Пятничные бары Вистера были отдельным видом искусства, и чаще всего сравнить их можно было только с искусством уличным, там где грязные замысловатые детали на облупившихся стенах домов сливаются в цветастые широкие и грубые мазки краски, а разношерстная толпа предвкушающих радость чревоугодия вистерцев превращается в плотный покрас рисунка, за исключением только в том, что рисунок этот, с виду оставаясь статичным, при близком рассмотрении постоянно двигался.
От барной стойки к столикам, от столиков на улицу — покурить около урны, от урны — неуверенной походкой обратно к барной стойке, махнуть рукой бармену и “повторить”, а там — снова к столику.

Раз в пару недель, или даже раз в месяц — в зависимости от того, как скоро его отпускало очередное задание, Теодор тоже становился частью этого рисунка, оставаясь, впрочем, среди вистерцев чуть ли не самым ярким пятном среди почти таких же пятен.
Бар, куда занесло следователя в этот раз, находился в центре Вистера, и по праву мог считаться одним из главных культурных заведений города. Сам же город, находившийся где-то между территориями Алькора и Лиреи, являл собой классическое зрелище города “на перепутье”, в облике которого можно было угадать влияние каждой из планет. Состоящий чуть более чем полностью из смешения архитектурных стилей, цветовых гамм и беспорядочных вывесок — от деревянных табличек на маленьких лавчонках, до электронных табло над магазинами покрупнее, Вистер представлялся этаким франкенштейном, которого “слепили из того, что было”, не особо заботясь о гармоничности внешнего вида.
И тем не менее, этот город в какой-то момент оказался идеальным, чтобы Теодор начал свое изучение мира именно отсюда, ведь именно в этом каменном аляпистом франкенштейне можно было узнать о технологиях Циркона, понаблюдать за отголосками науки с Алькора и завораживающей диковинной красотой Лиреи, а свободные земли за Вистером мало чем отличались от свободных земель на других планетах.

Жители Вистера были под стать самому городу, отражая в полной мере его несовершенство, суть которого была, казалось бы, в том, чтобы отщипнуть у остального мира самое лучшее, но выглядеть при этом все равно так, словно смотришься в расплывающееся отражение на воде.
Такие же странные, в чем-то несовершенные, разобранные по кусочкам жители Вистера плавно и будто по команде стекались на центральные улицы города, превращая главную площадь и ближайшие аллеи к ней в лоскутное одеяло.

Чувствуя себя здесь донельзя своим, Теодор раздвинул локтем столпившийся у барной стойки народ и махнул рукой бармену — молодому темноволосому эону, который уже десяток лет скрывался от своих родственников с Лиреи. Вопрос его обнаружения был сугубо финансовым, и судя по всему, был недостаточно острым, раз юноша все еще был здесь.
— Как обычно? — бармен выдал дежурную улыбку, адресуя Теодору не то вопрос, не то утверждение, и через пару минут перед следователем, который сейчас был всего лишь одним из многих посетителей, появился стакан виски со льдом.

Сделав глоток, Тео привычно поморщился и оглянулся, еще раз осматривая полуподвальное, но просторное помещение. Самый крупный из баров в центре города — “Вистерский лед”, оформленный под темное состаренное дерево, был прекрасен еще и тем, что несмотря на свою известность, он удивительным образом притягивал личностей исключительно спокойных, пусть каждая из этих личностей и оставалась странной сама по себе.
Была ли в этом замешана магия, и было ли это как-то связано с самим Теодором, сказать было сложно, но каждый раз, когда кот сюда приходил, он оставался уверенным в том, что этот вечер пройдет спокойно.

С небольшой лестницы, ведущей в бар, что-то с грохотом рухнуло вниз, и пока все поворачивали головы и соображали, что происходит, это что-то выпрямилось в полный рост, явив собой небритого хумана неопределенного возраста и среднего роста — обычно таким хуманам оказывается по документам около сорока лет, в помятой футболке и темной куртке. Следом за ним в бар зашли еще двое, такой же сомнительной наружности.
Те, которые зашли следом, словно и не обратили внимание, что их товарищ упал, и подтолкнув его в спину, прошли к барной стойке, расталкивая перед собой недоумевающих посетителей. Теодор, сидящий с другой стороны, столкнулся взглядом с одним из них.

Наверное, так мог выглядеть человек полностью дезориентированный воздействием какого-либо вещества, но время его работы на Вистере он еще не сталкивался с наркотиками, которые бы делали взгляд живого существа таким.
Было что-то жуткое и неестественное в этих глазах и в этой мимике, наводя на мысль о том, что эффект этот не временный.
Было что-то странное и в том, что упавший незнакомец не отряхнулся, когда встал, а ведь это движение обычно делается на автомате.
Было что-то подозрительное в том, как схожи они были в своем грязном и неряшливом прикиде. Куртки и штаны казались гражданскими, но видно что пошитыми по одному заказу — такая грубая работа обычно выходит из под 3D-принтеров, поставляемых для производства униформы во многих лабораториях Элерима, в том числе и закрытого типа. Дешево, сердито, и не жалко испортить и отправить на переработку в этот же день.

Теодор прищурился, глядя в глаза одному из них — впрочем, увидеть там что-то, кроме отрешенности не представлялось возможным, да и незнакомец перевел взгляд на ассортимент алкоголя за барной стойкой. Чужой пытливый взгляд, казалось бы, нисколько его не смутил.
Понимая, что прикопаться здесь не к чему, Тео вернулся было к своему стакану. Меньше всего ему хотелось разбираться с буйными алкоголиками в свои едва начавшиеся выходные, но для себя он уже решил, что если они начнут проявлять подозрительную активность, то ему придется скооперироваться с кем-то из завсегдатаев и вышвырнуть троицу за дверь.

Тем временем, толпа, притихшая было на пару минут, сбавила общий градус подозрительности, перейдя обратно к повышению градуса более привычного. Не менее привычный шум вернулся к прежней громкости, стоило только отдыхающим убедиться, что странные гости не проявляют открытой агрессии.

А странности — так они у каждого есть. Просто относительно жителей Вистера это были странности привычные, а вот в случае той троицы не надо было быть опытным теомагом, чтобы чувствовать нечто иррационально чужое.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-02 22:22:43)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Спустя полтора стакана виски Теодор уж было подумал, что вечер и правда пройдет спокойно. Привычная подозрительность и перманентное состояние готовности разгребать любой возникший трындец, тем не менее, и в этот раз тормозили его в намерении накушаться быстро и качественно, а кошачья интуиция отчего-то не спешила униматься, сигнализируя где-то на задворках сознания о том, что и в этот раз следует оставаться хотя бы в некоем подобии сознания.
Казалось бы, Тео относился к довольно выносливой расе, но когда дело касалось алкоголя, то тут требовалось совсем немного, и эта небольшая дозировка не поменялась даже спустя сотню с лишним лет, за которую Теодор успел поэкспериментировать чуть ли не со всеми видами виски, коньяка и рома, начиная от средней паршивости пойла, которое употреблял, будучи более юным и еще более бедным, и заканчивая элитными сортами, которые по своему воздействию, к сожалению, ничем не отличались от первого.

Тем не менее, в глазах едва начало ожидаемо двоиться, а сознание плавно начало разжимать свои стальные тревожные тиски, и Тео наклонился на барную стойку еще больше, пододвигаясь к ней на высоком табурете.
Шум голосов в баре становился все плотнее и громче — с каждым часом народ будет и дальше прибывать, одни компании начнут подсаживаться за столики к другим, а гомон, смех, запах табака и кальянов просочится из небольшого зала для курящих в зал общий, где как раз таки и сидел Теодор, и вот тогда-то он надышится ароматных табачных смесей и его развезет окончательно.
С усилием протерев сонные глаза, под которыми давно запечатлелась усталость многих десятков лет, он еще раз оглянулся, убеждаясь что на него никто не смотрит — вот оно, преимущество сидеть в самом углу, и сложив руки на стойке, прилег, позволяя глазам отдохнуть в спасительной вязкой темноте, в которой совсем скоро не останется ничего, кроме сладкого медового виски.

Неестественный, выбивающийся из общего шума звук резанул чувствительные уши, и Теодор резко поднял голову, поняв, что едва ли прошло несколько минут. Вряд ли он даже успел полноценно задремать.
Ему не потребовалось озираться по сторонам в поиске источника беспокойства, потому-что вот оно — все было очевидно. Та самая троица, накидавшись еще более оперативно чем он, мычала что-то невнятное на требование бармена заплатить.
Андре — тот самый бармен, оказался не готов к такому открытому сопротивлению, и Теодор мог его понять. За все эти годы в баре не случалось ни одной потасовки, а сомнительные личности чудесным образом обходили заведение стороной, и если и случались мелкие стычки, то все решалось спокойно, ведь тут, по сути, почти все друг друга знали, и затевать конфликт там, куда ты еще сто процентов придешь было крайне неразумно.

— Андре, подожди, — он соскочил с барного табурета и в два шага оказался около подозрительной троицы, — Они отказываются платить?
— Они словно вообще ничего не понимают, — юноша развел руками, показывая на одинаково одетых типов, которые с еще более мутными глазами ковырялись в своих пустых карманах, — На вопросы не реагируют, но и не буянят. Словно отсталые. Сами уходить не хотят…я не уверен, что они вообще смогут идти.

На отсталых типы тоже не среагировали. Заинтересованных в происходящем посетителей, тем временем, становилось все больше, и Тео понимал, что надо что-то делать. Пропивать запасы пива за счет бара эти трое точно больше не будут.
— Так, ладно, — он схватил ближайшего к нему типа за грязный рукав и подтолкнул к выходу, — Запиши на мой счет, я потом забегу расплачусь.

Выпитый виски немного замедлял движения, да и вывести всех троих в одиночку не представлялось возможным. Схваченный им хуман обернулся и осоловело уставился на Теодора, протягивая к нему свободную руку, чтобы оттолкнуть, но делал это словно в замедленной съемке, будто до конца не осознавая, что происходит.
Тео оглянулся по сторонам, и пробежавшись взглядом по посетителям, среди которых, как назло, не находилось ни одного крепко сложенного, да и время уже было такое, что большая часть была не менее осоловелыми, наблюдая за происходящим как за некой увеселительной программой.
— Эй, а давай-ка помоги мне, — выхватив взглядом темноволосого хумана в темных очках, который казался трезвее и физически сильнее остальных — насколько это можно было оценить сквозь его очки, — Надо вывести этих троих на улицу.

С подозрительными тремя, тем временем, случается что-то странное, и они, словно проследив за взглядом Теодора, чуть ли не синхронно оборачиваются на того хумана, к которому он обратился за помощью. Тео продолжает держать одного за рукав, подтаскивая к выходу, чтобы выволочь вверх по ступенькам на улицу, и параллельно предпринимает попытку просканировать его теомагией. Есть в их осоловелости что-то странное, и чем пьянее эти типы, тем страннее они кажутся.

“Хуман…без имплантов, более того, похож на иномирца, но что это за хрень?” — ауру просканированного и крайне молчаливого незнакомца словно прокрутили через мясорубку, смешав еще с чем-то — чужеродным и диким, от чего до конца идентифицировать это что-то не представлялось возможным.
Стоило теомагии сработать, как все трое типов оживились еще больше. Будто кто-то переключил рубильник или снял их с паузы, и они, наконец, зашевелились.

“Реакция на теомагию?!” — успел предположить Теодор в тот момент, когда тот тип, которого он держал за рукав и тащил к выходу, внезапно вырвался и толкнул следователя в стену. Оставшиеся двое с абсолютно диким взглядом кинулись в сторону хумана в очках, намереваясь сбить его с ног.
В зале кто-то вскрикнул и судя по звону стекла, уронил стакан на пол.

“Да хтоновы хмыри, еще и мужика того как будто подставил”, — с досадой подумал Тео, мотая головой после удара об стену, рывком подлетая к оттолкнувшему его типу и заламывая ему руки, впечатывая мордой в стену напротив.

Внезапно активизировавшийся хмырь как будто снова затихает, превращаясь обратно в заторможенный овощ, и Теодор, удерживая ему руки за спиной, еще раз трясет головой, прогоняя остатки алкоголя, и оглядывается в зал, где уже, судя по звукам, началась какая-то нездоровая шумиха.

Теомагия — хорошо
Безоружный бой — хорошо

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-05 15:19:54)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Что отличало Теодора от обычных посетителей бара, так это наличие в кармане полицейских наручников, которые меньше чем через полминуты оказались на руках того молодчика, которого следователь ткнул носом в стену.
И хоть затихший задержанный снова перестал проявлять признаки агрессии, Тео уже понял, что оживить его может любое магическое воздействие, а проверять, в общем-то, и не хотелось.

Он успел подумать, что наручники всего одни, и остальных двоих придется удерживать своими силами, но стоило только посмотреть на то, что творилось в зале, как даже у него — человека привыкшего к таким делам, брови поползли вверх.
Наверное, охрану из бара убрали очень даже зря — если б Тео сегодня не зашел, то бедняга Андре  хлопнулся бы в обморок от подобного зрелища. Место, чтоб спрятаться от родственников, он, конечно, хорошее выбрал, но у Теодора давно складывалось впечатление, что молодой эон слишком впечатлительный для работы в подобных местах. И пусть “Вистерский лед” и был местом тихим, в любой момент могло случиться

вот это.

— Нихрена себе, как удачно я выбрал помощника… — продолжая удерживать молчаливого нарушителя, Теодор наблюдал, как тот самый тип в очках уверенными движениями обезвреживает оставшихся двоих, которые, к слову, снова затихли, как по команде.
Ощущение, что кто-то ими словно управляет, росло с каждой минутой, параллельно с интересом — это что это за мужик совершенно случайно оказался у них в баре?
Выверенные движения, военная выправка, которая и до этого была заметна — офицер — а может кто и посерьезнее, но условно пока так, даже когда просто сидит за барной стойкой, остается офицером, а сейчас так и вовсе все стало очевидно.
Ростом выше Теодора, по ауре — хуман, но судя по движениям, и по наносимому урону, определенно с внушительным комплектом модификаций.

“Щас отметелит этих двоих, и упаси Архей, пойдет мне рожу бить, за то что не дал отдохнуть”.

Новое лицо в городе, где новые лица в принципе бывают крайне редко, закономерно вызывало интерес не только у него — остальные посетители бара пялились не скрывая нетрезвого любопытства, до сих пор плохо понимая, что произошло, но срываться с мест не решались — многих под вечер окончательно развезло, и будучи непривыкшими к потасовкам, большая часть из них не воспринимала происходящее как нечто угрожающее, тем более что все происходило в относительной тишине, без ругани и мата, которые обычно сопровождали большую часть пьяных драк.

“Даже извинился, серьезно?” — параллельно встряхнул молчаливое тело, которое внезапно начало сползать носом по стеночке, никак выключаясь окончательно, — А ну стой, это что за? Куда вырубаешься?

И все же, тот мужик действует аккуратно — барный инвентарь с виду остался цел, разве что психика бармена явно покалечена, но это вопрос второстепенный — пацан должен был понимать, куда устраивался.
Но вот толпа довольна, молодчики обездвижены — Теодор довольно присвистнул, оценивая техничность проделанной работы и немного жалея, что офицер — да кто он?! — скорее всего, в Вистере ненадолго, а жаль. Тут такие бы пригодились.

Незнакомец в очках говорит бармену про полицию, и тот, бросив взгляд на стоящего на ступеньках Теодора, неуверенно кивает и инстинктивно отшатывется назад, до сих пор плохо понимая, бояться разрулившего конфликт хумана в очках, или благодарить:
— У нас тревожная кнопка…да, я вызвал. У нас охраны уже несколько лет как нет, необходимость отпала, все свои. Полицейский участок в двух кварталах, реагируют быстро, тем более Тео..ой.

Андре замолкает, глядя на незнакомца, не решаясь договорить, и Теодор, видя эту заминку, вздыхает.
“Мог бы и продолжить. Я тут одного уже в наручники заковал, какой смысл шифроваться”.

С легким охреневанием наблюдая, как офицер-в-очках закидывает одного из молодчиков на плечо, а второго сгребает и тащит следом, Теодор ловит себя на мысли, что если сейчас “все под контролем”, то он к этому контролю, к сожалению, отношения не имеет. И вообще рискует уронить и не поднять весь свой авторитет, с таким трудом заработанный за все эти годы.

— Куда нести? — о, а это уже обращаются к нему, и кот не удерживается от ироничного ответа, как обычно плохо контролируя себя в те моменты, когда надо бы заткнуться:
— Если б ты приложил их чуть-чуть сильнее, то сразу в морг, а так на улицу. Андре вызвал наряд, сейчас приедут. Сдадим их, а там пусть разбираются.

Подталкивая свою “добычу” вверх по ступенькам, выволакивает его на улицу, прямиком в вечернюю Вистерскую прохладу, оборачивается, чтобы убедиться, что оставшихся двоих тоже вытащили следом, и с нескрываемым облегчением замечает, как привычный уличный гомон разрезает звук сирены, и меньше чем через минуту ко входу в бар подлетает полицейский фургон.

Из фургончика выскакивают двое участковых — гоблины-полукровки, один помоложе, судя по всему, недавно на службе, и еще не успел примелькаться Теодору, второй, уже знакомый и постарше — Холгаф, увидев Теодора, машет рукой и тут же хмурится, осматривая всю компанию целиком.
— А этот?.. — неуверенно кивает в сторону того, кто удерживает сразу двоих, пока Теодор передает своего задержанного и помогает усадить в фургон.
— Этого ты при всем желании не скрутишь, он как будто бронированый, — ухмыляется следователь, и обращается уже к офицеру, — Грузи их в машину.
Добавляет, вкратце обрисовывая ситуацию:
— Холгаф, те двое без наручников. Все трое молчат как партизаны, ведут себя странно, платить отказались, да и денег с собой походу нет, при попытке теосканирования начали буянить — вероятно, такая реакция может быть на любую магию, так что осторожнее. Документы не проверял, протокол, если надо, заполню в понедельник.

Холгаф обеспокоенно кивает, не зная, на кого коситься с большим подозрением — на троих нарушителей спокойствия, или на вот того, в очках. Который их раскидал.

Наблюдая, как участковые загружают и пристегивают троих, снова подозрительно молчаливых хуманов, а затем, не тратя времени, отъезжают, Теодор вздыхает еще более тяжко, понимая, что начало выходных уже пошло по одному месту, и высока вероятность, что в лучшую сторону вряд ли что-то изменится. Переводит взгляд на офицера-в-очках.
— Ты, конечно, капец вовремя, так что спасибо и все такое, — Тео попытался изобразить подобие благодарности, но получилось невнятно, — Ты же не местный, да?

Светские беседы у кота тоже получались невнятными, особенно в подобных ситуациях, так что нахмурившись, он прищурился и смерил незнакомца подозревающим взглядом. Все еще был велик риск, того, что рожу могут набить и ему.

А еще смутная тревога скреблась где-то внутри, не позволяя вот так забыть всю эту ситуацию и три невыразительные — уже чужие рожи. Кот посмотрел на дорогу, наблюдая за движением проезжающих машин.
Полицейский фургончик становился по мере удаления маленьким светлым пятном и грозился скрыться за очередным поворотом, и Теодор практически выпустил его из поля зрения с намерением принудительно заглушить в себе неясную тревогу, но не успел.

Раздавшийся вдалеке грохот приковывает к себе внимание — зацепив несколько проезжавших рядом автомобилей, фургон переворачивается и врезаясь в торговый павильон у дороги, взрывается и загорается.
Две едва заметные темные фигуры выскальзывают из опрокинутого фургона и теряются среди паникующей толпы.

Тревога внутри орет похлеще любой сирены.

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Он очень странно улыбался, и Андре готов был поклясться, что у него даже светились глаза, что добавляло облику некоего инфернального ужаса, но предупреждать об этом Теодора было уже поздно — оставаясь разве что чуть менее подозрительным, чем скрученные им оставшиеся двое, незнакомец удалился на выход вслед за следователем, оставив бармена и слегка протрезвевших посетителей в состоянии крайнего недоумения.
Кажется, кто-то даже осторожно направился к выходу — в состоянии подпития мозг запоздало сообщает о тревоге, вынуждая обращаться в бегство тогда, когда это уже и не требуется.

Прошмыгнувших из бара четверых посетителей Теодор отметил буквально краем взгляда, успев подумать о том, что степень их заинтересованности в дальнейшем посещении бара прямо пропорциональна выражению их обеспокоенных лиц, и обеспокоенных, возможно, еще и тем, что было прекрасно видно, что в полицейский фургон были загружены только трое, а четвертый — абсолютно спокойно стоял рядом с Тео.

Впрочем, задерживать его и правда было не за что — помочь помог, за рамки не выходил, вел себя культурно, признаков агрессии не проявлял, и что характерно, каких-то других эмоций на лице тоже замечено не было, вызывая странные ощущения у Теодора, последнее время частенько имевшего дело с личностями крайне импульсивными.
— Если нужны будут показания. Хьюго Иденмарк.

О, а вот это уже более понятно. Про ЭкзоТек не слышал разве что совсем оторванный от мира человек, проживающий в какой-нибудь глуши, да и сразу отваливались лишние вопросы про физическую подготовку. Да и сама семейка Иденмарков была слишком специфичной, чтобы пропускать информацию о ней как нечто обыденное.

“Тц, у тебя даже такой семейки нет” — одергивает сам себя в ответ на свою же внутреннюю колкость.

— Если нужно будет, да, вызовем, — переводя взгляд на дорогу немного растерянно отвечает Тео, готовый был представиться в ответ, — Собственно, я…

Но договорить не успевает, потому-что полицейский фургон именно в этот момент врезается в павильон, а Иденмарк срывается с места как по команде, активируя дрона, и успевая среагировать даже быстрее Теодора, который, понимая, что уже проигрывает в скорости, срывается следом, на бегу перекидываясь в обличье кота, чтобы нагнать.
Перебегает через дорогу, на красный, перепрыгивая через проезжающие машины — когда ты рождаешься котом, то наиболее комфортно чувствуешь себя именно в родном обличье, а значит и контролируешь себя лучше именно в нем, будучи в состоянии позволить себе бесстрашно сигать на вот то желтое такси, отталкиваясь от него и спрыгивая на тротуар, чего, будучи человеком, проделать было бы сложно.

Большим ярким пятном лавирует между успевающей запаниковать толпы, подлетает к перевернутому на бок фургону и запрыгивая на тот бок кабины, которая оказывается сверху, перекидывается обратно в человека и орет Иденмарку, чтоб он помогал, раз уж оказался рядом, одновременно дергая на себя ручку двери и соображая, как бы вытащить Холгафа, чтобы не повредить ему что-то сверх уже случившегося, а затем — вытащить оставшегося ниже, на пассажирском, молоденького, имя которого Тео не успел узнать, и старательно гнал от себя мысли о том, что это может потребоваться в не самой приятной ситуации.

Не больше пары минут на то, чтобы вытащить полицейских — оба без сознания, но с виду относительно целые, несовместимых с жизнью травм с виду нет, но Тео все равно старается быть аккуратным, действуя быстро, затем не без помощи вышеупомянутого Хьюго достать третьего задержанного, который оставался в состоянии овоща — и что самое жуткое, абсолютно не шокированного произошедшим.
На секунду у Тео даже мелькнула мысль, что не вытащи они его — он бы и не шелохнулся, оставаясь догорать живьем.
Потому-что опоздай они на эти самые пару минут, и спасать было бы уже некого.

Оттащить на безопасное расстояние, проверить пульс, уложить пострадавших согласно правилам доврачебной помощи, параллельно вызвать скорую, пожарных и полицию со своего участка — выругавшись:
— Осталось то проехать квартал, надо было просто довезти их. Какого хрена, я ж сказал про магию…

Народ, тем временем, собирался еще активнее, а огни загорающихся витрин магазинов на первых этажах и проезжающих сквозь стремительно надвигающиеся сумерки автомобильных фар выхватывают обеспокоенные лица зевак, которые, к счастью, ограничиваются съемкой на телефоны и не пытаются подобраться ближе, большая часть осталась наблюдать через дорогу или на приличном расстоянии,
Пользуясь несколькими свободными секундами, Тео использует магию и удерживает часть огня, но в сам очаг не суется, опасаясь что двигатель полыхнет еще раз, и пластиковые панели небольшого торгового двухэтажного павильона плавятся и горят от перекинувшегося возгорания, вечереет словно еще быстрее, и вызванные службы приезжают почти одновременно.
Тушение возгорания Тео наблюдает уже в темноте, предварительно проводив карету скорой помощи и доложив ребятам с участка, что будет чуть позже.

Непрошенное внимание заинтересованной толпы было привычным, но неприятным, и Теодор устало смотрит на Хьюго, слегка подвисая со словами. Походу, надо будет снова говорить спасибо, но пока что получается просто смотреть самым тяжелым и уставшим взглядом.
Если и правда потребуется, то ему придется вызывать офицера в участок как свидетеля, и может там и подвернется случай лишний раз поблагодарить.
Со всем происходящим чуть не забывает спросить про дрона, которого пусть мельком, но успел увидеть, но спросил криво, едва рассчитывая, что его поймут с первого раза:
— Это какие-то Ваши экзотековские штуки? Он что-то нашел?

Осматривает потихоньку разбредающуюся толпу и потушенный павильон и добавляет, понимая, что Иденмарка, собственно, можно и нужно отпустить, а вот ему, судя по всему, придется провести очередную бессонную ночь на работе:
— Я в участок. Если будет нужно…ты понял, короче. А, и да. Теодор Стефанос, следователь по особо важным, будем знакомы, — привычка не договаривать фразы в тот момент, когда кажется, что в этом нет необходимости, и махнув рукой, сдвигается с места.

Половина ночи была безуспешно потрачена на попытки ментально вытащить из единственного задержанного молодчика хоть часть информации, да просканировать его еще раз теомагией, но любое вмешательство Теодора в чужую голову выдавало такой дичайший откат с мешаниной образов, от которого становилось натурально дурно. Обрывки прошлой жизни — словно и не Аркхеймской вовсе, потому-что уж больно неузнаваемы были сюжеты, странные имена, непривычные для слуха и сложные к произношению, и все это тонуло между слоями натурально хтонического ужаса.

Разум задержанного был точно выпотрошен и перемешан с чем-то злым и искалеченным — и судя по таким же обрывкам увиденного, дикая природа и естественно возникшие аномалии были вовсе не при чем. Во второй раз почувствовав себя жертвой чудовищного эксперимента и аж зажмурившись от увиденных в чужой голове видений больничных ламп и вереницы клеток в подвальном полумраке, Теодор понял, что еще одна такая попытка, и он мало будет отличаться от удерживаемого перед ним незнакомца — каждый раз при таких попытках проявляющего нечеловеческую агрессию и силу, и удерживаемого лишь благодаря нескольким артефактам, два из которых Теодор притащил со склада лично, послав к хтонам все стандартные процедуры задержания и последующего допроса, перестраховываясь лишний раз и усиливая защиту.

Третья попытка, которая должна была случиться после двух кружек почти что горького чая и стащенных с поста охраны холодных бутербродов, не случилась — виноват ли в остановке сердца сам Тео со своим ментальным допросом, офицер, скрутивший молодчика в баре — вот тут Тео уже не был уверен, потому-что молодчики-то были почти на одно лицо, и сложно было сказать, кого именно выводил на улицу он сам, а кого — вышеупомянутый Иденмарк, или даже что-то иное, предшествующее событиям.

Оставшиеся полночи были потрачены на составление рапорта и фотороботов сбежавших двоих — если за драку их бы выпустили через пятнадцать суток при условии отсутствия иных поводов для задержания, то сейчас случившееся спокойно попадало под уголовку — наклевывалась сильно невеселая статья за умышленную порчу фургона и нападение на сотрудников полиции при исполнении. А это было именно нападение.

Ночью вскрытие никто проводить, само собой не собирался, но начальство, будучи в расположении духа еще более скверном, чем Теодор, посчитало нужным не тратить время зря — его, хтон побери, выходное время, и отправить за одним из самых главных свидетелей, который предположительно мог оказаться вовсе и не простым свидетелем.

Слишком подозрительно Иденмарк оказался в Вистере одновременно с этими тремя.

Негативный настрой подполковника сказался и на самом Теодоре, который ёжаясь по пути в гостиницу в одной рубашке и футболке, и оказался на пороге “Аквамарина” в седьмом часу безветренного, но холодного утра, напугав, поначалу, своим видом приветливую, но еще толком не проснувшуюся кудрявую девушку за стойкой ресепшен. Девушка ойкнула и выронила чайную ложечку, когда Теодор, не тратясь на слова, словно у него под утро остался их самый минимум — продемонстрировал корочки следователя и перевесившись через стойку, заглянул в компьютер:
— Иденмарк здесь остановился?

Девчушка на корочки среагировала живо, и отставив в сторону кружку с кофе, резкий запах которого чувствовался на весь первый этаж, торопливо начала искать информацию о заселившихся. Пока она открывала программу и сверялась со списками, Тео успел обойти стойку с другой стороны, и администратору оставалось только ткнуть изящным пальчиком в искомый номер, на что следователь кивнул, не удержавшись на прощание от короткой язвительной фразы:
— Как вы пьете эту дрянь, на вкус как помои, — и отправился к лифту, оставив девушку в смешанных чувствах и с уже менее приветливым выражением лица.

Позвонив в дверь номера, Теодор подумал, что сейчас, пожалуй, готов портить настроение каждому, кто встретится ему этим утром, и даже вот этому товарищу, который вчера, в общем-то, неслабо так помог, за что нужно быть хоть немного но благодарным, но поезд утренней ненависти ко всему живому уже встал на рельсы, и остановить его не представлялось возможным, поэтому когда вышеупомянутый офицер откроет дверь, то сможет лицезреть перед собой вчерашнего следователя.
Еще более помятого, сонного и крайне недовольного жизнью.

— Собственно, я не на чай зашел, что неудивительно, — привычка заходить в чужие квартиры без вежливых расшаркиваний, совсем уж по-кошачьи, немного сбоит, и Тео все же слегка медлит, прежде чем пройти, — Вчерашних сбежавших еще ищут, из третьего вытащить нихрена не получилось. У него там в голове какая-то каша, как будто от человека мало чего осталось, меня чуть не стошнило, уж что я менталист с опытом. Но…
Немного помедлив, он смотрит исподлобья в глаза Хьюго, которые сейчас — он был уверен, казались слишком уж неживыми, и добавляет:
— Остановка сердца. Я пару раз попытался его прочитать, а через час он откинулся. Кого из них ты там прикладывал о барную стойку, я так и не понял, они все одинаковые, но вполне возможно, что его самого, — нехотя добавляет, зная, что веских оснований у него, пока-что, никаких, — Это не задержание, само собой, иначе б я пришел не один. Пока что проходишь как свидетель, а там видно будет. Вскрытия еще не было, мы всю ночь корячились над этим молодчиком и фотороботами, но лица у них больно уж никакущие, я толком то и не запомнил, как они выглядят.

Еще раз вспоминает о том, как Иденмарк приложил первого головой о барную стойку а потом закинул на плечо как мешок с картошкой и думает, что он не то что не один — он бы пришел как минимум с вооруженной группой.

Из чужого номера отчего-то хочется выйти побыстрее, видимо, памятуя о возможностях того, кто стоял перед ним, поэтому уже на выходе кивает куда-то в сторону коридора, снова ёжаясь при мысли, что расстояние до участка опять придется преодолевать пешком, по еще не прогретым от показавшегося солнца улицам:
— Здесь подожду. 

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-16 09:30:50)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

От людей, по которым можно было сверять часы, становилось немного не по себе — вот от тех, которые говорили, что выйдут через три минуты и выходили правда через три минуты, как будто с ними не случалось всякой тормозящей мелочи, в духе криво застегнутой рубашки или пролитого в запаре чая, а если присовокупить к этому воспоминания о том, как этот же человек легким движением руки — а ощущение было такое, что и правда легким, — срывал накануне с петель дверь патрульной машины, то не по себе становилось вдвойне.

Уже заходя вместе с Иденмарком в лифт и спускаясь обратно на первый этаж, он думает о том, что слишком уж гладко будет обвинить его во всех грехах и повесить на него притянутые за уши обвинения, как того хочет начальник, хотя обвинить в чем-то кроме порчи служебного транспорта пока не представляется реальным.
Но как бы погано себя не чувствовал Тео в это утро — хотя определение “утро” для него несколько смазалось, и можно было считать, что для него-то вчерашний день все еще продолжался, он не мог отрицать, что офицера обвинять особо и не в чем.
Ну возместит он ущерб за фургон, а дальше что? Молодчики, коих он профессионально прикладывал в баре об стойку, благополучно разбежались, заявление на Иденмарка вряд ли кто-то напишет.

Опросить и отпустить.

Невысказанные вопросы вертятся на языке, но Теодор одергивает себя — у них тут не доверительная беседа, все вопросы строго в участке под запись. Хотя запоздалое воспоминание про дрона продолжает пошкрябывать околоинтуитивную догадку о том, что у Иденмарка может быть свой интерес в поимке тех двоих — не просто из праздного любопытства же он этого дрона запускал, хотя мог бы вообще не напрягаться. Хотя мог ли офицер пройти мимо?

На выходе из гостиницы оборачивается на девушку за стойкой ресепшен, думая о том, что как-то нехорошо по отношению к ней получилось, но взгляд его выходит ничуть не менее приветливым, чем до этого, и администратор снова ойкает и отворачивается — даже кривое Теодорово подобие улыбки не спасает ситуацию. Кот переводит взгляд на Иденмарка, и почему-то думает о том, что у того наверняка получается вести себя с девушками более прилично.

Распахивая двери гостиницы Тео снова ежится от пробирающего утреннего мороза — и даром бы, что мороз этот летний, все равно забирается под кожу и заставляет недовольно коситься на офицера — но офицеры, наверное, не мерзнут, а особенно те, что собираются за три минуты.
Градус недовольства немного спадает, когда следователь прикидывает в уме, что с таким свидетелем опрос тоже будет максимально быстрый и лаконичный, а значит можно будет потом полчасика вздремнуть на служебном кресле, пока начальник не вспомнит о его существовании.
Подумав об этом, даже позволяет себе довольно усмехнуться. Запоздалые выходные — тоже выходные.

До участка они доходят в полном молчании, будучи одними из немногих выбравшихся в это сонное холодное утро прохожих — Теодор не предпринимает ни одной попытки заговорить, понимая, что белых пятен в этом деле и без этого становится все больше, и скоро вопросы могут появиться уже у Иденмарка, который пока что еще числится свидетелем.
Стоящее между красочными одноэтажными жилыми домиками и небольшим парком серое двухэтажное здание с синей вывеской выглядит так же приветливо, как и выражение лица следователя, всем своим видом намекая заранее оставить надежду всяк сюда входящему, хоть и оказывается довольно презентабельным внешне — ни одного сколотого кирпичика с облицовки и ни одного треснутого окна. И даже дубовые входные двери недавно покрашены. Вот только заходить туда не хочется даже самому Теодору, поэтому он пропускает офицера вперед, бросая последний тоскливый взгляд на улицу, и заходит следом, кивая сидящему дежурному на посту, явно удивленному, что в такую рань сюда кого-то привели.

Да и есть чему удивляться — среди пустых коридоров и практически полной тишины, нарушаемой лишь негромкой музыкой радиоприемника, доносящейся с поста, Теодор и Хьюго смотрелись неуместными яркими пятнами — еще раз напоминая о том, насколько толстыми грубыми нитками некто пытался сшить это дело, да побыстрее.

В очередной раз напоминая себе, что это не допрос, Теодор провожает Иденмарка в небольшой кабинет на первом этаже — два деревянных стола, стоящих углом, стационарный телефон на одном из них, серые стены, большое зарешеченное окно с невзрачным поникшим цветком в белом горшке на подоконнике, два закрытых стеллажа с многочисленными рядами однообразных дел, и кивает на ряд черных стульев у стены, мол, возьми сам любой понравившийся:
— Я сейчас приду, — и возвращаясь буквально через пару минут с ноутбуком, усаживается напротив Иденмарка, готовясь включить запись и начать зачитывать перечень заранее подготовленных вопросов.
— Хьюго Иденмарк, год соз.. — тут Тео непроизвольно запинается, округляя глаза, хоть до этого и успел изучить досье, — Год рождения —  4874, офицер Легиона Коалиции Рас. Согласно отчету, который нам прислали из Коалиции этим утром, переведен на Элерим с Сабаота, откомандирован в Фомальгаут…причина остановки в Вистере? — поднимает одну бровь, понимая, что это все-таки может слегка напоминать допрос, — Особо достопримечательностей у нас здесь нет, городок средней паршивости. Друзья, родственники? Иные дела?

У Теодора целый список просящихся вперед друг друга вопросов, но только офицер успевает закончить ответ на первый озвученный, как служебный телефон на столе издает протяжную трель и сбивает с мысли, и следователь, слыша в трубке голос начальника, который сидит через пару кабинетов от них, уже знает, что это не предвещает ничего хорошего.
— Да твою ж мать.. — поднимается с места, и с сомнением глянув на ни-разу-не-допрашиваемого, блокирует ноут, с некоторой досадой понимая, что нехитрое шифрование, при желании, вот вообще нисколько не остановит ультрахумана, — Придется еще немного подождать. Можно поглядеть в окно или поговорить с цветочком — не могу сказать, насколько долгим будет моя беседа с шефом.

Разговор с шефом — подполковником Рестером, оказался недолгим, потому-что буквально через пять минут Хьюго может услышать, как через плохо прикрытую дверь кабинета где он сидит, распахивается и затем с громким щелчком закрывается дверь одного из кабинетов соседних, а следом раздается долгое и витиеватое ругательство в исполнении следователя Стефаноса.
Захлопнутая было дверь приоткрывается, чтобы голос Рестера пробасил недовольное и угрожающее:
— Стефанос, разговорчики не по уставу! — чтобы закрыться с еще большим грохотом, показывая, кто тут начальник.

Теодор возвращается в обезличенный кабинет к Иденмарку и внимательно смотрит на него еще раз — так родители глядят на неведому зверушку, которую в очередном порыве их чадо притащило домой, а сейчас эту зверушку надо то ли нести обратно, то ли накормить уже и постелить в углу.
Злость вперемешку с чувством вины накатывает одномоментно — и за разговорчики, и за то, что испоганил утро вот этим выдергиванием в участок в такую рань. Устало трет виски, понимая, что объясняться-то сейчас ему, и тяжело вздыхая, выдает:
— Какого хтона? Дело закрыто по распоряжению Отдела Следственного департамента Коалиции Рас по Элериму, — возможно, ему просто надо сейчас озвучить вслух весь тот фарс, что как начался вчерашним вечером, так и не думает заканчиваться, а Хьюго очень удачно попадается под руку, — Поиск подозреваемых остановлен, и я не удивлюсь, если их рожи даже из базы удалят...Что происходит-то, офицер Иденмарк?

В этот момент звонит уже смартфон Теодора, и когда он берет трубку, выражение его лица сменяется с мрачного на заинтересованное. Пока разговаривает, усаживается обратно за стол и двигая к себе ноутбук, пару минут скроллит мышкой, напряженно вглядываясь в экран и моментально забывая о накопившейся усталости.
— Постарайся по возможности, сообщить Рестеру чуть позже, что переслал это мне, сходи на перекур или еще что, — адресует просьбу собеседнику на том конце линии, и убирая телефон в карман, хватается за голову и откидывается назад на стуле.

Решение нужно принимать вот прямо сейчас, пока он не отпустил офицера из участка.

Все попытки узнать детали в кабинете Рестера не возымели никакого эффекта — по сложившемуся диалогу было понятно, что шефа неслабо прессанули, пригрозив снятием с должности, если он не отзовет расследование, а вмешательство Коалиции Рас вкупе со странными образами, которые Теодор успел увидеть в голове единственного задержанного — от которого остался только присланный отчет о вскрытии, набатом стучало уже в его собственную голову о том, что происходит какая-то нездоровая херня, которую стараются спустить на тормозах. Хотя казалось бы, вот пару часов назад этот же шеф почти-что недвусмысленно намекал на то, что Иденмарк смотрится в этой ситуации слишком уж подозрительно — мол, смотри, все же очевидно, а тебе остается только красиво все оформить.

Впрочем, Тео не может не признаться сам себе, что отпавшая необходимость оформлять “красиво” словно развязывает тугой узел где-то внутри — больше не вынуждая наступать на горло собственным принципам.

— У меня как будто бы не остается выбора, — цедит сквозь зубы, понимая, что выбора и правда нет, и разворачивая ноутбук экраном к Хьюго, добавляет даже несколько обреченно, — Меня за это можно уволить, но, собственно. Это результат вскрытия — в затылке третьего, который не выдержал ментального допроса, обнаружили вот такую хреновину. Похоже на чип-контроллер, я уже видел похожие, но попроще, вполне возможно из-за него же подозреваемый  скопытился. Если есть хоть какие-то мысли на этот счет — выкладывай. Раз уж начал помогать вчера.

Вероятность того, что офицер решит продолжить вчерашний акт безвозмездной  помощи был, конечно, не равен нулю, но после выдергивания из гостиничного номера и показательно злобных взглядов со стороны следователя казалось бы, к этому нулю стремился, и Теодор это прекрасно понимал, поэтому придвинув ноут поближе к Хьюго, чтобы тот, при необходимости, сам пролистал и приблизил нужные фотографии, снова откинулся назад и произнес уже более будничным тоном, всем своим видом стремясь показать, что нисколько не расстроится, если его сейчас пошлют и будут правы:
— Но, это конечно, исключительно на добровольных началах. Я, если что, и сам разберусь.

“Наверное, разберусь. Если не уволят раньше, конечно, что более вероятно за такое самоуправство.”

Следит за реакцией Иденмарка, и добавляет спокойнее и гораздо тише, рассчитывая, наверное, исключительно на сознательность офицера:
— Если есть желание выследить этих типов, а интуиция меня подводит редко и желание у тебя есть, то предлагаю подождать меня на улице, через дорогу отсюда есть супермаркет, потеряйся где-нибудь там, а я через минут десять подскочу, — после встает, открывая перед Иденмарком дверь и выпускает его из кабинета, едва удерживаясь от ехидной просьбы заодно захватить ему в том супермаркете минералки и сигарет, — Выход найдешь, прямо и направо.

Уже выпустив Иденмарка из кабинета и проследив, чтоб он вышел из участка, Теодор копирует себе на почту едва начатое дело по двум сбежавшим молодчикам, туда же сохраняет отчет о вскрытии третьего, и бросая взгляд на стоящий на окне цветок в горшке, не удерживается и щелчком пальцем добавляет немного воды на листья.

“Я хороший парень, просто немного не выспался,” — очень хочется добавить в пустоту кабинета, но кроме этого жухлого фикуса его бы все равно никто не услышал, поэтому он выходит, аккуратно прикрывая дверь и стараясь в этот раз быть тише.

Через какое время начальник выяснит, что Теодор получил результаты вскрытия, и свяжет ли он этот момент с тем, что следователь покинул участок следом за отпущенным офицером? И что будет, когда он же посмотрит камеры, на которых будет видно, как Теодор любезно демонстрирует постороннему лицу служебные файлы?

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-04-23 21:06:10)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.