— Ты знаешь, что такое этика? Не верю, — лицо оставалось серьёзным, практически не пропуская эмоций, но ощущение саднящий внутри боли его не отпускало. И причина совершенно не в скорби о потерянной матери своего внука, на смертную Энтропию плевать не меньше, чем Энигме. Предчувствие грядущего нависло над ними грозовым фронтом. Доводы Энигмы, как и всегда практичны, она с вдохновением и без лишних эмоций решала судьбу обеих жизней.
— В себе не смогу, моя структура не приспособлена для стабилизации. Отправить любое живое существо в мои границы — это обречь его на гибель в атомном реакторе. Только во сто крат хуже.
Мы поступим как ты предлагала ранее. Я создам телергический кокон и погружу младенца в стазис, он будет восстанавливаться в год по крупице, я обращу то воздействие, что оказал на него Ааррон вспять, но сие потребует много времени, если мы гарантированно не хотим получить кусок полу-разумного мяса. На полный цикл уйдёт больше тысячи лет. Слишком сильно изменился его геном, даже не так, изменилось ДНК матери, так что у младенца врожденный порок развития, если бы он родился без нашего вмешательства, то вряд ли бы выжил. Ты и сама это прекрасно видишь. Так что твои склонности к клептомании спасли ему жизнь, — здесь стоило усмехнуться или иронично изогнуть бровь, да что угодно, но маска никак не желала приклеиваться к лицу, потому слова прозвучали с металлическим привкусом.
Тонкие энергии сплетались мягким фиолетовым потоком вокруг младенца, проникая тому под кожу и становясь единым целым с его энергетической паутиной и кровеносной системой. Заползая в межатомное пространство, связывая молекулы, покрывая мембранные стенки. Энтропий медленно выдохнул. От напряжения вены на его висках пульсировали, удары сердца раздавались в голове. Одно дело, восстановить существо после чей-то направленной мутации, другое дело — если его искалечила сама природа, словно желая отомстить за поруганную честь своей смертной дочери. Оникс не просто болен, его болезнь носила магический характер.
— Да, ты можешь наблюдать за ним, но я не хочу, чтобы он знал, по крайней мере до своего зрелого возраста, о том, кем является.
Это ещё одна из причин, почему так долго придётся ждать его развития. Одна из структур магической вязи будет несколько веков перенастраивать ауру, настолько досконально, чтобы никто не увидел правду, поэтому мне требуется и твое участие в создании кокона... — Хаотичный приглашающе отступил, указывая на уже ставший исполинским коконон энергий. Он пульсировал и сиял всеми оттенками ультра-фиолетового, испуская мерное приятное гудение.
Одной из причин, почему долгое время Оникс не знал кто он есть — его отец и то, что он сделал. Энигма и Энтропий боялись, что он может пойти по тёмному пути, возможно, ощущение себя одним из смертных, убережёт его от дальнейших ошибок.
Ааррон стоял над медленно аннигируюемым телом Энигмы, что трансформировалось в энергию, доступную для поглощения. Он сумел сотворить это лишь по той причине, что она не ожидала такого вероломства.
— Прости... — произнесли его губы, — но таковы правила игры... прости, мам... что убил тебя... — странная боль заполнила его до краёв, подобной боли он ещё не испытывал: тупая, она подкатывала к горлу, растекалась внутри огненным шквалом, обжигала глаза.
Шаг вперёд и невыносимо притягательное ощущение выбивает из него дух и непролитые слёзы отступают. Голод, дикий голод заполняет всё его нутро, затекая в глотку, поджаривая мозг обещанием всего, о чем он только мечтал. Этому желанию нельзя сопротивляться, энергия Матери так упоительна прекрасна, она бьётся здесь, совсем рядом. Он не понимал, что его заставляет делать то, что он делает, поломка ли внутри или, напротив, это его родители сломаны...
— Прости... что поглащу тебя... я буду для вас достойным сыном... для тебя и папы... вы станете моей частью, а я стану тем, от кого этот мир содрогнется...
Всё человеческое в нём умирало, уступая первородным инстинктам, что влекли древних миллионы лет среди космических туманностей и реликтового излучения. Будто бы вся та жестокость, весь тот голод, был воплощён в этом ребёнке. Он уже поглощал демиургов, но сейчас всё было иначе...
Упав на колени, подполз к бушующему потоку в пространстве, словно тот мог его уничтожить. И позвал... энергия сопротивлялась, закручивалась, словно даже после своей смерти мать вступила с ним в последнюю битву, но частицы её сущности начали проникать в него. В голове будто взорвался источник Нирваны, настолько она была сильной, океан энергии заструился по венам... он пил её, словно пытаясь утолить бессмертную жажду.
Удары сердца. Шум в ушах. Все эти проявления человеческой смертности перестали его раздражать, и может быть, даже, он был бы и рад сопротивляться... не поглощать её... но ничего не мог с собой сделать...
— Остановись!!! — слышит он крик где-то в другой вселенной и внезапно на него накатывает удар. Такой удар, которого раньше ему не приходилось чувствовать.
Его тело подхватывает безудержный поток и вппечатают в землю, таща вперёд. Обломки камня врезаются в плоть, за Аарроном остаётся глубокая гряда пропаханного камня. Он не может дышать, уши закладывает, и он слышит хруст ломающихся костей. Своих костей. Когда тело, наконец, замирает, сильная рука выдёргивает его из котловины, но демиург не успевает понять, кто перед ним. Хотя ему и не надо это... он знает ответ...
— Отец... ты опоз... — его бьют по лицу наотмашь, кровь проливается в глотку, наконец, он фокусирует зрение и видит Энтропия.
Он никогда ещё не видел его таким.
Энтропий был в ужасе. В первородном, древнем ужасе хищника, теряющим часть себя. Его тело практически утратило человеческий облик, оставляя лишь лицо, изуродованное постоянной трансформацией. Больше всего он походил на аморфное космическое ничто, клубы биоэнергии, смесь протуберанцев звезд и живых тканей, руки которыми он бил сына, прорастали из него хаотично. Человеческий облик угадывался, но слабо... Энтропий, похоже, не мог контролировать себя...
— ... дал... — Ааррон срывается вперёд и тоже атакует, неистово, насмерть, по щекам текут слёзы, он видит глаза отца... все его сотни глаз...
— Я буду лучшей вашей версией... Разве ты не видишь, насколько слаб?
Энтропий на секунду мешкает, всё это время он пытался хоть как-то обуять в себе хаос, но не получалось. Он как никогда отчётливо понимал: они с Энигмой заигрались. Заигрались настолько, что сейчас он не в состоянии совладать с болью. И ужасом. кажется, он впервые боялся по-настоящему. Гнилой липкий страх не давал вдохнуть, и от ощущения своей беспомощности, невозможности изменить произошедшее, Энтропию хотелось не то сдохнуть, не то уничтожить весь мир. Его пронизывает мощный удар, возвращая сознание в реальность. Взглядом он находит энергию Энигмы и, кажется, готов рассмеяться от счастья. Он пропускает следующую удар, но тратит драгоценные секунды на то, чтобы отправить её на перерождение. Кровь струится по груди и животу, Аррон рычит...
... а Энтропий впервые не знает, что сказать, и как убить... своего сына...
... браво, не может убить демиурга, хотя поглотил уже многие сотни...
— Я люблю тебя, сын, — произносят его губы быстрее, чем приходит понимание, — и мне жаль, что ты не осуществишь свою мечту... если бы я мог...
Пространство вокруг вибрирует, захлебывается в какофонии энергий, гротескные циклопические щупальца проваливаются сквозь тёмные небеса и обрушиваются неподвластной стихией, чтобы уничтожить то, что они сотворили...
— ... я бы умер, чтобы запитать тебя... но... этого не будет... — потому что Энигму он любит больше, однако оно так и не было сказано...
Когда последняя частица его сына была поглощена, того энергетического подъёма, что бывало обычно после хорошей охоты, не ощущалось. Он будто поглотил саму боль, теперь она разъедала его изнутри. Между ребрами разрастался нервный ком, чувство тошноты подступило к глотке, словно его вот-вот вырвет. И никакого прилива...
Он опустился на колени и уставился ничего не видящими глазами в небо...
— А-А-А-А-А! — оглушающий крик, и земля вокруг пришла в движение, обнажая вокруг километры пылающей магмы. Он остался на островке безжизненного камня, чувствуя как с подбородка капает что-то влажное и солёное. И это не кровь. Вода... едва ли то, что произошло сегодня, можно назвать игрой. О нет. Ему было настолько мерзко даже одевать эту привычную маску, будто ничего не произошло. Произошло, ещё как. И ему не плевать. Ему не всё равно. Не настолько уж он всеобъемлющий хаос, да и вообще, хаос ли? Или просто скорбящий мужчина?
— Встретимся через сто лет... Эни...
Бушующий поток энергий врезается, рассеивая и отправляя на перерождение. На его последнее перерождение...
[icon]https://forumupload.ru/uploads/001b/8c/87/10/611467.jpg[/icon]