Шторм. Шторм среди пустыни, что простирается до горизонта, проникнут особенной красотой. Он совершенно сухой, в воздухе лишь возникает тяжкое присутствие чего-то грядущего, когда противоборствующие стихии набирают мощь. И затем приходит огонь. Огонь разливается в вышних сферах, он простирается до земли изогнутыми в причудливые формы каскадами, и там, куда бьёт, он оставляет куски опалённого стекла. А если огонь волшебный… Махаллат ни разу не удавалось оказаться достаточно близко к колдовской буре, впускающей в этот мир тварей извне. Она была там, она сражалась. Многие Шаэракан бились с ними.
Но за десятки лет, давно сложившиеся в сотни, Махаллат ни разу не оказалась достаточно близко, чтобы взглянуть в глаз этой бури. Чтобы пройти по самому лезвию, взрезавшему ткань бытия, на единственный краткий миг ощутить силу, способную сделать это.
Встретиться взглядом с бездной.
Махаллат летела сквозь стену тяжёлой мглы. Та всё кружилась, кружилась… Чёрная с багровыми отблесками пыль, от касания которой искрили чувствительные лепестки металла на крыльях. Столь плотная, что взор механических глаз дракона давал в ней отсветы голубого и белого. Острые частички хлестали по филигранной конструкции тела, и драконица чувствовала, как это неестественное подобие пепла скребёт под боевым панцирем, просачивается глубже в покровы, струится по нежным и ажурным кусочкам механической мозаики, что бывают открыты взору, только когда складываются пластины брони. А ещё песок. Самый обычный песок, что колоссальным столбом подняла буря.
Твердыня пала, и башня, изломленная, рухнула к подножью каменистого холма. Махаллат плавно скользнула по кругу, оглядела стены, местами разбитые, словно покрывшиеся багрово-чёрной смолью, парапеты, чьи очертания из отчётливо зубчатых стали странно плавными. Она смотрела как в мутную воду. Линии распадались, то, что должно быть прямым и стройным, виделось подёрнутым рябью. Всё в чёрно-серых тонах, когда вокруг – пустыня, где-то переходящая в степь. И совершенное безмолвие охранных заклинаний, будто их и не было. Махаллат должна была ощутить лёгкий разряд, пробегающий по телу, когда преодолела систему щитов. Ничего. Она не почувствовала и механизм анима, что должен был опознать её.
И никаких следов хозяина крепости. Заклятье, что сплела она, чтобы обнаружить жизнь либо естественную, либо ту, что придают Шаэракан своим устройствам, ушло словно в пустоту. Вспыхнуло алым только окружившее крепость марево. Это не одушевлённая сущность, явно нет… Дракон медленно повернула голову, просвечивая тёмную пыль, близ крепости не такую плотную. Скользнула ниже. Она заложила плавный вираж вдоль стены, обогнула то, что раньше было башней. В стенах этих не было жизни, видимо, нет. Как враждебной… так и родственной. Когда Махаллат обогнула укрепление, во внутреннем дворе она увидела именно то, чего ждала – груду оплавленного, разбитого и искорёженного металла. Вопрос был только в том, где именно. И при каких обстоятельствах.
Молодой. Много меньше её. Это всё, что она могла сказать с высоты. Вообще-то состояние брони и внутренних устройств может рассказать много о драконе клана Шаэракан: сколько ему лет, как у него здоровье или какие раны он получил, если мёртв. Нужно только уметь читать механизм. Махаллат умела. Она и стала одной из тех, кто надзирает за молодыми, именно поэтому. Она десятилетиями железом вбивала в железные головы Доктрину Шаэракан, их мастерство обращения с металлами, со своим телом, с оружием, что есть одно и то же, самую суть драконов, и, когда заключала, что юнец готов, выпускала в полёт – пока не свободный, а по строго заданной траектории. Например, сюда.
Если же связь с подопечным обрывается… На то есть процедуры. Так она предпочитала это называть.
Проворно, не задев ни одного зубчика оплавившегося парапета, Махаллат перелетела стену. Раскинула крылья и опустилась подле распластанного дракона. Шипастый её хвост со скрежетом скользнул по камням, достаточно прочным, чтобы не трескаться, когда громадный металлический ящер опирается на них когтями. Она склонила голову, аккуратно выглянула в брешь, что зияла в стене. Конечно, она не рассчитывала, что кто-то появится оттуда прямо сейчас. Но всё же.
Махаллат вывернула из земли несколько крупных блоков, тех самых, которыми была выстлана крепость. Сложила их так, чтобы получился ровный прямоугольный пьедестал.
Затем она поддела когтем голову молодого дракона, опустила плашмя и припечатала к этому основанию. Зажала в когтях пластину брони, дёрнула её в одну сторону, в другую. Проскользнула когтем под чуть отставшую деталь и перерубила там что-то остриём в нескольких местах. Плита с треском поддалась, и драконица осторожно отложила её в сторону. Уже куда проще она сняла другую, ещё одну и ещё, полностью обнажая узор внутренней архитектуры. Голова металлического дракона – самое сложное, что в нём есть. Главный из механизмов анима, наиболее уязвимое место. Все устройства должны сохранять совершенный баланс.
Махаллат осторожно провела когтем вдоль нескольких линий конструкции, отсекая от них другие. Обломки металла зависли в воздухе и плавно опустились рядом – дракон не давала ни одной былинке просочиться внутрь машины. Она проделала ту же операцию, словно вырезая из переплетения тончайших структур отдельные их части. Затем ещё. И ещё. Она простёрла в стороны крылья, замкнула вокруг себя и павшего собрата простой защитный купол.
И продолжила методично разбирать конструкцию, временами поглядывая через пробоину наружу крепости, не помешает ли кто. Простое предупреждающее заклятье она повесила сама, коль скоро крепость больше не защищала.
Тут и буря улеглась. Драконица позже разберётся, что её вызвало. Сейчас… Драконья посмертная неирохирургия. Если это можно так назвать.
Так надо.