Иногда Либертас вёл себя, как полнейший придурок. Иногда ему надоедало вообще всё, даже его собственный орден, и тогда голос Винсента, его секретаря, превращался в противный комариный писк, такой мерзкий, зудящий, "Либертас, надо то, Либертас, надо это, Либертас, иди подотри жопу каждому из ордо"... Надоели. Даже, можно сказать, заебали вусмерть. В последнее время орден стал слишком зависеть от Либертаса, а значит, пора бы им предоставить немножечко свободы. Совсем чуть-чуть.
И Либертас исчез из обозреваемого мира, забросив свой транспорт, все свои дела и даже свои документы. Новую личину было несложно сделать на чёрном рынке; да и сильно искать его бы не стали — секретарь уже привык к чудачествам своего босса и знал, что когда-нибудь Либертас вернётся. Ну или не вернётся, но тогда Ордо распадётся сам собой и это будут уже сооооовсем не секретарские проблемы.
Куда деваться, если не знаешь, как бы ещё залечь на дно? Конечно же, пойти учиться! Ну и почему бы и нет. Всё, что нужно было Либертасу — запас деньжат, новая личина да какое-нибудь занятие, чтобы скучно не было. С деньгами, к счастью, проблем не было, уж сумел за почти пять тысячелетий скопить себе немного личных богатств (не то, чтобы это была его заслуга...), с документами тоже. Лицо менять не стал, только чуть-чуть омолодил, чтобы больше походил на студента.
Джек Морган вступил в университет едва ли не посреди учебного года. Впрочем, в нантеровском университете это не то, чтобы выходило за рамки, постоянно кто-то уходил и приходил. Учиться было легко благодаря миллионолетним знаниям, о жизни беспокоиться не приходилось, да и с хуманами отношения было завести не то, чтобы сложно.
Было только одно "но". Одно очаровательное, сочетающее в себе силу и женственность "но", одновременно сильное и избалованное, привлекающее внимание если не всех, то как минимум одного бессмертного. Девушка, в которую Либертас влюбился сильно, отчаянно, как уже давно не влюблялся.
Шейлина Кэнрок, проходящая через какие-то изменения, о которых Либертас спросить хотел, но не мог. Он влюбился в неё, ещё когда она была избалованной богачкой, но и когда она стала заучкой, симпатичности не потеряла. Почему-то она возбуждала в нём что-то первобытное любым своим поворотом головы, любым своим словом и любым участием и неучастием на студенческих тусовках.
Либертас лишь мог надеяться, что она не замечает, как он долго на неё пялится на парах. Долго, внимательно, впитывая в себя силуэт.

Отредактировано Либертас (2024-01-11 02:25:15)

Человеческие дети оставались злобными даже в моменты, когда они вырастали. Иногда Либертас спрашивал себя — а для чего это всё? Зачем он помогает освобождаться тем, кто потом от свободы звереет? Он смотрел на этих студентов, потомков тех, кто освобождался от безусловного владения Цирконом, и тихо ненавидел их. Предки, с которыми он здоровался за руку и которых вёл вперёд ради вот этого будущего, не одобрили бы всю эту грязь.
Люди. Люди никогда не меняются.
Лирическое отступление уже превращалось в лирическую задумчивость. Пока он тупил, издевательства студентов над девушкой не прекращались. Мало того, что какой-то урод подставил ей подножку...
— Берегись!
Только сверхчеловеческие рефлексы помогли ему закрыть девушку своим телом и поймать жидкость своей спиной. Надо же. Мало им того, что девчонка упала и, возможно, ушиблась, мало того, что её вещи разлетелись, так надо было ещё и облить её водой.
— Ой, извинитееее, я такая неловкая, — захихикала какая-то напомаженная дурища, пока Либертас смерял её взглядом.
"Исчезни."
Возможно, было в его взгляде что-то такое, отчего девица с пустой уже бутылкой воды решила ретироваться. Он хотел было хорошенечко поджарить ей, да и всем вокруг, мозги...
Но не стал. Они же люди. Глупые, дурные, но всё-таки люди.
Коридор вокруг двоих опустел; студенты сделали вид, что им просто наскучило. И не то, чтобы подоспевший на защиту Либертас был угрожающим. Да что вообще может быть угрожающим в парнишке его вида? Роста хоть и большого, но выглядит обычно, мускулатура если и есть, то прячется где-то там под футболкой и рубашкой, руки не бугрятся следами насилия, обычные такие руки молодого человека, привыкшего к кульману и карандашу, на простом эонском лице — нахмуренная озабоченность. Впрочем, его не заботило, что спина и даже джинсы теперь были мокрыми от воды: главное, на девушку не попало, а то ходить молодой девушке в мокрой просвечивающей блузке как-то... Нехорошо. Не избавилась бы от насмешек.
— Ты в порядке? Давай помогу.
Либертас говорил мягко, негромко, с улыбкой. Она так вылетала из аудитории... Наверное, боялась, что что-то такое и произойдёт. Он быстро собрал разлетевшиеся тетради и листки; на глаза попалась какая-то странная руна, но он решил не забивать себе голову. В конце концов, увлекаться магией — не преступление, даже если ты существуешь в цирконской метрополии.
Руна выжглась на обратной стороне его век и забилась куда-то в подкорку, куда подальше, зудящая, как гвоздь.
— Вот, держи, — он присел перед ней на корточки и протянул тетради. — Ты же Ш-Шейлина, да?
Когда он наконец взглянул в её глаза, слюна сразу куда-то ушла изо рта, и Либертас заикнулся. Боже мой, Либертас заикнулся! Да скажи ему кто хотя бы пару тысяч лет назад, что он вот так будет заикаться перед какой-то там девчонкой, назвал бы того лжецом. Она же девчонка! Просто какая-то девчонка, по какой-то причине превратившаяся из звезды всего универа в замухрышку, слетевшая с социального пьедестала так же быстро, как метеор падает с неба в ночи звездопада.
Но сейчас она была самой прекрасной какой-то девчонкой. Почему? Ай да какая разница. Может, вместе с лицом сделал и тело слишком молодым, и поэтому гормоны били, как у восемнадцатилетнего подростка. Может, просто что-то интуитивно заметил в ней. А может, Либертас просто быстро увлекался выделяющимися людьми.
Зато глаза у неё самые прекрасные. Такие голубые, как не...
Стоп.
И на каком же голубом небе всходят настолько алые луны?
Что-то не так. Что-то сильно не так. Что-то неправильно, но Либертас не понимал, что.
"Да успокойся ты. Может она этот, как его, косплеер. Или просто глаз у неё больной."
Увещевания разума не сильно успокаивали, подспудно что-то не нравилось демиургу в ней. Он же её изучил всю, сверху донизу, от "Ш" до "К", мог наизусть нарисовать её портрет, сидящей над чертежами чуть поодаль, с любого ракурса. И он точно знал: глаза у неё были голубые, сияющие, а не... половинчатые.
Но неважно.
— Ты не ударилась? Помочь тебе подняться?
Выражение её лица мигом выбило прочь все волнения.

Отредактировано Либертас (2024-01-23 01:03:51)