– Как пожелаете, ваша светлость.
Полыхнувший ледяным огнём взгляд юноша выдержал молча, не отводя собственных подёрнутых отрешённым спокойствием глаз и не дрогнув ни единой чертой лица. Лишь когда князь первым разорвал зрительный контакт, помощник степенно поклонился – чуть ниже, чем того требовали приличия – и в задумчивости оглядел укутанное пушистыми облаками цветущих деревьев небо.
Именно по этой причине он нуждался в своём «щите». Не как в средстве обороны, но как в толстой непробиваемой китовьей коже – маленький мальчик, который плакал, наступая на снежинки, потому что: «Им же больно!» По-другому – он бы просто не выжил в этом мире. По-другому он бы не научился с достоинством сносить любые слова в свою сторону, даже те, что ранят больнее острозаточенных мечей и заклинаний-игл, заклинаний-шипов.
Тонкая кисть незаметно разрезала воздух. Каждый палец поочерёдно коснулся незримых потоков, словно стремясь заключить их в своей ладони, а после воображаемый бутон распался на лепестки. Прикрыв глаза, Лани безучастно следил, как они все до последнего опускаются на землю, слегка покачнувшись и замерев в обманчивом умиротворении. То были его эмоции, готовые вновь взметнуться от одного неосторожного дыхания, и чтобы этого не произошло... Взгляд легко коснулся рук Анейры, что творили покрытое изморозью волшебство. Сама того не ведая, она подала неплохую идею. Вдох. На выдохе левиафан представил, как все лепестки покрывает тончайший слой инея. Это сдержит их – на время достаточное, чтобы, быть может, попытаться помочь девушке, не касаясь собственных переживаний. С ними он разберётся позже.
Обрывками Лани выхватывал выражения её лица: всё же как очаровательное в своей непосредственности создание Анейра была открыта миру, и распознать разочарование, усталость или обиду не составляло труда. Лани почтительно и чуть виновато склонил голову в ответ на тесно сжатые губы, отдавая должное и признательность силе, с которой девушка удержала себя от излишних высказываний в присутствии его светлости, проводил долгим взглядом идеально прямую спину господина под шлейфом ниспадающих чёрной рекой волос, подхватил не глядя сорвавшийся с изгороди ярко-жёлтый лепесток и направился вслед за ученицей князя, аккуратно огибая кусты по проложенным дорожкам.
– Если хочется плакать, кричать или ругаться, – тихо произнёс юноша, нагнав спутницу, но тактично устремив взгляд на красоты княжеского сада, – не сдерживайте себя. Возможно, вам покажется, что я противоречу себе, но должен заметить, что сдержанность уместна далеко не в любых ситуациях, и порой гораздо важнее выплеснуть чувства наружу, нежели пытаться удержать их внутри. Главное, поймать нужный момент.
Уголок губ чуть приподнялся, когда Лани кинул мимолётный взгляд на их молчаливого стража, держащегося позади. Дархат не понаслышке знал, что Аламадес глубоко равнодушен в этом мире ко всему, кроме господина, а следовательно...
– Ищите возможности там, где прежде чувствовали только болезненный укол судьбы. Сейчас его светлости рядом нет, и вам никто и слова не скажет. Даже не заметит. Я лично наслаждаюсь бегом, движением облаков по небу и тем, в какие причудливые формы они складываются. Вон то, к примеру, очень похоже на дракона. Такого большого, белого и пушистого... Даже забавно, ни разу не слыхал о пушистых драконах.
Голос лился тихим журчащим ручейком. Лани как будто разговаривал сам с собой, дабы не мешать и не смущать своим присутствием; скорее уж стремился слиться с фоном, обратиться легко огибающим тела ветром и ничего не значащим в текущий миг пением птиц.
Раствориться бы сейчас в мелодичном перезвоне подвесок или же позабавить девушку морскими коньками, сложенными из воды, но, пожалуй, только дети найдут подобное занятным, да и из солидарности к полученным ею «украшениям» на запястьях не хотелось бередить свежие раны своим колдовством. Магия – чрезвычайно могущественная вещь, а потому, по мнению Лани, требовала к себе необыкновенно бережного и осторожного подхода. Малейшая ошибка зачастую могла обойтись слишком дорого, и здесь дархат разделял позицию его светлости. Иногда может оказаться совсем не лишним попробовать обойтись без неё. Подобно тому, как на тренировках по фехтованию в академии им, бывало, связывали руки – чтобы они могли лучше прочувствовать гибкость и движения своего тела, отмерить верный шаг, и закрывали глаза, чтобы ученики могли слышать не только себя, но и всё своё окружение.
Или вот взять тех же бабочек... Юноша задумчиво воздел к глазам зажатый меж указательным и средним пальцем лепесток, разглядывая тончайшие прожилки, созданные самой природой. В его планшете, оставленном на скамье, была заключена магия, способная избавить и миледи, и господина от густых и тягучих, вязких словно болотная трясина, или наоборот взрывных и колких эмоций. В этом можно было найти толк. Но не сразу – разглядеть опасность. Даже если бы всё получилось как надо, подобный ход лишал Анейру возможности самой научиться контролировать вспышки переполняющих её чувств и давать им выход тогда, когда это действительно уместно и необходимо, и не решило бы их проблему с его светлостью, только приглушило её. А это не есть хорошо.
Лани провернул лепесток и поднял его повыше, напротив солнца, не прекращая своего бега. Светлые линии-ниточки на жёлтом полотне обратились темнеющей паутинкой. Кажется, миледи схожим образом сейчас склонна видеть только мрачную сторону происходящего.
– Когда я обучался на первых курсах, – тише прежнего заговорил юноша, сливаясь с шёпотом листвы, – мне довелось свести знакомство с учителем, осмелюсь предположить, много строже вашего. Кажется, в те времена я лил слёзы, не переставая, – задумчиво хмыкнув, Лани чуть повёл головой, отворачиваясь в сторону, и продолжил: – Иные скажут, что наставник он ужасный. Быть может, он и сам о себе того же мнения. Но я до сих пор думаю, что мне невероятно повезло. Самый строгий наш учитель и экзаменатор – это жизнь, а она не станет ничего объяснять. Тот же человек, он… помог мне научиться справляться с ней.
Тихо вздохнув, Лани на миг прикрыл глаза, а потом взглянул на девушку с чуть печальной улыбкой.
– Ни разу не пытаюсь сказать, что это ваш случай – вовсе нет, кроме того, не имею целью читать нотации и не обладаю ни малейшим представлением, поможет ли вам хоть сколь-нибудь данное обучение, но мне, равно как и моему господину, очень хотелось бы, чтобы помогло. Чтобы вы стали сильнее. Чтобы ваша сила проявила себя с невиданной ранее стороны и очарования… Я в самом деле восхищён мощью вашего духа, и мне бы хотелось, чтобы он расцвёл подобно прекрасному бутону. И – пусть вы и не согласитесь со мной – если бы его светлость не желал того же, он бы не давал столь суровых уроков. Что же касается моего учителя… – юноша вдруг мотнул головой, отбрасывая со лба вьющиеся кудри, и поправил замерцавшие на солнце очки, – то мне просто вспомнились его слова: «Не надо ломать экосистему, даже если очень хочется, даже если по-другому не можешь. Придумай образ и играй его до конца». Забавно, что этот урок я так и не смог усвоить. Возможно, сохрани я образ того мальчика, которого князь так любил, всё было бы совершенно иначе…
Голос превратился в практически неразличимый шёпот. Лани медленно моргнул и перевёл взгляд на небо: облака, клубясь под стать его мыслям, принимали форму огромных, но совсем нестрашных морских чудовищ, влекомых небесными течениями за горизонт. Рука, вздрогнув, плавно устремилась в сторону, отстраняясь от движений тела. Пальцы легко прошлись по воздуху, будто по невидимым клавишам, а внутренний взор метнулся к ящику в изголовье кровати в той самой спальне, куда князь никогда никого не пускал, но однажды сам принёс одного ужасно тощего и напуганного мальчика со спутанными волосами.
Незримыми потоками магической энергии дархат открыл ящик и выудил ту самую фигурку, заставив бумажного китёнка плыть по воздуху. Лёгкий теомагический импульс: сеть, раскинувшаяся по всему поместью, где ему был знаком каждый уголок. Лани чуть улыбнулся, обнаружив местонахождение господина, и направил фигурку прямиком к нему. Последний штрих: тщательно сконцентрироваться и вывести на выцветшем от минувших десятилетий листе бумаги, если его развернуть, тонкие строки простыми чёрными чернилами.
«Возможно, вы уже не помните, но я помню. Когда я спросил, могу ли я что-нибудь для вас сделать в благодарность за то, что вы меня спасли, вы лишь попросили меня оставаться таким же добрым мальчиком и не потерять свой свет. Вы и сами, должно быть, знаете, как это непросто в нашем мире. Боюсь, у меня не было иного выхода, кроме как спрятать этот свет глубоко внутри, будто жемчужину на дне моря. Но я сберёг его – ради вас, мой господин. Человек, в чьих глазах я впервые увидел звёзды.
Всё, о чём я сейчас прошу: лишь дать мне немного больше времени. Когда-нибудь мне хватит сил и смелости нырнуть в столь пугающие меня глубины. Когда-нибудь я смогу воздать вам всё то тепло, что вы мне подарили. Когда-нибудь вам вновь улыбнётся тот самый Лани. Просто… дождитесь».