Туна ничего не чувствовала. Вообще ничего. Последнюю неделю после известия о смерти Йена, магистра, что управлял филиалами на Лирее, демиург просто отключилась от жизни. Она на автомате просуществовала на его похоронах. Этот сценарий был ею отрепетирован слишком много раз за хтоновы пять тысяч лет. Сделала всё, что от неё требовалось в такой ситуации, а после безвылазно утонула в своём горе. Все эти дни она прожила у Эдгара, если пребывание в одной тёмной комнате с редкими вылазками за новой порцией алкоголя вообще можно так назвать. Смерть близких последователей Фортуна всегда переживала с трудом, но здесь всё было ещё хуже. Её сжирали внутренние монстры куда пострашнее банальной скорби…

Туна перестала считать дни. Вообще не реагировала на меняющуюся обстановку. Хотя таковой практически и не было. Плотно занавешенные шторы даже света не пропускали, потому демиург различала время суток лишь по действиям Эда, который приходил проведать её перед и после работы. В отличие от демиурга у него не было такой роскоши, как возможности закрыться в тёмном уголке и предаться терпкому горю. Кто-то из них должен вывозить это дерьмо как настоящий управленец.

Фортуна не игнорировала ментальное оповещение от Роджера о том, что Рой принял новую дозу. Она просто находилась в столь отвратительном состоянии, что не до конца осознавала этот навязчивый гудок извне. Настолько глубоко погрузилась в мерзкое состояние, что и забыла о хумане. Впрочем, не потому, что он был неважен. В конце концов, за все эти четыре года она очень ответственно подходила к каждому своему появлению в той злополучной маленькой квартире на Цирконе. Хотя уж для неё, непунктуальной до одури, это было сродни каторге. Первый год она даже ругалась, что подписалась на такую глупую авантюру с наркотрипами, а потом… потом становилось всё проще, ведь оповещения начали вызывать странноватую улыбку и прилив удовольствия. И вот она снова бросала дела, чтобы отправиться к нему. Всеми этими условиями Туна загнала себя в очень удобную для неё клетку. В той не оставалось места самобичеванию на тему: «почему я так часто хочу видеть этого хумана?». Она просто делала это, потому что считала, что якобы должна. Это ведь всё интересная игра, правила которой нужно соблюдать.

Но вот всё сломалось. Ломалась сама демиург, а за ней и прочие переменные. Она обязательно осознает, что уже неделю не приходила к Рою. Обязательно вспомнит об этом. Обязательно выругается. Но… не сейчас. Сейчас на это просто нет сил. Потому Туна вновь лежит на кровати в абсолютной темноте и единственное, что ощущает – это тепло хищного лиса. Вжимается в его пушистую тушу, цепляясь за ту по-детски беззащитно. Утопает носом в шерсти, сжимает руками сильнее. Всё потому что сейчас он – её единственное спасение. То, что смогло отключить вообще всё. Если в физическом плане Моэ мог выборочно поглощать лишь болевые ощущения, оставляя демиургу всё остальное, то когда наступала пора сделать что-то с душевными страданиями, выход был лишь один – отключить всё. Так что да… Туна не вспоминала о Рое, потому что ей сейчас это было не нужно. Ей вообще ничего было не нужно. Даже самое банальное желание как-то жить отсутствовало. Состояние, схожее с постоянным сном или комой, но только наяву. Ты не чувствуешь боли, но вместе с этим теряешь абсолютно всё остальное.

Однако очередным вечером Эдгар появился в спальне куда увереннее обычного. Не аккуратно заглянул, а весьма требовательно постучал и зашёл, не дожидаясь ответа.

— Туна? Ты ещё не собралась? Нам пора…

Магистр зажёг свет, заставляя демиурга всю сжаться и сильнее уткнуться в шерсть лиса. Тот вопросительно поднял голову, открывая все свои семь монстровидных глаз.

— Куда? – голос оказался хриплым, сонным, мертвецки-холодным.

— Я же говорил, – Эд выдохнул более уставше, чем обычно. – Семья Йена ждёт нас на ужин. Неделя прошла.

— Уже? – и даже сейчас не вспомнила. – Впрочем, неважно. Я не пойду…

— Пойдёшь. Так надо.

Туна кое-как нашла в себе силы оторвать лицо от лиса и подняла стеклянный взгляд на магистра. В нём не было абсолютно никаких эмоций. Не могло быть. Впрочем, по этим глазам всё было ясно и без отражения чувств. Монстровидная кольчатость исчезла, как и яркий желтоватый оттенок. Самые обычные светло-карие глаза. Такие человеческие. Такие пустые.

— Ясно, – Эд в очередной раз вздохнул. – Моэ, выруби эту дрянь.

— Не надо, – Туна бы вскрикнула, да на это у неё всё ещё не хватило эмоций.

Лис не поворачивал головы, благодаря кучи глаз он мог следить сразу за обоими собеседниками. Помедлив немного, он ничего не сказал, и просто развоплотился, становясь лишь рисунком на теле демиурга.

И вот тут снова всё надломилось. Абсолютная тишина внутри разразилась скрежетом боли. Все мысли, эмоции, чувства вернулись, нахлынули, начали душить. Туна сжалась уже в сидячем положении, вжимая ладони в лицо и болезненно-истерично рассмеялась. Приглушенно так, но с чувством, что готова задохнуться в этой тихой истерии.

— Ты не сможешь это пережить, если будешь прятаться, – по-родительски поучительно произнес Эд фразу, которую говорил ей в такие моменты излишне часто. 

— Как же я ненавижу твой ебучий рационализм, – проскрипела, стискивая зубы и еле-еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться навзрыд. – Чего ты хочешь? Нахуя мне туда идти?

— Йен более пятиста лет был фортунитом, четыреста из них провел в должности магистра. Его семья хочет видеть, что мы ему благодарны, что мы рядом с ними в такую сложную минуту. В конце концов, мы должны им помочь пережить это…

— Помочь им пережить, блять? – истерично, громко, болезненно. – Это они во всем виноваты. Я не хочу видеть их снова. Я не выдержу. Я итак нихуя не выдерживаю…

— Туна, перестань, – магистр подошёл ближе и сел на прикроватную тумбу рядом с демиургом. – Ни в чём они не виноваты. Да, Йеп погиб, защищая свою семью. Но это просто рок фатума. Нечто подобное нельзя было предсказать.

— Он прекрасно понимал, что умрёт там, если продолжит их защищать. Это был более чем осознанный выбор.

— Ну да, – Эд посмотрел на неё с непониманием во взгляде. – Он осознанно выбрал умереть, чтобы его семья выжила. Это ведь очень правильный поступок, очень по-фортунитски. Не понимаю, почему ты так злишься на это? 

Ей даже говорить о таком было мерзко. Туна сжалась ещё сильнее, задрожала от переполняемых её чувств. А выдавить из себя ответа всё равно не могла. Горло царапало и кровоточило, когда к нему подступали заветные слова. Впрочем, кому ещё она может признаться в них, если не Эду? Хотя нет, даже ему сложно.

— Да потому что… потому что тем самым он же… он же… бросил меня.

Повисла тишина, в которой Фортуна изо всех сил старалась ни проронить ни одного предательского всхлипа. Эдгар смотрел на неё сейчас с открытым осуждением, потому что знал, что демиург всё равно не видит. Конечно, он лучше других знает, что она привязывается к последователям нездорово и ждёт от них того же, и всё-таки… иногда его демиург переходила всякие грани абсурда.

— Туна, – постарался произнести как можно мягче, – но ты ведь не хотела бы, чтобы он отдал на сжирание хтону своих маленьких детей и жену, лишь бы и дальше служить тебе после?..

Она не ответила.

Но тишина сама по себе была очень говорящей.

— Туна… – вздох. Не разочарованный, не осуждающий, но уже на грани.

— Да что ты, блять, хочешь от меня услышать после такой формулировки? – почти что прорычала, поднимая на Эдгара злобный взгляд. На глазах не было слез, впрочем, радужка оставалась всё такой же тусклой, хоть сейчас в ней и отражалась волна жгучих эмоций. –  Что?! Почему ты так смотришь?! Почему я, блять, не имею права хотеть быть главным приоритетом в его жизни?! Я же ебучий бог!

— Йен любил тебя и был предан тебе, но требовать такое… уже просто слишком. И ты сама это понимаешь.

— Да нихрена я не понимаю! Я вложила в него куда больше, чем его ебучая семья. Я! Я забрала ещё ребенком из рабства. Первый, блять, ребенок, который не казался мне мерзким. Я научила банальной магии. Я помогла добыть артефакт, который подарил ему бессмертие. С верой в меня он прожил более пятиста лет, а его семья… почти что однодневки в сравнении со всем этим. Так почему, блять, я не имею права хотеть быть важнее?! Почему он в итоге предал меня этим своим решением?!

Эдгар не нашёлся, что ответить. Её слова были пропитаны таким вопиющим мерзотным эгоцентризмом, что даже говорить о подобном было ни к чему. Они оба это понимали, обоим было тошно, и оба не могли ничего с этим поделать. В итоге Фортуна лишь нервно дернулась, выпуская магический импульс, что напрочь разбил каждую стекляшку в этой комнате, в первую очередь заставляя погаснуть все лампы.

Опять темнота. Опять можно спрятаться.

— Неважно, – добавила совсем тихо, хрипло. – Похуй. Дай мне час. Я справлюсь. Натяну обычную маску и пойдём, куда нужно. Плевать мне уже. Только уйди, пожалуйста…

И она справилась. Выдрала из себя последние крупицы сил, чтобы таки встретиться с людьми, которых ненавидела иррациональной ненавистью. Сделала так, чтобы они ни на секунду не заподозрили об этом. Сделала всё правильно. Опять обыграла заученный сценарий божественного траура: светлого, понимающего, поддерживающего.

Вот только всё это стало последней каплей. Казалось, и так уже некуда было копать вглубь этой режущей горечи, но всё же получилось. Всё же стало ещё больнее. Можно было снова всё выключить, впасть в эмоциональную кому ещё на недели, если не месяцы, но всё же Эдгар был прав. Вся подобная боль проходит лишь если пережить её по-настоящему, а не прятаться за силами своего артефакта. Впрочем, чем глубокое алкогольное опьянение в этом случае лучше? Фортуна не знала. Тем не менее, напилась этой ночью до беспамятства. Всё ещё в одиночестве, всё ещё в той же комнате. Не хотела видеть никого. Вообще. Потому что даже такие магистры как Йен всё равно предают её ради кого-то ещё. Кого-то якобы более важного. И плевать ей на все нюансы. Он мёртв. Ей больно. И он знал, что обречет её на такую боль, если умрёт, но всё равно сделал это.

Даже за весь вечер «траурного маскарада» Туна не вспомнила о Рое. Всё ещё умирала изнутри. Всё ещё было не до этого. Потому особенно странно, что в состоянии абсолютного беспамятства, когда она упала в огромную пустую кровать, ей вдруг показалось, что одиночество излишне давит. Показалось, что ей одной здесь холодно. Показалось, что нужен кто-то рядом. Иррациональные алкогольные желания, не более того. Она даже не могла до конца обдумать их, ведь голова была жутко тяжелой, неподъемной. И всё же Фортуна ощутила, что нуждается в ком-то рядом и… просто переместилась в ту самую квартиру. Без напоминаний Роджера, без сожалений о том, что целую неделю не приходила к Иденмарку. Кажется, последнего она так и не успела вспомнить и понять. Она вообще не осознавала в этот момент, что делает и зачем. Но почему-то знала, что ей нужно именно это.

Какая глупость.

Она ведь могла переместиться куда угодно. В конце концов, буквально за стенкой находился Эдгар. А кто ещё ей роднее, чем Эд? Кто примет её абсолютно любой, даже вот такой эгоистичной сукой?

Ах, нет. И он сегодня смотрел с осуждением. А Рой не посмотрит. Рой её такую даже не знает. Рой думает, что она лишь наркотический призрак, а всё равно любит, как единственное, что есть в его жизни. Ему даже не надо знать, что она богиня, чтобы любить. Да-а-а. Глупый, глупый Рой. Но зато всегда такой искренний, такой старательный, такой преданный…

Кроме всех этих затуманенных мыслей, не было строго однозначного ответа на вопрос, что толкнуло Туну прийти именно сюда. Быть может… быть может всё дело в том, что именно у Роя нет больше никого? Только она. Только Искра. И плевать, что Искры даже не существует. Рой не сможет выбрать кого-то ещё. У него просто нет этого выбора. Он только её. И самое забавное, что он даже не знает, насколько она велика и божественна. Она всего лишь его накротический трип, нечто среднее между реальностью и выдумкой, а он всё равно только её. На фоне её эгоцентричных, нездоровых страданий этот хуман вдруг показался таким постоянным, таким нужным, таким… зависящим лишь от неё. Да. Только её. Ничей больше. Никогда не уйдёт. Только она сама может уйти. А он – нет.

Привычная темнота комнаты. Привычный запах. Непривычно лишь то, что он спит, а не встречает её, ведь после очередной дозы уже знает, что Искра придет. Но Фортуну это не волнует. Она всё ещё не понимает, какую ошибку допускает. Она всё ещё не вспомнила, что не приходила сюда целую неделю. Она всё ещё не осознает, что вообще делает и что ею движет.

Удивительно, как она не разбудила Иденмарка, когда с неловкой, пьяной аккуратностью легла рядом, когда обняла его, когда прижалась сильнее, когда уткнулась носом в его плечо. Может быть, сама того не ведая, Фортуна смогла испустить слабый импульс магии, который погрузил Роя в более глубокий сон? Как знать. Тем не менее, в его постели, рядом с тем, кто уж точно не может уйти до тех пор, пока она сама этого не захочет, Фортуне вдруг стало предательски спокойно, и она впервые за эти семь дней по-настоящему уснула без помощи Моэ. Впрочем… это ведь может быть и просто усталость, верно? Просто вымоталась. Просто дошла до грани. Этот хуман всё ещё ничего для неё не значит, всего лишь игрушка. Ах, стоп. Это рассуждения завтрашней Туны. Сегодняшнюю… всё устраивало.

Но да расскажите об этом Фортуне, что проснулась утром. Фортуне, которая ощутила прикосновение к своим волосам и приоткрыла глаза в почти мучительно-тяжелом движении век. Фортуне, глаза которой в это утреннее мгновение вновь оказались всё теми же – яркими, с кольчатым рисунком. Успела забыться? Зарядилась теплотой его тела? Невольно, даже через тяжесть осознания, обрадовалась, видя рядом именно Иденмарка?

Пока что Туне было тяжело даже думать о чём-то подобном. Она не сразу поняла, что происходит. Даже нахмурилась. Подумала, что это всего лишь сон, стоит отвернуться и доспать ещё какое-то время, потому что голова после столь многого выпитого болела до ужаса. Да, определенно сон. Не могла ведь она прийти к Рою вчера ночью? Зачем, да и… о-о-о, блять, да, точно, она ведь не была у него целую неделю. Вот оно. Только сейчас, только в это утро реальность достучалась до демиурга. И то она готова была решить, что это глупый сон и просто задремать дальше, как вдруг Рой заговорил.

Какой чёткий голос. Точно его. Не выдуманный, не затуманенный. Врывается в отравленное вчерашним алкоголем сознание как нож в масло. Больно. Сонно. Туна хмурится, морщит нос. Ничего не понимает на этой стадии. До сих пор ничего не понимает.

— Мне кажется, ты не должна была прийти…

Нет, не должна.

— Но... то есть, я не то чтобы не рад…

Ну, ещё бы ты был не рад.

— Просто... это всё странно...

Да, странно.

Фортуна почти закрывает глаза, когда это «странно» царапает слух и рождает пугающее осознание.

Всё реально.

Она не спит.

Она правда в квартире Иденмарка, а самое главное, «всё слишком реально», потому что она для него тоже реальна.

Демиург резко поднимается и принимает сидячее положение, но в этот момент Рой уже уходит к плите. Это хорошо, потому что она не смогла скрыть ни растерянности, ни ужаса, ни той боли, что резко пронзила голову. Схватилась за неё и еле-еле сдержала мучительный стон. Ментально рыкнула на внутреннего лиса, заставляя его перенять физические последствия, которые так некстати.

Выдохнула. Кажется, отпустило. Но только боль. Паника всё ещё наступала и начинала придушивать. Надо что-то сказать? Как-то всё это прокомментировать? Что-то сделать?

— Кофе, – вдруг выдавливает она из себя с задумчивой растерянностью. – Я буду кофе.

Обычно пьёт чай. Впервые за четыре года попросила налить ей кофе. Всегда крутила носом и говорила, что не жалует его. Но сегодня вообще всё в этом дне летит в бездну. Так что уже неважно. Может, хоть поможет взбодрится.

Туна и дальше сидит на кровати, пока Рой копошится у плиты. Пытается что-то придумать, понять, как действовать. А главное – всё хочет проанализировать: а какого хтона она тут делает? Что вообще вчера было? Почему она пришла? Позвал Роджер? Да нет. Рой выглядит бодрым, сознание явно чистое.

Блять.

А что же тогда…

Ах, точно. Вдруг вспоминает вечер в семье умершего Йена. Вспоминает, как сильно её это разъебало, и как она даже не наливала виски в бокал, пила с горла. Вспоминает и снова ощущает, как внутри всё сдавливает болью, и дышать становится нечем. Уф, Туна, не сейчас. Продолжишь страдать чуть позже, сначала надо понять, как не сломать игрушку, в которую ты, кажется, ещё не наигралась.

Ответ приходит сам собой. Стоит просто исчезнуть. Если она так сделает, то Рой, возможно, подумает, что у него просто на фоне наркотиков разыгралось воображение. Что не было тут никакой Искры, ни настоящей, ни выдуманной. А она потом в следующий визит на вопрос, приходила ли, удивится и рассмеется, ведь он знает, что она не может прийти, когда Ро трезв.

Да, стоит уйти.

Туна уже собиралась попросту исчезнуть, когда под ребрами опять предательски закололо мерзкой душевной болью. Ещё хуже и больнее чем то физическое, что она ощутила, открыв глаза. Осознала, что она снова запрет себя в той же клетке, и ощутила себя вдруг невероятно плохо. Накатили всё те же воспоминания о смерти магистра. Поняла, что всё это никуда не делось. Это всё ждёт её, когда она снова покинет эту квартиру и окажется в месте, где она безоговорочно Фортуна, эгоистичный демиург, потерявший одного из любимых магистров.

Моргнула, потерла ладонями лицо. Поняла, что выглядит сейчас, наверное, просто ужасно. Заспанно, растрепанно, с покрасневшими от слез глазами. Моментально убрала всё это посредством магии. Понадеялась, что Рой и не заметит, хотя… так ли это уже важно, если ситуацию нужно будет исправлять явно радикальными методами?

Какая же дрянь. Что ей делать?

Туна подняла взгляд на Иденмарка. Её глаза вновь утеряли былую яркость и даже кольчатый рисунок потускнел, хотя на этот раз не пропал окончательно. И всё же светло-карие глаза сейчас больше напоминали нечто обычное и оттого весьма пустое и незнакомое.

Фортуна вздохнула. Словила себя на мысли, что она не хочет уходить. Не хочет снова оказаться одна. Ох, нет, у неё много вариантов, куда отправиться, чтобы разделить с кем-либо своё горе, но здесь, в этой дурацкой квартире на Цирконе всё такое… иное. И хоть до сих пор ужасно больно, почему-то одновременно кажется, что за пределами этой комнаты будет гораздо-гораздо хуже.

Почему так? Почему ей хочется остаться рядом с ним?

Не те вопросы, на который Туна даже в теории готова сейчас искать ответ.

Да и не осталось времени. Рой как раз принес кофе.

Возможно, он что-то спрашивал, но она пока что попросту не отвечала. Задумалась, почти сломалась. Но сейчас не от боли, а неоднозначности ситуации. Да уж. Все эти эмоции растерянности и колкого непонимания даже начали вытеснять на второй план застрявшую внутри горечь. О, может вот оно? Ей тут легче и не хочется уходить, потому что здесь она может выловить другие эмоции, кроме чувства утраты? Интересно.

Задумавшись, хмурясь и всё ещё никак не комментируя ситуацию, Фортуна даже не замечает, как в её руке оказывается бутылка виски, которую она призвала посредством пространственной магии. Она осознает этот момент, лишь когда добавляет немного алкоголя в принесенный кофе. Рука с бутылкой вздрагивает.

— Блять… – выдаёт на раздраженном выдохе Туна, смотрит исступленно на появившуюся бутылку, понимая, что впервые уже открыто продемонстрировала Рою, что владеет магией. Мда. Это уже не исправить. Всё окончательно улетает в тартарары. И почему-то от этого ещё более волнительно и… менее больно. Интерес к ситуации вытесняет ненужные чувства.

— Да похуй…

Туна делает вид, что абсолютно ничего «такого» не произошло. Отставляет бутылку на прикроватную тумбу. Отпивает немного кофе, морщится, а затем впервые за всё это время обращается непосредственно к Рою, даже если он успел задать уйму вопросов:

— Прости. Я не приходила неделю. У меня… – задумывается, отводит взгляд, ведет себя странно. Да к хтону уже. Скорее всего, абсолютно всё случившееся придется выдирать из его головы ментальной магией. Если она захочет это делать. Туна также допускала в этот момент мысль, что именно этот день может стать последним.

— … у меня умер близкий человек. И мне было очень-очень плохо…

Отредактировано Фортуна (2023-07-24 03:10:52)

Подпись автора

Вступай к нам в орден, ауф

«Не переживай». Туна даже несдержанно усмехнулась на этих словах, с этакой ноткой издевательства. Ай, как нехорошо. Надо хоть немного контролировать свои эмоции. Просто этот его заботливый порыв… Рой ведь совсем не глупый и должен был прекрасно понимать уже сейчас – что-то здесь не так. Должен был догадаться об очевидном варианте, что его Искра – всего лишь реалистичная странная дамочка, которая с помощью магии обманывала его. И даже так совсем не злился, а беспокоился о ней, хотя произнес это «не переживай» даже до сказанных ею слов о смерти близкого. Великий фатум, какой же хороший мальчик. Туна давно была той ещё заматеревшей дрянью, которую такие наивные чувства простых смертных скорее бы просто рассмешили. Но в случае с Роем его порывы согревали, внутри разливалось приятное тепло, которое вновь перебивало скопившуюся боль. Ей хотелось его заботы как хочется в момент глубокой грусти ощутить эмпатию от любимого пса: он ровным счётом ничего не может изменить и просто любяще остаётся рядом, потому что твою боль переживает даже тяжелее, чем свою собственную.

Фортуна ответила не сразу. Она нисколько не сопротивлялась, дав Иденмарку обнять её. Уже будучи столь близко сделала глоток кофе, неприятно поморщилась, и кружка из рук попросту исчезла, оказываясь на прикроватной тумбе. Ни капли не пролилось. Туна тяжко вздохнула, повела плечами и медленно обернулась. На секунду могло показаться, что она хочет выбраться из объятий, но нет, напротив, она лишь вновь полностью забралась с ногами на кровать, повернулась к Рою и прижалась к нему крепче. Сама не обнимала, но очень тактильно демонстрировала, что хочет быть ещё ближе, хотя после махинации с кружкой вполне стало очевидно – если пожелает, просто исчезнет.

Туна уткнулась лицом в его плечо, едва потираясь и как-то болезненно мыкая, словно её мучает головная боль. Таковой не было, болью отзывалась лишь «душа», будь она тысячи раз неладна. Но опять же… рядом с ним становилось как-то легче. Было интересно: что дальше? Как долго он будет столь мягок, даже если поймёт всю правду?

— Такой ты… интересный, – заговорила вдруг с тихим смешком, всё ещё утыкаясь в его плечо. Звучала отчужденно и холодно, но скорее потому, что ощущалась внутренняя разбитость. Сегодня, в отличие от того дня, когда она и правда решит оборвать с Иденмарком любую связь, у Туны не было намерения казаться более жесткой, чем есть на самом деле. Как и не было намерения выплеснуть на него всю правду и поскорее исчезнуть. Наоборот, хотелось впитать каждую его эмоцию от нового факта о ней, который Рой мог бы уловить в этом странном диалоге. Словно энергетический вампир, желала выжать из него побольше интересного, чтобы отвлечься от своих проблем. Но даже так ломать его совсем не хотелось, а уж отпускать – тем более. Он ведь у неё такой хороший...

— Ты столь трепетно относишься к Искре, хотя до сих пор предполагал, что она не «настоящая»? – сказала так, словно говорит о совсем другой личности, а не о себе. Сказала всё с тем же колким смешком. Сказала, будто издевается. Но это на словах. А на деле, физически, прижалась ещё крепче и ещё теплее. Будто пыталась спрятаться в его объятиях и вызвать в нём желание её защищать, как в тот день, когда он убил злосчастного наркобарыгу. Пыталась показать, что он ей нужен. Странная реакция, но Туна не очень-то хотела себя сейчас отточено контролировать. Да и «странная» она лишь для данной ситуации, для настоящей Фортуны. Искра всегда была очень тактильна: любила утопать в его объятиях, ластиться почти по-кошачьи и сидеть на коленях. Так что, несмотря на слова, своими действиями демиург будто бы показывала, что она всё же та самая девушка из наркотрипа… хоть и совсем другая.

Смолкла ненадолго. Приподнялась выше, уткнулась теперь носом в его шею. Двигалась так, словно избегала взгляда и попросту не хотела смотреть в глаза. Туна вновь тяжко выдохнула, расслабилась, целиком и полностью опираясь сейчас на поддерживающего её Роя, и заговорила куда более безжизненно и тихо, смотря в сторону:

[float=right][/float]

— Один из моих ближайших подчиненных недавно погиб в столкновении с хтоном. Если быть более точной, пожертвовал собой, чтобы спасти свою семью, ведь на деле был достаточно силен, чтобы выбраться из такой передряги… просто в одиночку, – на этих словах голос Туны хрипло дрогнул ноткой осуждения, даже гнева. – Но так всегда. Только думаешь, что они достаточно сильны, чтобы не переживать об их жизнях, только находишь способ сделать эту связь, казалось бы, вечной, как они умирают, – стихнув на пару секунд, Фортуна, наконец, сама обняла Роя. Её ладони судорожно вжались в его спину, словно также не хотели отпускать от себя, а дальнейшие слова прозвучали ещё тише, ещё сокровеннее: – Всегда все вокруг умирают, – голос дрогнул, как если бы демиург готова была заплакать, но она сдержала этот лишний порыв. Вместо слез на лице появилась болезненная, ломаная улыбка. Раздался излишне нервный смешок, уже даже чуть истерический. Сейчас если бы Рой попытался отодвинуться, чтобы заглянуть Туне в глаза, она бы его не отпустила. Слишком сильно демонстрирует свою слабость, чтобы дать ему посмотреть. Даже если собирается всё это вырезать из памяти, всё равно… слишком. Тем не менее, вновь подрагивающим голосом Фортуна зачем-то продолжила:

— В такие моменты так больно, что не хочется любить больше никогда и никого. То, что строил пятьсот лет, просто обрывается, а ты ничего не можешь с этим сделать, и вынужден жить дальше. А он знал, что мне будет больно, но всё равно решил умереть. Ненавижу… – осеклась. Выдала последнее слово чересчур эмоционально и вдруг стыдливо поняла, что говорит сильно лишнего, поэтому через секунду добавила: – … это чувство непобедимой безысходности перед чужой смертью.

Отредактировано Фортуна (2023-08-26 15:55:08)

Подпись автора

Вступай к нам в орден, ауф

У Роя появлялись логичные вопросы, ну а Туна… даже не знала, хочет ли она на них отвечать. Демиург замерла на какое-то время, утыкаясь в его плечо, и задумалась. Впервые за время, что минуло со смерти Йена, в ней закопошились какие-то живые эмоции. То был интерес. Очень пагубный, разрушительный интерес. Она попыталась предположить, как Иденмарк отреагирует на правду, и эти мысли оказались столь пленительными, что смогли отодвинуть на задний план всю боль, которая сжирала демиурга изнутри.

Все те года, которые она провела рядом с Роем, понимание, что когда-нибудь она расскажет ему правду, казалось сродни… приятному десерту, который ты всё откладываешь на «потом», и оттого ещё больше предвкушаешь его сладость. Да, чем больше времени проходило, тем меньше демиург желала причинить хуману боль. Едва ли она сейчас испытает наслаждение, если увидит, как он ломается под величиной всей той правды, которую богиня может взвалить на его плечи. И всё же, если не подавать это под негативным углом, а просто рассказать правду… как он отреагирует?

Интерес обезболивал.

Фортуна чуть отстранилась. Села напротив Иденмарка, совсем близко, но больше не утопала в его объятиях. Её лицо всё ещё выглядело уставшим, почти измученным. Но вот губ коснулась улыбка. Не ядовитая, не ироничная. Скорее извиняющаяся.

— Буду ли винить? – переспросила и опустила взгляд тусклых глаз, задумавшись. – Нет. Ты сейчас недостаточно силен, чтобы выбирать. Да и вы, хуманы, очень уж… – запнулась. Начала подбирать слова, которые не покажутся уничижительными. В ум, что поражен расисткой мерзостью, лезло многое: слабые, несовершенные, немощные. Однако Фортуна подняла взгляд, добавляя более мягкое: – … хрупкие. Если фатум решит забрать тебя, ты едва ли сможешь этому сопротивиться.

Фортуна впервые заговорила при Рое о судьбе в подобном контексте. Обычно она обходила все темы, связанные с удачей и фатумом, стороной. Хоть они и были очень близки ей «настоящей».

Демиург сомкнула ладони, как-то нервно потирая их друг о друга. Словно волнуется. Может, отчасти так и было. А, может, она не оставила привычки симулировать беззащитность рядом с Иденмарком, хоть та никогда и не была правдивой. Тем более что на этот раз слова сильно разнились с языком тела:

— Поэтому я стараюсь не привязываться к смертным, что живут столь мало, – пожалуй, когда из её уст прозвучало слово «смертные», которое она, очевидно, не относила к себе, точка невозврата была пройдена. Фортуна вновь смолка ненадолго, опять отводя взгляд в сторону. Сейчас сложно было сказать, что именно она чувствует. Эмоции на лице походили на помесь апатии, усталости и сплошной задумчивости.

— Поэтому, увы, ты никак не сможешь мне помочь, даже если я расскажу тебе всё. Просто потому, что все существующие проблемы я могу решить сама. А те, что не могу… к сожалению, не сможет никто. И да, в первую очередь это касается смерти близких, с которой не в силах бороться даже я, хотя стремлюсь к этому более четырёх тысяч лет.

Фортуна тяжело вздохнула. Подняла взгляд. В том отразился отблеск жесткости, просто потому что подобные слова нельзя говорить, продолжая выглядеть столь слабой и потерянной. В конце концов, сама её природа противится подобному. 

Желтые глаза на секунду загорелись блеском магии и стали почти такими же яркими, как прежде. Рой уже мог видеть подобное, Туна любила играться с яркостью своих глаз, которая словно бы зависела от настроения девушки. Но когда её взгляд горел ярче в тумане наркотрипа, едва ли это привлекало такое внимание. А вот сейчас всё было вполне очевидно. Впрочем, не только магия способствовала тому, что странная, кольчатая радужка глаз вернулась в норму. Чем больше Фортуна говорила, тем сильнее эмоционально оживала после многих дней жуткой тоски.

Выдержала паузу. И вот, наконец, губы разомкнулись, чтобы произнести уже почти очевидное:

—  Дело в том, что я… я демиург, Рой. В этом скрыта основная часть всей правды.

Подпись автора

Вступай к нам в орден, ауф

Всё это очень… умиляло. То как Рой волновался, находился в смятении, но даже не думал злиться. Слушай про столь гадкий обман и даже не задавался вопросом: «а зачем было подсаживать его на вещества, если она реальна?». Что уж говорить про убийство барыги со словами о том, что ей просто хочется быть рядом. Теперь ведь это тоже оказалось ложью. Она бог. Если бы хотела – просто пришла бы, а не разводила драму в зеркале.

На секунду Туне даже стало стыдно. За всё то, что она делала с этим хуманом, в то время как он на неё совершенно не злится. Хотя, может, это временно? Сейчас отойдёт от шока, подумает, и начнёт задавать более грубые вопросы? Даже интересно. Да, вся та жгучая боль утраты всё больше уходила на второй план, потому что наблюдение за поведением Иденмарка затмевало желание лечь и дальше страдать в темноте.

Фортуна не перебивала Роя. Она следила за его метаниями, иногда едва улыбалась, слушая его рассуждения. Дала себя обнять, и также легко позволила отпустить. Лишь следила, ожидая, когда он закончит выдавать эмоцию за эмоцией в ответ на столь неординарную ситуацию.

Первое, что сделала Туна, когда Рой закончил рассуждать, это приманила его к кровати, взяла за руку и заставила сесть. Затем аккуратно задрала рукав футболки, дабы лучше видеть гематомы, которые свидетельствовали об инфекции. Если Иденмарк хотел было дернуться, то ощутил бы, что демиург весьма крепко держит его за запястье. Уже без той девичьей нежности, которую могла демонстрировать ранее.

Фортуна приложила свободную ладонь к посиневшей коже Роя. Та засветилась рыжеватой магией, а по руке начало расползаться тепло. Не нужно было разбираться в магии, чтобы понять, что Туна пытается исцелить хумана. Одновременно с этим она словно бы усадила буйного ребенка на одно место, чтобы он перестал метаться из стороны в сторону и выдохнул.

— Меня зовут Фортуна, – заговорила она, наконец, с теплым спокойствием в голосе. – Моё ключевое олицетворение, с которым я родилась, – удача. Уже в процессе Дикой Охоты, когда я вынужденно или не очень пожирала собратьев, я приобрела остальные олицетворения: свободу, хаос, удовольствие и жизнь. Можно сказать, что они в какой-то степени отражают мою личность.

Гематомы на руке Роя начали постепенно исчезать. Учитывая, что сейчас в нём всё же было больше биологического, нежели кибернетического, магия Фортуны должна была справиться с инфекцией.

— К слову, я не могу рассуждать о любви родителей, ведь таковых у меня никогда не было. Но я очень долго наблюдала за Джерардом с Бэйлой до и после твоего рождения. Из-за личных интересов я хотела понять, приблизились ли хуманы к возможности полноценно воссоздать жизнь. Именно так и узнала о тебе. Так вот, в момент, когда стало ясно, что ты родился не то что не «идеальным», а со столькими отклонениями, я искренне думала, что они просто… забудут о тебе и сделают нового? – спокойствие в голосе Туны перетекло в несколько жестокое задумчивое равнодушие. – Если бы передо мной стояла задача породить на свет какого-то идеального демиурга, но после его рождения я поняла, что замысел провалился, думаю, я бы сделала нечто подобное. Просто создала бы нового. Наверное, именно поэтому за пять тысяч лет я даже не задумывалась о детях. А твои родители всё же решили работать над тобой, хоть исходник и вышел у них объективно неудачным. Поэтому мне всегда казалось, что Джерард и Бэйла были хорошими людьми и даже относительно неплохими родителями. По крайней мере, я видела куда хуже. 

В этот момент Фортуна закончила лечение и, всё ещё сидя сбоку от Роя, подняла заинтересованный взгляд кольчатых глаз на его лицо.

— Прости, если где-то мои слова показались грубыми…

Отредактировано Фортуна (2024-03-30 02:37:15)

Подпись автора

Вступай к нам в орден, ауф

— Форти? – задумчиво переспросила демиург, словно пытаясь тягуче распробовать это сокращение на вкус. – Я предпочитаю «Туна», но если тебе нравится, пусть будет так.

В конце концов, какая разница, если это лишь на один день? Скоро она сотрёт его воспоминания. Только наиграется, прощупает более глубоко почву его доброты, наивности и любви. А там…

Туна слушала Роя молча. В момент, когда он с улыбкой произнес запомнившееся ей «отвернись же ещё на секунду, в профиль ты тоже красивая», она и сама заулыбалась с непривычной для неё искренностью. Богиню даже на секунду испугало, что этот мальчишка может вот так просто сделать комплимент, от которого на душе становится столь тепло. Однако она списала это на банальную нужду в подобной уютной заботе. Сейчас ей было паршиво, и милое поведение Роя находило отклик в ней с большей силой. Вот и всё… верно ведь?

По крайней мере, Фортуне хотелось в это верить.

Рой всё говорил, обнимал, целовал, а она не сопротивлялась. Лежала рядом с ним словно ничего и не изменилось, и она не призналась только что в своей божественности. Всё также клала голову ему на грудь и пряталась в объятиях, лишний раз пытаясь казаться слабой, хотя уж это точно было откровенным обманом.

И вот логическая цепочка довела Иденмарка до закономерных вопросов. Фортуна знала, что они появятся. Она даже ждала этого.

Рассуждения Роя нисколько не испугали её и даже не напрягли. Разве что заставили немного задуматься. Но исключительно за тем, чтобы подобрать нужные формулировки. Ей хотелось и дальше прощупывать, насколько высок его уровень всепрощения, когда речь идёт об Искре. Поэтому она хотела рассказать ему многое, если не всё. Но не желала выливать эту грязь неконтролируемым, жестоким потоком, как сделает это буквально через пару лет.

Туна думала, что вот эти попытки выбрать правильные формулировки – это всего лишь часть её заигрываний с ним. Всё таких же холодных, расчетливых и стервозных. На самом же деле, было здесь и нечто иное. В глубине души сидело нежелание ранить Роя слишком сильно, даже если она и сотрёт его воспоминания. Но главное… она словно проводила репетицию. Сама не отдавала себе в этом отчёт и никогда не призналась бы, и всё же ей было интересно, как же Иденмарк будет реагировать, во многом потому что…

… потому что, если всё пройдёт хорошо, можно ведь и не стирать его память, закончив с ложью?

Хотя нет.

Нет, нет, нет.

Такие мысли скреблись лишь на задворках сознания. Она слишком горделива, чтобы чувствовать к механизированному хуману что-то кроме сухого интереса, как к её обычной игрушке.

Тем не менее, Туна задумчиво перевела взгляд кольчатых глаз в потолок и закусила губу. Теперь она лежала на спине, но голова её покоилась на плече Иденмарка. Ей по-особенному нравилось сейчас чувствовать его рядом.

— Если честно, я не просто так пришла к тебе именно в тот момент. Когда ты больше всего нуждался, – заговорила она задумчивым, но повседневным тоном, всё ещё смотря вверх. – Как я и сказала, я следила за Джерардом с Бейлой ещё задолго до твоего создания. Видела, как растут прочие Иденмарки. Если честно, в какой-то момент для меня наблюдение за вашей семьей стало сродни… сериалу? Грубое сравнение, но наиболее близкое. Когда произошли все трагичные события, но тебе удалось сбежать, я… как бы это сказать, сделала на тебя ставку. Я же демиург удачи, а вместе с тем и азарта. Мне было интересно, чем закончится вся эта история, и я решила болеть за тебя. Во многом потому, что у Руперта словно бы куда больше шансов выиграть, но я люблю неожиданные концовки. Я начала следить уже за твоей одинокой жизнью и в момент, когда ты словил тот ужасный трип, мне показалось, что всё может закончиться совсем плохо. Мне не хотелось проигрывать в этом своеобразном споре с фатумом, поэтому я решила прийти к тебе и помочь.

На деле Фортуна почти не врала. Всё это, и правда, было так. Она лишь убирала слишком грубые подробности, делая историю чуть белее, чем она есть на самом деле. Как минимум, не стала упоминать, что она буквально видела, как реализуется замысел с повреждением капсулы Роя. И ведь появись она в его судьбе уже тогда… он никогда не потерпел бы всех тех лишений, которые преследуют Иденмарка теперь. И кто знает, как сложилась бы жизнь всего семейства. Может, даже Джерард с Бейлой всё ещё были бы живы.

— Однако согласись, если бы в твоей жизни просто появился демиург, который решил бы тебе помочь – это было бы… как-то неправильно. Я всё ещё верю, что у тебя получится преуспеть и одолеть Руперта. Однако нечто подобное ты должен сделать сам, а не с простой божественной подачкой. В конце концов, это противоречит самим постулатам семьи Иденмарк, верно ведь?

Вот уж последнее, что её интересовало, это какие-то там правила семьи хуманов. Но приплетение казалось весьма удачным. 

— Ты главный герой этой истории, и должен справиться со своей судьбой сам. Я не сомневаюсь, что у тебя это получится и без вмешательства демиурга. Поэтому я стала в твоей жизни всего лишь призраком и не более. Разве что взялась показать, что иногда приходится принимать кроваво-жестокие решения, чтобы достичь цели. Увы, без этого никуда. А ты… – Фортуна в одно движение перекинула ногу и села сверху на Роя. Положила ладонь на его щеку и нежно погладила ту, заглядывая в его глаза, – … ты иногда бываешь слишком уж добрым.

Ох, как же она пожалеет в будущем о своих словах. Конечно, они никак не повлияют на становление Иденмарка, и всё же. Сейчас Туна пыталась ожесточить этого добродушного парня, даже не представляя, с каким монстром ей предстоит встретиться в будущем, и с какой тоской она будет вспоминать дни, когда он был столь мил.

— Впрочем, это далеко не всё, – Туна склонила голову чуть в бок, в зачарованной задумчивости смотря на Иденмарка сверху вниз. – Что ты будешь делать… если поймёшь, что я гораздо-гораздо хуже, чем ты обо мне думаешь?

Подпись автора

Вступай к нам в орден, ауф

Туна сидела на Рое, смотря на него сверху вниз, и у неё из головы не лезла одна единственная мысль: «как же он наивен, нерасторопен и оттого… почему-то мил?». Было во всём этом его подростковом лепетании что-то искреннее и потому до жути привлекательное. Но демиург не спешила анализировать эти свои эмоции, отторгая их. Всё ещё позволяла себе мыслить только в рамках «богиня и всего лишь хуман». Потому она склонила голову чуть вбок, смотря на него заинтересованной молчаливой кошкой, которая вот-вот спрыгнет и уйдёт по своим делам, как только он ей наскучит.

На её губах поблескивала легкая улыбка. Приходилось скрывать искренние эмоции, чтобы не выдать издевательскую нотку. Также нужно было спрятать и высокомерие, которым полнилось её нутро. Всё то время, пока Рой говорил, Туна только и думала о его наивности и излишнем добродушии. В мыслях почти надсмехалась над этим, отчего в ней разливался горделивый яд, но вот…

Но вот она вздрогнула, когда он коснулся её носа и произнес последнюю фразу. Этим неуместным, но таким умилительным жестом, он с лихвой сбил её высокомерную спесь, о которой сам и не догадывался. Богиня растерялась, на автомате поморщила нос, а после усмехнулась. Смеялась скорее над своей реакцией, нежели над Роем.

— Да, бывала. И на Лирее, и на всех прочих планетах. На Алькоре у меня и вовсе есть собственный город, в котором находится основной штаб моего ордена. Но там я бываю редко. Не люблю работать. Да и если бы я днями пропадала в офисе, едва ли у меня было время на тебя.

Туна улыбнулась, а после опустилась вниз, полноценно ложась на Иденмарка и укладывая голову ему на грудь. Демиург прижалась ухом к грудной клетке, под которой рокотало сердце. Этот звук всегда своеобразно успокаивал.

На самом деле, ей просто не хотелось бы смотреть Рою в глаза, когда она будет перечислять весь тот долгий список, за что её стоит ненавидеть. По крайней мере, столь светлому человеку, каким он был сейчас. Причин было так много, что появлялось лишь два вопроса: с чего начать, и где закончить?

— На самом деле, меня считают одной из самых положительных богинь. Я умею играть свою роль, когда это нужно. Привязывать к себе людей и заставлять их думать обо мне хорошо. Но всё то лишь маска, – смотря вбок, Туна взяла Роя за руку, переплетая пальцы и задумчиво поглаживая кожу хумана. – Настоящую меня знают лишь единицы. Даже этот мой облик я скрываю. Потому если ты решишь найти в сети фото демиурга Удачи, найдёшь одну из моих масок.

Фортуна без прикрас говорила обо всем этом столь откровенно лишь потому, что понимала – воспоминания Роя всё равно будут стёрты. Так зачем лукавить?

— Искра, которую ты знаешь – это тоже всего лишь маска, – продолжила она спокойным будничным тоном. – Вся вот эта доброта и положительность, которые ты мне приписываешь. Их во мне не так много. Я настоящая до ужаса эгоистичная и самовлюбленная. За пять тысяч лет мне так многое опостылело, что мои развлечения  погоне за крохами эндорфинов бывают очень жестокими. В том числе, я часто играюсь с жизнями смертных.

Туна сжала руку Иденмарка чуть сильнее, но не до боли. Надавила большим пальцем на центр ладони. Словно бы спрашивала жестом: «это ты тоже пропустишь мимо ушей и не примеришь на себя?».

— Я настолько эгоистична, что требую от самых дорогих людей полного признания меня главным смыслом их жизни. Даже когда мы говорим о Йене, моём погибшем последователе. Думаешь, я горда за него, ведь он пожертвовал собой ради спасения своей семьи, как истинный фортунит? Нет. Я ненавижу всю его семью, потому что из-за них он бросил меня, хотя обещал служить мне вечность.

Фортуна хмыкнула и перешла на шепот, в котором отразилась капля закономерной зловещести:

— И если бы мне предложили обернуть всё вспять и своими руками приговорить всю его семью, чтобы он всё-таки остался жить… я не уверена, что не согласилась бы.

Наконец, Туна подняла голову, заглядывая в глаза Роя взглядом, в котором сложно было уловить какие-либо эмоции. Однако чего в них точно не было - это раскаяния. Все те слова, что были произнесены, не пробуждали в ней стоны совести. Сердце демиурга оставалось глухо, когда она признавалась в грехе своей эгоцентричности. За столько лет она давным-давно приняла свою суть. И теперь просто жаждала узнать, способен ли Иденмарк принять всё это.

Склонив голову чуть вбок, Фортуна спросила куда бодрее и громче, с ноткой философской, но отчужденной задумчивости:

— Ужасно, не правда ли?

Отредактировано Фортуна (2024-05-29 18:32:34)

Подпись автора

Вступай к нам в орден, ауф