— Ты же понимаешь, что я захочу сломать?
В ультрамариновых глазах бога её беспощадность смешивалась с его тотальностью. Всеобъемлющей, содержащей внутри бесконечность всего. Взгляд Хаоса — это почти всегда ироничная улыбка с привкусом острой крови. Энтропий питал страсть к крайностям, Эллада — жестокое совершенство и чтобы существовать с ней в едином поле, чтобы не попасть в ловушку смертоносной Эволюции, раз за разом ему приходится растождествляться. В ней не считывалось глубинного желания убить, ведь именно это желание испокон веков вынуждало его играть в «дикую охоту».
Энтропий никогда не отрицал собственных страстей, прекрасно осознавая, что похоть не только взаимна, она отражается в них, усиливается, грозя сжечь тело и рассудок дотла. Кожа её лоснилась прохладным шелком, пронзительной гладкостью. В глазах Эволюции бушевали отблески зори. Он никогда не скрывал своих желаний, каждое откровенно распахнуто. Разверзнуто. Обнажено. Страстное и болезненное… взять... жажда ощущений судорожно сжатых бедер на своем поясе, мягкого шелка волос на лице и запах, прикосновение к голому телу, шорохи, звуки и движения. Влажное. Горячее. Истекающее янтарной смолой и медовым нектаром. Бархатное. Ложбинка у горла, впадинка пупка, округлые ягодицы, тонкие запястья и щиколотки, косточки ключиц под кожей, мягкая грудь с твердыми горошинами сосков на его губах.
Но Энтропия подобное никогда не ограничивало, возможно, по причине непревзойденного умения разотождествления с собственной личностью, возможно, из-за беспорядочной натуры на грани аскетичности и вседозволенности. Главное для него — цель. И средства ее достижения, броситься в пучину собственных страстей — сознательно себя ограничить. Он мог бы это сделать. Пару веков поиграть в историю трагичной и чудовищной любви, у богов иной просто не бывает, но лучше ходить по грани. Интереснее и живее смотреть в глаза, где бьется такая же яростная жажда. В такую игру он мог сыграть только с Элладой, не каждая богиня или бог сумели бы избрать подобную тактику выживания. А в любовь можно играть с кем угодно, богиня Эволюции, пожалуй, знала это как никто.
Основа жизни — разнообразие, но мы так стараемся
В любых пристрастиях придерживаться крайностей ©
— Подарок? Великий Хаос не смог придумать ничего лучше чем подарить братику сестричку? Так выходит? Или сам совладать не можешь, решил другому спихнуть?
— Какого же низкого ты о себе мнения, дорогая, — рассмеялся хаотичный, — совладать — это значит… что? Убить? Унизить? Или быть может лишить воли? Это скучно, гораздо более интересно видеть тебя в качестве подарка. Разве богиня эволюции не бесценный дар? Тем более ты определённо выигрываешь на фоне всех прочих... — Энтропий улыбался.
Он отдавал себе отчёт, что это примитивнейшая манипуляция, которую распознает даже ребёнок, и они это понимали. Каждый из встретивших богов. Но ещё не окрепшая личность бессмертных, по крайней мере, многих из младшего поколения, делала их через-чур восприимчивыми. Не всех, а тех, кто избирал роль ювенильных юношей и дев.
Одна из богинь, та, что держалась подальше, судорожно поджала красивые губы. На лице промелькнула тень, конечно, ей не было дела до личности Энтропия, но сам факт, что демиург первого поколения из всех их выделил именно Элладу, задевал струны, которые просто обязаны звучать в той игре, что избрали для себя боги. Примерно так же было и с Аргоном, он столь глубоко забылся, что потерял точку отсчёта.
— Нергал и правда меня примет?
— Конечно! Но вы должны соблюдать правила, никакой агрессии и вражды. Мы все дети Творца, мы все равны в своем праве жить.
— Разумеется, — кивнул демиург, — и пока мы идём, расскажите, как давно вы здесь?
— Нергал или Лучезарный. Мы… здесь… с самого начала времен, когда планеты обрели свои краски, а мы тела.
— «Надеюсь ты не слишком надеялся?...»
— «Конечно надеялся! Я ведь все ещё хочу сыграть в бравого самца», — также иронично хмыкнул бог, — «смертные ведь слагают о них баллады и песни, называя героями, но я доволен, что в тебе все ещё живёт неуёмная любовь к трагикомедии!»
— «Но как-то мерзко…»
— «Для тебя существует концепция мерзости? Как интересно. И что такое мерзость? Когда ты сталкиваешься с чем-то неестественным? Например... что там сейчас люди сочтут порождением больного рассудка... таксидермия с младенцами, ослы-геронтофилы, все прелести Содома и прочие милые глупости. Ты считаешь его стратегию ведущей к вырождению? Или она оправдана? Не прими за осуждение, у меня просто спортивный интерес, я так часто слышу это слово… «Мерзкий»… и сам его говорю, однако из всех ярлыков, придуманных смертными, этот один из самых непонятных. Для меня…
Я помню Нергала довольно беспринципным божком, по меркам людей, разумеется. Он любил ставить разного рода эксперименты, часть из которых напрочь лишены какой-либо видимой цели. Его психика казалась мне вязкой, застойной, он тлел, а не горел. Но мог подолгу копошиться в болоте личных интересов. Пожалуй, он предпочёл бы по маленькой капле пить твою душу, проверяя на прочность рассудок. Каждый день. Он искусный ментальный маг, пожалуй, именно ярлык «Мерзкий» наиболее точно его олицетворяет. А мерзкое и красивое это антагонисты?» — и снова в голосе Хаотичного слышится ирония, — «может ли мерзкое быть красивым? А красивое мерзким?»
Они шли по чудесному саду, под ногами белый нагретый камень, широкие белоснежные ступени уплывали винтовой ракушкой вверх, в невидимую пустоту. Ступени появлялись за секунду до того, как на них ступала нога, внизу же расстилался маленький эдем.
— Ты... ты и правда думаешь, что поглотить своего брата, это ужасно? — едва слышно одними губами произнесла богиня с лунными волосами, именно она держала Элладу под руку и в её взгляде не было зависти, скорее странные смутные сомнения, аморфные чудовища страшных догадок.
— Мало бы кто отказался от такого подарка. Как думаешь... Энтропий пришёл его убить? — это уже совсем тихо, практически горячим дыханием на ухо.
— Даная, о чем вы там шепчитесь!? — скривил красивые губы юноша, — мы почти пришли.
Возле дворца из прозрачного хрусталя, сверкающие яшмы и малахита, на просторной лужайке цвёл циклопический алый цветок. Его поблескивающий в каплях росы сочный бутон даже в закрытом виде источал тёплый аромат. От него тело расслаблялось, под кожей разливался сладкий зуд.
Энтропий широко ухмыльнулся, – это ведь одно из тех… наводнивших мир чудовищ... Верно? Зверюшка Нергала?
— Здесь много диковинных созданий, Нергал любит жизнь во всех её проявлениях, — молодой бог пожал плечами, но острый взгляд Энтропия уловил наигранность, с которой было это сказано.
Бутон медленно повернулся в след багам. Но не раскрылся.
Внутри цитадель представляла собой величественное сооружение из драгоценных камней, благородных пород дерева и живых растений. Потолок венчала рассыпь бело-золотых кристаллов в форме яиц, из-за чего казалось, что сверху свил гнездо звёздный дракон, от яиц лилось море света, густого и тяжёлого. Он падал... даже не так... он валился и придавливал многочисленные арки, декоративные фонтаны и водопады, здесь наличествовало множество длинных и мягких тахт, небольших столиков с прозрачными чашами полными нектара, на деревьях висели фрукты.
А ещё десятки людей, красивых и хорошо одетых, без рабских ошейников, с чистыми и открытыми лицами, улыбающиеся и порочно-невинные. На ком-то полупрозрачные воздушные одеяния, но большинство носили на теле лишь украшения. Не только женщины, мужчины тоже. Все молодые, не старше тридцати. Одна из высоких чернокожих девушек поднесла богам широкое блюдо с фруктами и нектаром.
— Бессмертные голодны? Устали? Хотят ли усладить взор танцами или любовью?
Юноша приобнял деву за талию, тихо прошептав ей что-то на ушко. Она смущённо потупила взор. Но уже громче он произнёс.
— У нас гости, не знаешь где сейчас Нергал?
— Нет, мой бессмертный...
— Хорошо, вы пока располагайтесь, а я его отыщу.
Богиня с лунными волосами — Даная потянула Элладу в центр зала, там, где в фонтане из белого мрамора и оникса плескались смеющиеся девушки и юноши.
— Давай искупаемся! — Даная тоже звонко засмеялась, пытаясь стащить с Эллады её платье.