руку. И голоса какие-то странные. Ей же хочется есть, а тут шашлык собственной персоной. И сам шампур в виде руки подставляет. А тут ещё и огонь предлагают! Останется только найти угли и мангал, чтобы затеять закуску. Интересно, а те люди, рассиживающие свои задницы на кровати, присоединятся? А намерена ли Кэнрок делиться? Вроде родители учили делиться, но будучи единственным ребёнком в семье не приходилось делиться с кем-либо, кроме родителей. А была ли Шейл жадиной? Хм… Любопытно стало.

Треск пламени, который бил по ушам. Лина поморщилась и нахмурилась от этой звуковой облавы. Хотелось найти беруши и воткнуть их в уши, чтобы решать в тишине и спокойствии. И голоса посторонние. Девчонка смотрела-смотрела и медленно протянула руку, словно в нерешительности, а потом застыла в сантиметре от чужих ей пальцев. Закусив нижнюю губу до боли, Кэнрок перевела взгляд на попугая и смотрела на него исподлобья. И другие тела атаковали птичку. Птичку жалко… И по логике Шейлины она могла помочь Ричи с птичьей головой, если подаст руку. Она не хотела обжигаться и сгорать, но хотела чувствовать согревающее тепло. И тут просто вопросы напрашивались сами собой.

И всё же Шейлина положила свою ладошку в ладонь недоделанного куриного шашлыка.

Подпись автора

Они же думают, что я вся в белом, Но белоснежный станет кровавым

Всё как в тумане. С кем, что, зачем, когда и где - это всё унеслось в такие дебри незнания, что оставалось трясти головой, чтобы мысли вывалились наружу вместе со скелетами из шкафа. Оставалось пожимать плечами и смотреть на всё таким искренне тупым взглядом, что даже врачи разводили руками. Голова наливалась свинцом, она пульсировала в висках. Тело ватное, а взгляд замыленный. То ли от лекарств, то ли от оставшегося эффекта наркотиков перед глазами всё плыло, голоса звучали приглушённо, а свет бил так ярко, что хотелось попросить, чтобы его выключили. Но бред наркоманки никто не слушал.

Очнувшись уже через день в какой-то каморке, Шейлина по привычке держалась за голову и оглядывала стены. На психушку не похоже, смирительной рубашки не оказалось. Это не её дом. И не общага в том числе. Где оказалась девушка, оставалось только гадать. Предположений о месте нахождения не было вовсе. Голова пустая, мысли все улетучились. Решив про себя, что эта проблема может подождать до вечера или до конца дней, студентка положила голову обратно на подушку и хотела было закрыть глаза, как наткнулась взглядом на какую-то газету у прикроватной тумбочки. Продолжая лежать, брюнетка потянулась за новостями и развернула огромный рулет бумаги. Увы и ах, не туалетной.

Хмуря брови и вчитываясь в слова, Лина зажмурилась и проморгалась, затем снова начала читать с первого абзаца. В голове никак не укладывалось написанное. Какой дом? Какой поджог? Какие студенты? И говорили про какую-то выжившую девчушку. Кому-то несказанно повезло. И Шейл осенило. Она положила газету на колени и ошарашенно смотрела в одну точку. Это был не сон? Но всё казалось таким… сказочным. Нереалистичным. Воспоминания ускользали сквозь разум наркоманки, оставляя за собой не очень приятный шлейф. Противный. Мерзкий. Тошнотворный. И это отвечало на вопрос, почему её волосы пахли гарью, а на одежде пятна крови. До этого времени Шейл готова была поклясться, что это краска или она сама где-то умудрилась ушибиться или порезаться. В конце концов они друг другу шприцы кололи, вот и пятна крови появились. Удрученно вздыхая, девушка бросила газету на пол, зарылась под одеяло, как единственное убежище от наружного мира, и попыталась уснуть. Она закрыла глаза и провалилась в сон без миражей.

Из больницы выписали. Из колледжа, к счастью Лины и на удивление прочих, не отчислили. В конце концов родители оказались состоятельными людьми, обеспечивающими беззаботную жизнь. Казалось бы, после того происшествия девушка должна была бросить наркотики, курево и алкоголь, должна перестать общаться с торчками и прочими сомнительными типами. Увы и ах, обстоятельства дали обратный эффект.

Шейлина испытывала дикую ломку. Её начинало трясти. Стала раздражительной. Концентрация провалилась к недрам земли, учёба снова начала скатываться по наклонной в какие-то тартарары. Ничего не хотелось. Не хотелось есть. Не хотелось пить. Не хотелось спать. Её тошнило, мутило. Голова не соображала, а реальность словно стала искажённой. Шейлина начала сомневаться в действительности и достоверности всего происходящего вокруг неё. Хотелось просто подойти к первому встречному и плюнуть ему в лицо, чтобы посмотреть на реакцию и убедиться в том, что всё по-настоящему. Но сил не было даже харкаться.

Словно зомби, безмозглая кукла, Лина шаталась по улицам без какой-либо цели. Она много времени проводила или в переулках, или у себя в комнате, которую выделил колледж после несчастного случая. Сонливость, вялость и слабость стали постоянными её спутниками. Под глазами появились синяки. Лицо похудело, походка стала шаткой. Её мотало из стороны в сторону. Хотелось плюнуть на всё. В какие-то моменты девушка жалела, что не оказалась одной из погибших. Не хотелось жить, но и руки на себя поднимать не было никакого желания. Она убивала себя изнутри долго, изнурительно. Организм медленно, но верно исчерпывал свои силы.

Толчок к возвращению в жизнь была следующая весть, которая прозвучала по телевизору. Лина не страдала любовью к телевидению, но взгляд совершенно случайно зацепился за знакомые пейзажи и образы. И толчок превратился в пинок, а пинок стал крепким хватом за шкирку, выбрасывающим как котёнка за дверь. Шейл не верила своим ушам и глазам. На экране маячили образы сгоревшего дома. В новостях говорили о двух погибших. И фамилия жертв ударила по голове, как булавой, дурманя и кружа голову. Кэнрок… Не может быть…

Девушка медленно опустилась на стул и положила руки на колени, уткнувшись лицом в ладони. Родителей больше нет. Дом сгорел. Денег больше никто не отправит. Ей что, придётся учиться и получать стипендию, как какой-то нищеброд? А до этого сколько раз и времени девушка сорила этими деньгами и покупала себе траву и дорогую наркоту, чтобы “вставило крепче”? Ей не верилось во всё сказанное и увиденное. Появилось желание стартануть к родителям и вломиться в дом с ноги, крича и круша всё на своём пути. Чтобы сказать предкам, что это не смешная шутка. Она избалована? Да. Вполне.

Лина смотрела в точку и поняла, что даже не испытывает скорби по маме с папой, а они ведь обеспечивали её на протяжении этих восемнадцати лет. Подкидывали на карманные расходы, но ни разу даже не звонили и не писали сообщений, не спрашивали, как у их дочери дела. Доверяли? Было плевать? И фиг теперь узнаешь ведь, что они на самом деле испытывали к своей единственной дочке. А сама дщерь не знала, что испытывала к ныне канувшим в лету “шнуркам”. Умерли и умерли. Хрен с ними. Или таки не хрен? Шейлина не знала, как реагировать. А как обычно реагируют? Вроде бы плачут. Но глаза суше пустыни. Ни одной слезинки. Взгляд пустой. Стеклянный взор устремился на телевизор. Девушка встала со стула и выключила телевизор. Она отправилась к себе в комнату. Надо поспать…

Два года прошли очень странно. Приходилось учиться и ходить на нудные лекции. Иногда попадались интересные предметы. И именно сейчас Шейлина поняла, что учится на авиамоторного механика. Иногда катались на ракетные установки, в аэропорты на практику, и студентам даже проводили практику по космическим кораблям. Вроде как должно быть интересно и увлекательно, но Лину ничего не интересовало в этой жизни.

Она зубрила днями напролёт лекции, шерстила библиотеки и ковырялась в интернете сутки напролёт, чтобы узнать больше, чем нужно. Девушка выучивала учебники и методички на несколько лекций вперёд, чтобы в случае чего не отставать. Да, она быстро выбила себе двойную стипендию за успеваемость. Шейл получала социальную стипендию по причине потери кормильца. Она считала каждую копейку, экономила. Отказывала себе в удовольствии сходить куда-нибудь. Так она переключилась с наркоты и травы на простые дешёвые сигареты, чтобы хоть как-то заглушать ломку.

Наркоманы, с которыми девушка до этого времени общалась, отвернулись от неё, называя зубрилой, книжным червём, занудой. Они начали игнорировать её, а иногда даже гнобили и угрожали сдать её полиции, если снова заявится на их территории. Это были престранные два года учёбы, но впереди было ещё столько же, чтобы осознать всю тленность бытия. Не до депрессии как-то было. Нужно было учиться, чтобы получить выплату. Её знания оплачивались, а вот истраченные нервы и иногда искалеченные руки и ноги - нет.

В очередной раз, возвращаясь с пар в общежитие, Шейлина пересеклась со своими знакомыми из тёмного прошлого. Они загородили дорогу и начала припоминать свою угрозу. У Лины просто не было сил и настроения в тот момент как-то с ними притираться и идти на разборки. Что уж там говорить про драки, когда их трое да с ножами-бабочками, а она простая девушка с сумкой на плече с тетрадками и учебниками? Она бы не смогла им просто физически что-нибудь противопоставить, разве что терминологическим словарём леща прописать для профилактики. Позвать на чашку чая, чтобы всё обсудить? Кэнрок прекрасно знала наркоманов и их способности ради наживы, заначки, очередной дозы. Она не виновата, что её колледж оказался на территории этих торчков. Да и не факт, что другие наркоманы могли бы пропустить своего бывшего “коллегу” восвояси. Они, наверняка, думали, что студентка припрятала нычку на чёрный день, чтобы швырнуться втихаря. Но в доказательство своих уже слов, что она завязала, показала полупустую пачку сигарет. Те громко ей в лицо рассмеялись. Хотелось бы тоже отсмеяться да пойти по своим делам, но такой ответ, увы и ах, наркоманов не устроил.

Увы, потому что пришлось драться. Скинуть с себя сумку и вступить в бой, в котором студентка первое время пыталась отбиваться и обороняться. Её изувечили и испинали. Разбили нос, губу. Кофту и брюки порвали всей поножовщиной. Ах, лишь по той причине, что под таким натиском стресса Шейлина смогла дать отпор сквозь боль, кровь и слёзы. Мозг резко отключился, болевые ощущения притупились. А зрение приобрело другой спектр. И прилив адреналина, который это всё порешал. Руки и ноги внезапно покрылись чёрной чешуёй с острыми когтями, а на ногах так вообще появился крупный серповидный коготь, которым можно разорвать тело любого хумана поблизости.

Её лицо и одежда в крови. Частое сердцебиение, казалось бы, разорвёт грудину. Дыхание стало тяжёлым. Голова гудела. И зрение вернулось к обычному. Дракон чисто не понимала, что произошло, но увидела перед собой израненных нариков, хрипящих, лежащих и истекающих кровью. Могла ли восемнадцатилетняя девчушка поверить в то, что это сделала она? Конечно, разумеется, нет. Лина и не верила.

Она опасливо оглянулась по сторонам, схватила свою сумку и свалила куда подальше от места преступления. Брюнетка бежала, куда глаза глядят. Она ловила на себе странные взгляды прохожих. Кто-то тянулся к телефону, кто-то шептался. Шейл завернула за угол и уселась в тёмном углу. Она смотрела на свои руки, залитые кровью, и не могла сдержать слёз. Слёзы катились не каплями, а лились ручьём по её щекам и капали с подбородка на колени. Шейлина сжалась в комок, подобрав к себе колени, положила руки и уткнулась лицом. Её плечи дрожали. Девушка вся дрожала.

Подпись автора

Они же думают, что я вся в белом, Но белоснежный станет кровавым

Недаром говорят, что сжалась в маленький комочек. Казалось, что ещё немного, и Лина невольно откроет своим сжатием чёрную дыру, которая будет всасывать её и всё в округе, всё поблизости. Настолько девушке хотелось исчезнуть с лица земли. Она приподняла свою голову и снова посмотрела на свои грязные руки. Грязные во всех смыслах этого слова. Осквернённые. Кровавые и окровавленные. Под ногтями сгустки засохшей алой жижи, которая липла к пальцам и портила весь вид маникюра. Чудище, как она себя в мыслях назвала, поспешно начала вытирать руки от всей срамоты, которую можно было увидеть. Достала из сумки влажные салфетки и начала яростно вытирать кожу, оттирать, начищать. Кожа начала зудеть, болеть и краснеть. Шейл себя не контролировала. И как только поняла, что это не смоет от неё весь срам прошедшего события, что о ней, возможно, напишут в газетах, расскажут по новостям, выловят, посадят… Исключат из колледжа. Определённо. Она станет не только нищей сиротой, но и беспризорницей. Хотя когда она была в обратном случае? Она всегда ею была. И останется.

Выбросив куда-то в противоположный угол испачканную салфетку, Лина снова залила слезами свою изорванную блузку и уткнулась в локти, подбирая к себе плотнее ноги. Стать максимально незаметной. Максимально тихой. Пропасть из виду. Пропасть без вести. Именно этого хотелось на данный момент. Вот бы провалиться сквозь землю… И много-много подобных крылатых выражений и просто фраз летало в голове. Приходилось плакать очень тихо, чтобы не привлекать к себе внимания. Буквально давиться слезами и своим рёвом. Из уст то и дело, что срывались немного писклявый всхлип, тихий скулёж или его аналог. Шейл сжала пальцы в кулак, захватывая ошмётки ткани брюк и жмуря глаза. Сцепила зубы. Плечи продолжали дёргаться в такт тихого плача, а тело в целом дрожать от нахлынувших эмоций. Их было через край. А сдерживать не было никаких сил.

Громко шмыгнув носом, девушка поднесла локоть к лицу, закрывая нос, чтобы сопли стекали именно на ткань, а та в свою очередь впитывала их. Наматывать на кулак свои же сопли не было желания. Во рту уже пересохло. Стоило через какое-то время успокоиться, так Кэнрок услышала свист. Приближающийся. И шаги… Её нашли… Её разоблачили… Сейчас Лину повяжут и кинут за решётку, как обычного убийцу. Или поместят в изолятор, как особо опасного преступника. Только стоило появиться этим мыслям в голове, так Шейл снова зажмурила глаза и начала плакать, давясь слезами. Глотка уже болела от напряжения голосовых связок. Приходилось себя сдерживать, чтобы не превратить тихие всхлипы в более громкие. Но свист прекратился. И кто-то встал рядом с ней. Сердце пропустило удар. Девушке показалось, что она даже перестала дышать. Она открыла глаза и смотрела в одну точку.

Он с ней… заговорил? И в этом тоне не было ничего осуждающего. Не было критики. Студентку не отчитывали, не ругали. Она боялась поднять голову, но следующий вопрос заставил всё же это сделать. Маленький дракон, как её назвал незнакомец, взглянула покрасневшими глазами. И взгляд загнанной лани стал не несчастным, а испуганным. Глаза округлились.

Лучше бы она не смотрела…

Перед глазами всплыли те образы. Друг. Наркота. Она уснула. Уснула! И видит прекрасный сон о каких-то людях. О своём друге, у которого появляется та же птичья голова. И слова о унесённой крыше. Она протягивает руку, и все образы меркнут. Но помнит запах дыма. Крики пожарных и спасателей. Её помещают в больницу. Это всё же не было сном… Она могла бы сказать, что это пришёл Ричи в той же маске с головой птицы. Но это был не он. Лина помнила, что все погибли, кроме неё. Всех поместили в чёрные мешки. Её хотели тоже сложить в мешок, как мертвеца, как девушка подала признаки жизни. Сильный кашель, невменяемая речь наркомана, пребывающего в экстазе.

Но это оказалось правдой…

- Я тебя помню… - прошептала Лина и медленно приподнялась на ноги, вжимаясь в стенку. Теперь хотелось стать частью здания. Слиться с его кирпичной кладкой. Стать бетоном. Или рекламной вывеской. Или объявлением о пропаже кота. Или каким-нибудь граффити, но никак не девушкой здесь и сейчас.

- Тот дом… Пожар… Ты был там… - руки задрожали. Ноги начали подкашиваться. Дракон продолжала говорить тихо. Шёпотом. Ей казалось, что она даже не говорит, а лишь шевелит губами. Настолько оказалось громким сердцебиение, что заглушало голос. Можно говорить и громче, но для чего и зачем? Шейл сейчас слишком напугана, чтобы повышать голос.

- …приятно? – испуганный взгляд сменился на ошарашенный. Теперь Лина смотрела на человека с головой краснощёкого попугая так, словно тот спросил какую-то нелепицу. Хотя будь сейчас более мягкая обстановка, то и взгляд, и тон изменились бы. Стали бы теплее, чтобы проявить лояльность и терпимость глупому чудаку. Но данный чудак не был глупым. Его чудаком-то язык назвать не повернётся. Слишком всё реально и серьёзно.

И тут девушка задумалась. А было ли ей приятно на самом деле? Она через секунду готова была выкрикнуть, что нет. Ни в коем случае! Это убийство. Это грязный поступок. Это подло. И отвратительно. Боязливо поднять свои руки, повернуть к себе ладони и опустить голову, всматриваясь в морщинки на руках, отметины и царапины. Синяки. Под ногтями запёкшаяся кровь, свидетельствующая о своём эмоциональном порыве. А было ли это эмоцией? Она защищалась. Это превышение самообороны. И теперь встал вопрос. А было ли это защитой как таковой? Лина раскромсала недругов неосознанно. Глаза в тот момент застелила кровавая пелена во всех смыслах. Дракон снова остановила глаза на своём внешнем виде. На блузке пятна крови. Джинсы измазаны. А можно ли это назвать местью? Возмездием?

Пришло осознание, что недругов-то уже и нет. Её никто не будет избивать. Никто не будет гнобить и унижать. Теперь девушка сама сможет избивать. Но как это пробудить? Защищать слабых и таких же, как она сама. Избивать сильных. Или убивать? Говорят, что, убивая убийцу, ты не изменяешь количество убийц в мире. Шейлина медленно сползла спиной по стене, обратно усаживаясь на землю пятой точкой. Голова не соображала.

- Я… не знаю… - девушка опустила руки и не знала, что и как нужно отвечать. Но теперь она сможет постоять за себя. Только останется научиться контролировать свои силы. Взгляд начал бегать по округе. Шейлина увидела ботинки и брюки собеседника. Кэнрок посмотрела выше и потупила глаза на роже попугая. Теперь он не казался таким страшным. Эмоции затупились тоже. Восприятие мира в том числе. Теперь желтоголовый воспринимался как давний знакомый, который может помочь ответить на вопросы.

Подпись автора

Они же думают, что я вся в белом, Но белоснежный станет кровавым

Изначально Шейлина была честна с собой и перед другими. Она никогда не скрывала своего грязного прошлого, связанного на наркоте. Наркоторговля, заначки и поиск потенциальных клиентов, пока это не привело к тому, что в итоге и случилось. Не хотелось уже никуда бежать. Не хотелось даже руками двигать или перебирать пальцами выбившуюся нить из блузки. Ковырять свои же царапины со спёкшейся кровью. Хотелось просто вернуться в жизнь с родителями, но никого нет. Ни наследства, ни дома. Сирота без приданного. Любая другая девушка заплакала бы, но не Лина. У неё это всё очерствело. И чем дальше глубже в эти дебри, тем больше отсыхают какие-либо чувства. Ничего не хотелось. Но хотелось ли поддерживать контакт с этим странным человеком? Откуда он знает её фамилию? Откуда он вообще её знает? Откуда этот попугай свалился ей на голову? Может, он и спас её из того горящего дома? Но не чувствовалось радости от встречи. Больше ощущалось удивление, озадаченность и небольшой ступор. С обеих сторон. Может, со временем ответы на эти вопросы придут сами по себе.

Посыпались странные вопросы. О чём этот монстрюга вообще говорит? Никаких улик? Никакого материала? Никакой крови? Но там было четыре бездыханных тела! На земле лужи крови! И сейчас… Разглядывая свои уже очищенные от грязи и засохшей алой жижи руки и одежду, Шейлина впала в ступор. Это… как вообще? Но так казалось неправильным. Несправедливым. Нечестным. За все плохие деяния преступники должны понести наказание. Но это если судить не со своей колокольни, а с колокольни жертвы. Но те обидчики уже понесли наказание. Они мертвы, раскромсаны. Лина ошеломлена таким исходом событий и подняла взгляд на листок перед носом.

Громко и судорожно сглотнув, девушка приобрела задумчивые черты, неуверенные и сомневающиеся в себе. Но хотела бы она продолжать такие деяния? Она бы оказалась той же кармой плохишей, действующей исподтишка. Подкрадываться, убивать и исчезать, заметая за собой следы. Быть тенью. Но чего на самом деле хочется, как оказалось, дракону? Напрягшись и задумавшись о воплощении своих когтей, девушка нахмурила брови и обнажила свои чёрные, как смоль, чешуйки на руках, когти. Предплечья покрылись мелкой круглой гладкой чешуёй. Огладив их с трепетом и интересом подушечками пальцев, Кэнрок тяжело вздохнула. Прикрыла глаза, и полуморфа испарилась.

И девушка с молчаливым видом, словно ей не оставили выбора, аккуратно забрала листок с нарисованным символом на ней. Она долго всматривалась в сигил, что должен убирать улики и заметать следы на месте преступления, пока не перевела взгляд исподлобья на мужчину с головой попугая. Голова пустая, но в ней куча мыслей вертелась одновременно. Так и хотелось потом сказать, что вертела она это всё на одном месте, которого у неё нет.

- Но кто ты такой, чтобы решать за других? – отстранённо протянула дракон, и лицо приобрело более уверенные оттенки. Словно с приобретением этой бумажки, на которой может быть вовсе не руна «исчезновения шантажа», а какая-то «кнопка самоуничтожения», девушка переняла и самоуверенность. – Кто ты? Откуда ты меня знаешь? Как ты вообще узнал о моём существовании? Откуда у тебя сведения про мою фамилию? – лёгкие истеричные нотки проскальзывали в завышенном тоне голоса Шейлины, которая явно не знала, как ей реагировать на происходящее. Слишком много стресса за последнее время. Как бы тут вовсе коньки не отбросить на нервной почве. Но Кэнрок так просто не сдастся. Она будет идти до конца.

- Откуда ты вообще взялся? – отчаянно прошептала девушка, бессиленно глядя на несчастный листок бумаги. Брови сложились домиком, глаза начинало щипать. Первые слёзные дорожки проявились на её лице, а нос тихо и протяжно шмыгнув, втягивая со звуком воздух. Лина ощутила нарастающий ком в горле. – Как ты узнал, что это была именно я? Как ты узнал, что я прячусь именно здесь? Почему ты меня не наказываешь, а помогаешь? Почему?! – дракон подняла голову и вперилась своим заплаканным взглядом в попугая. Красные глаза, отекающее от плача лицо, набирающее красноту от едва сдерживаемых эмоций. А сдерживаемых ли?

Листок оставался в её пальцах, но в карман не убирался по тем или иным причинам. Если девушка уберёт сигил в кармашек, то примет условия чужой игры. Негласные правила. Негласное присоединение в секту преступников или вершителей справедливости. Но никто ничего не озвучивал, так что окончательный выбор оставался за Линой. Но сейчас ничего не хотелось решать. Хотелось снова свернуться комочком, сжаться до микроскопического размера, провалиться под землю, исчезнуть с лица земли. Но кто ей даст? Она уже в чьей-то игре, в которую вступила невольно и совершенно случайно.

Подпись автора

Они же думают, что я вся в белом, Но белоснежный станет кровавым

Элегантно и вежливо протянутый носовой платок, что принят также машинальным движением руки, как и листок с сигиллом. Шейлина смотрела на ткань, перебирая ту пальцами и теребя одну-единственную выбившуюся из шва ниточку. Дракон слушала слова, но мозг наотрез отказывался их принимать и как-то укладывать в голове. Слишком неординарная обстановка. Слишком много стресса. Слишком много всего навалилось на тоненькие плечики студентки. Всего лишь два года, и жизнь Шейл просто перевернулась вверх дном. Вот бы вернуться в то время, когда было достаточно топнуть ногой, а у тебя в руках сливочное мороженое в рожке. Или вафельный стаканчик шоколадного. Но этого уже не вернуть. Родителей не вернуть. Дома не вернуть тоже.

Стоило только о них подумать, так Лина вперилась взглядом себе под ноги, не моргая. Джеки знает об убийцах родителей? Но как? Как такое возможно? На слова о родителях у девушки чуть дёрнулись уши, словно кошка прислушивалась к шорохам. Хотелось бы спросить про это, но Кэнрок задумалась. Хочет ли она знать? Неуверенный взгляд загнанной в угол лани столкнулся с глазками Магнуса. Почему он такой мягкий? Его голос звучал слишком тепло и нежно, словно по-настоящему заботился. На мгновение появилось желание прижаться к груди мужчины и заплакать. Выплакать весь стресс, но он чужой. Шейлина не могла позволить себе такую слабину. Она уже начала выстраивать в самой себе своеобразный стержень. Но кому от этого легче?

Студентка снова опустила свой взгляд и шмыгнула носом, разглядывая платок. Вытерла нервным движением проступившие слёзы. Губы снова начали неоднозначно кривиться. Эмоций становилось через край. И хочется, и колется спросить про родителей. Всего лишь поднять глаза и задать вопрос: “Кто они?”. Она не сомневалась, что Джеки поймёт, про что Лина говорит и про кого спрашивает. Только лишь надо подать голос, но в горле застыл ком, не позволяющий даже поднять язык для произношения слов. Что уж там говорить про озвучивание вопросов? Может, оно не так уж и было важно? Но если Шейлина узнает, то сможет отомстить. А смысл мстить за тех, кого, собственно, не любила? Да и их не вернуть. Ни богатств, ни наследства, ни дом, ни родителей. Ни-че-го.

– Почему я должна тебе верить? - возможно, этот вопрос прозвучал глупо в данной обстановке, учитывая, что пташка и так сказала, что ему можно и не верить. Если предлагают не верить, то надо и спросить про, собственно, веру в слова. Нет? Разве нет? Может, он скажет что-то дельное в своё оправдание?

Всё звучало и выглядело слишком хорошо. Слишком сказочно после всего случившегося. Он её защищает. Подбадривает. И будто даже одобряет её поступки. Но ведь на самом-то деле Шейл не сделала ничего плохого. Она защищалась. Превысила меры самообороны, это да. У неё не было выбора. Те парни оказались вооружены, а она простая девчушка. С тёмным прошлым. С грязным прошлым. Шейлина хочет исправления, но последующие события говорят об обратном. Ей словно дают шанс на исправление. Об этом рассуждать и думать можно очень и очень большое количество времени. Но почему на сердце так паршиво? Так тревожно?

Прозвучавшее слово ударило по ушам. Лина поморщилась. Убийца… Смертоносная. Смертельная. Палач. Преступница. Плохой человек. Все эти мысли крутятся в голове, затмевая слова Джеки Магнуса. Она не такая. И не хочет быть. Шейл хочет вершить правосудие и защищать таких же беззащитных, как она. Тех, кто подвергнётся нападению и натиску преступников. Но можно ли говорить о правосудии, когда распорядилась с чужими жизнями без на то полномочий? Но мысли о том, что её будут бояться, как-то странно тешили, успокаивали и внушали уверенность. Снова всё утыкается в единственный вопрос. Хочется ли?

– Но я уже поставила крест на своей жизни. Я… убийца, - всплакнула дракон. Лицо вновь начало кривиться в преддверии плача. - Смысл мне от яркой жизни, когда она будет в крови? В жертвах? В мертвецах? - шмыгнула носом. Она не в силах сдержать нахлынувшие эмоции. - Я боюсь. Боюсь, что меня схватят. Отправят в тюрьму… И обо мне будут говорить как о самой молодой преступнице, - из глаз потекли слёзы. К чёрту этот платок. К чёрту листок с пентаграммой. Смысл от них? Никакого! Просто дайте провалиться под землю и исчезнуть с лица земли. Шейлина тихо заплакала, давясь слезами, уткнувшись в локти на коленях. Лишь плечи дёргались от плача, шмыгание носом доносилось из-под зажатых рук. - Лучше бы я сгорела в тот день. Вместе с остальными, - прошептала девушка и зажмурила глаза. - Убей меня лучше. Прошу. Хочешь помочь? Так помоги мне помереть! - не поднимая головы и взгляда, начала просить и молить о собственной кончине брюнетка. ей это казалось куда надёжнее, чем вступить в чужую секту. Разум пока сопротивлялся принимать всё за настоящее. Это сон. Это всё сон. Нужно лишь проснуться. Захотеть этого.

– Почему ты меня не убил в тот день? В том доме? Почему я не сгорела с другими? - с заплаканными красными глазами спросила девушка, взглянув на Джеки. Здесь не было любопытства или другого праздного интереса. Именно отчаяние и желание со всем покончить. С собой в том числе.

Подпись автора

Они же думают, что я вся в белом, Но белоснежный станет кровавым