Он не может точно сказать причину, по которой приезжает в “Малышку Бо” так часто, — по сравнению с остальными, пусть и немногочисленными детдомами, куда он также переводит пожертвования, а куда-то и вовсе не заезжает лично, — возможно, сам Уитсток, будучи небольшим городком, и конкретно район, где находится детдом, вызывают в нем некие ностальгические ассоциации с Вистером времен примерно двадцатилетней давности, и ностальгия эта именно по общему состоянию запустения и упадка — есть в этом даже что-то на грани тоскливой романтики, как если смотреть на распечатанную и слегка выцветшую старую фотографию, — которое исчезло начисто из его жизни, стоило только ему пятнадцать лет назад сменить умиротворяющую рутину несколько отсталого от прогресса родного городка на Элериме на пребывающий постоянно в движении развитый Фандэй на Цирконе.

А может причиной является Саманта, которая хоть десять лет назад и была чуть моложе, чем сейчас, но выглядит все так же привлекательно. Да и что такое сорок или пятьдесят лет для существа, которому сейчас все сто двадцать?

Хотя для себя самого у него, конечно, всегда находятся иные оправдания — например,  выходные, которые здесь, на службе в Следственном Департаменте в статусе следователя Коалиции Рас, действительно существуют, и обнаруживают себя не раз в месяц урывками, а почаще, что для Стефаноса уже праздник и одновременно головная боль — их же нужно как-то проводить и чем-то это время занимать. А вовсе не собственное желание сделать в своей жизни чуть больше доброго, ну и заодно с пользой потратить деньги на счете, которых в какой-то момент становится чуть больше ожидаемого.

Разве что сейчас причина, по которой он уже затемно добрался до Шеви-лейн в Уитстоке, не требовала себя изобретать, и даже не стала дожидаться очередного выходного. И это-то следователю и не нравится больше всего, и когда он, уже слегка усталый и даже чуть подмерзший в казалось бы не сильно легкой для осени куртке минует дома тихого района один за другим, в голове его уже успевает сформироваться отчетливое желание того, что он отчаянно не хотел, чтобы в этом детдоме, где он буквально год за годом наблюдал, как растут многие малыши, — чтобы именно здесь произошло что-то нехорошее. И эта мысль о нехорошем и заставляет его ежиться, и как он не старается направлять мысли в более позитивную сторону — мол, ребята найдутся, мир не без добрых людей и им точно кто-то поможет, — все это медленно рушится о суровые реалии, с которыми он сталкивается ежедневно.

Мелькающий в освещенном окне башни женский силуэт указывает на то, что Саманта не спит, и Теодору даже становится совестно, что он в такой момент не смог отложить все свои всегда-срочные дела и появиться раньше, заставив ее ожидать, да еще и  пребывая в состоянии взволнованном, что было очевидно, раз дело касалось такой просьбы о помощи. Но подходя ближе к зданию, он не спешит звонить или стучать — что-то ему подсказывает, что своим поздним визитом он может переполошить детей, а это сейчас скорее нежелательно, — в конце концов, он даже не захватил с собой никаких подарков или гостинцев, как делал обычно, — и разговору лучше состояться тет-а-тет, без любопытных детских ушей.

Поэтому, достав телефон, находит среди последних активных контактов номер мисс Кларк, и быстро набирает сообщение:
“Я подошел ко входу, но не стал звонить, чтобы не привлекать внимание малышни, да и вдруг спят уже. Вы откроете мне, или я могу телепортироваться к Вам наверх?” — без разрешения он, конечно же, делать этого точно не стал бы, поэтому благоразумно уточняет. Как раз, пока ожидает ответа, есть возможность, оставшись чуть в сторонке, быстро докурить уже начатую сигарету, чтобы затем выбросить бычок в урну, и с помощью нехитрого магического приема избавиться от запаха табака.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-08-24 02:43:11)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Посмотрев на экран телефона, Теодор быстро читает полученное столь скоро сообщение, а убирает устройство обратно в карман, уже оказавшись в кабинете — переместившись в один момент без единого лишнего жеста, просто испарившись на месте, оставив после себя на короткий миг слабое мерцание голубоватых искр, — чтобы столкнуться, во-первых, с не выветренным ароматом табака и подумать мимолетно, что самому ему на этот счет можно было не заморачиваться, а во-вторых, встретиться взглядом с хозяйкой кабинета — и взгляд этот даже спустя столько лет то и дело побуждает его путанно обращаться к ней то на “ты” то на “Вы”, — обстановка в котором, кажущаяся устаревшей и несколько грузной за счет массивной мебели, и правда не менялась за все это время, и только появляющиеся трещины свидетельствуют о том, что время не только не стоит вперед, но и своеобразно — разрушает.

Саманта — жесткая и прямолинейная, как и положено женщине, работающей в столь сложной сфере — и чаще всего, очень неблагодарной сфере, — сейчас выглядит так же как и всегда, и кажется что никакая ситуация не может выбить ее из колеи, и лишь заполненная доверху пепельница указывает на то, что под маской внешней строгости — столь привлекательной, как и всегда, что было замечено в очередной раз, и пускай конкретно в этот раз не совсем уместно, — скрывается тревога.

— Приехал, как только смог, — пожимает протянутую руку, ни на одно мгновенье не задерживая и жест — ровно столько, сколько требуется в рамках приличия между двумя давно знакомыми людьми, которых связывает нечто между рабочими и приятельскими отношениями, — и не позволяет себе переходить этих границ ни разу за все время своих визитов, потому-что только соблюдение этих границ и позволяет в какой-то мере ему каждый раз сюда возвращаться, — и садится в то из кресел, на которое указывает Саманта — не откидываясь на спинку, а слегка подаваясь вперед и сцепляя руки в замок в жесте, выражающем несколько напряженную готовность к новостям любым — от совсем уж плохих, до просто тревожных, но требующих вмешательства без привлечения официальных лиц. Конечно, от одного только факта пропажи детей не стоило слишком уж сильно волноваться — любознательность подрастающего поколения, выраженная таким способом, была лишь вопросом времени, и абсолютно не было бы удивительно, если бы кто-то из ребят в какой-то момент решил выбраться в большой мир и зайти слишком далеко, не сумев вовремя и беспроблемно вернуться а сейчас, возможно, просто где-то пережидать, боясь сурового наказания. И если так, то это и правда не стоило того, чтобы привлекать местную полицию, а попросить помочь знакомого следователя, но возможно, причина крылась совсем в другом.

— Понимаю, да, — прислушавшись к кажущимся спокойным приятному женскому голосу, обманчиво скрывающему в себе сталь, наблюдает за тем, как содержимое пепельницы отправляется в урну, а мисс Кларк присаживается в другом кресле и вздохом знаменует начало разговора, который, кажется, будет непростым, — Никаких проблем, я всегда готов помочь. Тем более, как я понял, случай не для местных стражей порядка? — уточняет полувопросительно. После прохладного осенних улиц в кабинете следователь быстро согревается, и расстегивая куртку, добавляет, не считая нужным тратить время на расшаркивания, — Что конкретно случилось и кто именно пропал?

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-08-24 19:30:05)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Непривычное сокращение собственного имени из уст обычно столь собранной женщины — царапает слух, словно переставшая резко писать ручка по бумаге. Но Теодор лишь молча кивает, не акцентируя внимание — потому-что знает, что даже при внешней строгости Саманта на самом деле очень привязана к детям и определенно считает их почти что родными, но так как они это не обсуждали обычно вот так открыто, он мог только делать выводы на основе увиденного. Но наблюдений, впрочем, всегда хватало для этих выводов более чем.

И переведя взгляд на зажженную сигарету в изящных женских пальцах и автоматически потянувшись в карман куртки за своей пачкой, он, закуривая следом,  думает о том, что мисс Кларк, будучи человеком, привыкшим контролировать абсолютно все происходящее в детском доме, определенно сейчас выбита из колеи и расстроена пропажей детей, и в целом фактом того, что произошло нечто, выходящее за рамки ее контроля. Он знает, как таким людям важно держать все в своих руках, и как правило, именно такие люди наиболее остро переживают подобные моменты.

— Два дня назад?..  — следователю с трудом удается скрыть за очередной затяжкой усиливающуюся тревогу, потому-что он очень хорошо знает, что такое два дня для пропавших детей. То, что он выучил еще давно, там, в родном Вистере, даже когда пропадали не хуманы, а дети более, скажем так, выносливых рас — когда пропадает ребенок, счет может идти на часы. И с каждым часом вероятность найти ребенка живым снижается, что уж говорить о днях.  Теодор выдыхает, потирает свободной от сигареты рукой переносицу:
— Вариант с “убежали и заигрались” можно смело отметать при таких сроках, о чем они вообще говорят. Хотя я конечно понимаю, что они всегда все списывают на неблагополучность детей. Для них все сироты — очевидно какой контингент, и отношение к ним, увы, соответствующее, — произносит он с досадой, потому-что больше-то склонялся к варианту, что происшествие — сегодняшнее. Но и о том, что эти дни уже можно считать опасно потерянными — не говорит, потому-что в этом уже нет смысла, тем более что Саманта это время, вроде как, и не теряла зря, пытаясь добиться от местной полиции каких-то активных действий.

— Максимум, на что хватит их охоты — это развесить ориентировки о пропаже, — признает с такой же нескрываемой гримасой недовольства и даже разочарования к сложившейся системе, но при этом понимая, что нюансов слишком много и изменения не происходят от одного только желания что-то поменять. И эти хтоновы регламенты — на самом деле, встречающиеся не везде именно в такой форме, и где-то детей начинают искать гораздо быстрее. В тех же мегаполисах — считая, судя по всему, что в крупном городе опасность от пропажи ребенка гораздо выше, чем в маленьком городке, где с ребенком определенно не могло случиться что-то серьезное, а значит и шевелиться на поиски можно не сразу, предварительно немного подождав.

При словах Саманты о том, что дети пропали прямо из здания, Тео так и замирает с рукой, занесенной над пепельницей, поднимая брови в очевидном удивлении, но удерживается от расспросов и дослушивает до конца — все-таки в мире, пронизанном магией, вероятность внезапных исчезновений остается всегда, но вот только само место происшествия и его участники казались чем-то не вписывающимся в такую вероятность.

Он принимает из рук женщины четыре тонкие бумажные папки с делами пропавших  воспитанников, мимолетно отметив очередной укол ностальгии — в век высоких технологий и хранения информации в цифровом виде мало кому признается, что испытывает нежные чувства к шероховатости старой бумаги и даже потихоньку собирает дома книги на полку. Затем проводит отвлеченно ладонью по верхней из папок, но пока не открывает, и параллельно переходит к своим вопросам, стараясь спрашивать спокойно и размеренно — лишняя спешка сейчас будет во вред, но мысленно уже обшаривая каждый уголок игровой комнаты на предмет…чего? Остаточного магического фона? Следов телепортации?

— Двое пропали из игровой комнаты, так? А еще двое..? — но вопросы, конечно, и не думают возникать по порядку, наваливаясь скопом, и сейчас Теодор, делая еще пару затяжек и выдыхая дым, параллельно старается рассортировать эти вопросы в голове по мере важности, и выстроить в логическую цепочку то, что уже рассказала Саманта, — В каком часу это произошло и где в этот момент был Альфред?— тушит бычок о ненавязчиво подвинутую ранее пепельницу и смотрит на мисс Кларк прямым твердым взглядом, привычно хмурясь — обычное его выражение лица, когда он сосредотачивается на работе. Альфреда он, конечно же, помнит, равно как и его словно бы застывшую вне возраста наблюдательность, — Мне нужно будет поговорить с ним и уточнить, где именно он был и во сколько, чтобы понять, что было в поле его зрения во время исчезновения, а что — нет. И я правильно понимаю, что по тем немногочисленным камерам, что здесь есть, ничего не обнаружилось? Не помню точно, но в игровой вроде бы нет камеры.

Параллельно открывает поочередно одну папку за другой, чтобы посмотреть, кто именно пропал, и какого возраста дети, краем глаза отмечая окончательно сгустившуюся темноту за окном и факт того, что несмотря на поздний час, его рабочий день, как это часто бывает, и не думает заканчиваться.
— Дети же уже должны спать? Я бы осмотрел сейчас игровую и коридоры, пока там пусто.

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-09-03 16:17:01)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

— Да, я понял, что тогда было “вчера”. Но и этот вариант, при котором дети не возвращаются ночевать уже можно считать большим сроком, почти критическим, — Теодор говорит тише обычного, потому-что чувствует, что стандартная громкость подобных слов будет звучать слишком уж безучастно и жестко по отношению к Саманте и произошедшему. Так, словно бы речь не о тех детях, которых он видел не один раз, — Ну и просто раз они все-таки открыли дело раньше, то должны были прийти с опросом сюда, согласно протоколу. Но как я понимаю, никто не приходил, да? А значит, они все еще относятся к этому, как к чему-то.. — осекается на полуслове и рукой, сжимающей сигарету отмахивается раздраженно от своей же фразы, понимая, что лишнее подтверждение халатности полицейских по отношению к сиротам будет и правда лишним, а он и без того уже тут наговорил. Конечно, его собственное раздражение еще от того сильно, потому-что дело не выглядит обезличенным. Не “какие-то дети” и “какой-то приют” — а место, где эти самые дети уже знали его в лицо, и одно дело — знать несовершенство системы, и работать, подстраиваясь, и совсем другое — буквально о это несовершенство лично спотыкаться. Это вовсе не значит, что остальные случаи оставляют его безучастным, не вызывая эмоций, но приличный опыт работы все же научил его отодвигать собственные эмоции далеко в сторону, оставаясь сдержанным. Но стоило признать, что в этом случае все оказалось чуть сложнее.

И почти неуловимая эмоция Саманты, когда он забирает у нее папки с личными делами, не остается незамеченной. То, что сильнее и глубже раздражения и злости, что у человека чувствующего не может не возникнуть при работе в подобной сфере, и наблюдении за столькими брошенными малышами, отвергнутыми и лишенными счастливого детства, вынужденными пропустить самый беззаботный этап своей жизни в необходимости за эту жизнь бороться.

Как же легко многим презрительно кривить лица в сторону сирот, чуть ли не обвиняя их в том, что они такие, хотя в их неблагополучии почти всегда виноваты сами же взрослые, — за исключением несчастных случаев, при которых дети теряют родителей, — и эти же взрослые, пусть и не каждый в отдельности, но действующие как слаженный и жестокий механизм, единожды проведя черту между сиротами — автоматически клеймеными статусом неблагополучных, и остальными детьми, не дают ни шанса потом эту черту перейти.

Поэтому эмоции на лице женщины ему хорошо понятны, пусть он и не так вовлечен в каждодневные заботы, связанные с теми, кто их вызывает — и замечая это, следователь тут же отводит взгляд, не желая лишний раз смущать своей внимательностью, переключая взгляд на необходимость стряхнуть пепел с сигареты, и заодно поразмышлять над следующими после ответами, разделяя между собой личные дела тех, кто пропал вечером и тех, кто исчез позже:
— Пространственный детектор надо бы проверить на всякий случай, или может Альфред уже смотрел? Но если его опыта недостаточно, я могу прислать специалиста с отдела, — с техникой Теодор особо не дружит, что спустя пятнадцать лет жизни на Цирконе кажется ему уже чем-то, в чем неловко признаваться, поэтому даже если б и полез сейчас сам осматривать детектор, то вряд ли сказал что-то дельное.

Беспокойство Саманты Теодору очень хорошо понятно, и он и сам чувствует, что обстоятельства пропажи немного путают мысли, — но конкретно для него это все же более привычно, как и в случаях со многими другими делами, которыми доводилось распутывать. А вот когда мисс Кларк продолжает рассказ, проливая свет на исчезновение оставшихся двух детей, то у него наконец-то вырисовывается причина именно его тревоги. На этом одновременно и нужно и не хочется заострять внимание, и он, постукивая пальцами по картону, не слишком то обнадеживающе выдает:
— Мне не нравится, что пропажа случилась в разные дни. Это наталкивает на мысль, что она может быть не последней, так как причины не очевидны, но я не хочу лишний раз пугать и поднимать панику, потому-что очень надеюсь, что пропаж больше не будет. Просто нужно быть готовыми, в случае чего, насколько это возможно, — бросает хмурый взгляд на женщину и сам едва удерживается, чтобы не встать и не начать мерить комнату шагами, думая о том, что пропажи и правда могут случиться вновь, а у него пока нет ни одной мысли, как обезопасить остальных детей, — И я камеры бы еще раз посмотрел. И если есть возможность — то не только тех дней, а допустим..последнюю неделю, — а сам параллельно прикидывает, где ему взять время, чтобы все отсмотреть. Или может даже попросить кого-то из коллег за вознаграждение сесть за просмотр в быстрой перемотке, — И еще. Остальные дети как реагируют на пропажу? Что ты им сказала?

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-09-06 22:13:29)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

В голове назревает очередной вопрос, но сказанное про Альфреда заставляет на мгновение тяжело замолчать, кивнув — конечно, пожилой хуман будет винить себя, ведь он прикипел сердцем к каждому из ребят, и подобная потеря болезненно подкосила его. По хорошему, мастеру на все руки сейчас бы не надрываться еще больше, но что-то подсказывает Теодору, что такие как Альфред, любой недуг, в том числе и ментальный, лечат исключительно еще большей занятостью, но это и будет губить еще сильнее.

— Да, тогда сейчас и схожу поговорить. Может у меня получится убедить его, что он не виноват. Только гляну вот, — выдержав небольшую паузу, уже прикинув, чем можно будет помочь старику, чтобы тот не сошел с ума от горя — хоть это и не его работа уже вовсе, но не подумать об этом он не может, — Тео кивает на папки с делами, открывая и просматривая по очереди каждое из, чтобы уже наконец посмотреть, кто именно пропал. Девочки — Алана и Катрин, и двое пацанов — Кларк и Айк. Конечно, он их помнит — какой-то вполне ожидаемый укол тревоги сопровождает его пока он листает страницы, и естественно, что “укололо” бы его в любом случае, кого бы он здесь ни увидел. Беглый просмотр дел каждого из детей в попытке зацепиться хоть за что-то, позволяющее думать о том, что похитить хотели именно этого ребенка — не дал почти ничего. У первых троих — трагичные, но не уникальные для детдомовцев судьбы, и только прошлое последней девочки, побывавшей в руках работорговцев, о чем можно судить по короткой приписке от руки, вызывает вопросы.
— Катрин Хилл. Она попала сюда сразу после изъятия у работорговцев или до этого еще где-то жила?

Закончив с осмотром дел, быстро делает снимки на телефон каждого из ребят — не столько для себя, ведь он помнит их в лицо, сколько для дальнейшей работы, и переписывает код, чтоб позже проверить по полицейским базам, что известно о группировке на текущий момент. Благо, статус следователя Коалиции предоставляет возможность получить доступы туда, куда рядовым следователям нужно делать специальные запросы. И уже после этого Теодор встает и протягивает папки с делами обратно Саманте:
— Я еще зайду, — стараясь вложить в короткую фразу попытку вселить хоть какую-то надежду на то, что еще не поздно найти детей, и стремление показать, что он сам сделает все возможное, чтобы получить хоть какой-то результат. И абсолютно не считает нужным уточнять, что результат поисков может не обрадовать, потому-что Саманта, взрослая умная женщина, пусть и находящаяся сейчас в полном раздрае, это понимает и без его слов.

Но это негласное правило его личное — ищи пропавшего не в надежде, что он еще жив, ищи зная, что он еще жив.

И уже толкнув дверь и выйдя в коридор, с намерением найти Альфреда, Теодор вспоминает, что за всем этим непростым диалогом не спросил еще один очень важный вопрос, который вертелся у него в голове после обсуждения камер наблюдения и неспособности детей к перемещению, и который потерялся из поля зрения на фоне множества остальных рассуждений и просмотра личных дел — а приходил ли кто-то в приют в последнее время?

Конечно, сам по себе чей-то визит не будет являться прям уж подозрением, но если брать в работу стандартные способы перемещения детей, не обладающих способностями к пространственной магии, да еще и оттуда, откуда нельзя уйти незамеченными, то это либо какое-то устройство, либо чья-то чужая магия. И на основании всего услышанного Теодору думалось, что исчезновение определенных детей было не случайным — не факт, конечно, что выбирали прямо конкретных детей, но обставляли исчезновение таким образом, чтобы способ их пропажи был непонятен.

А может, выбирали и конкретных? Сложно было судить, и даже пометка про конкретную преступную организацию пока не была слишком уж наводящей — вполне возможно, что выборка детей была случайна, и опираться в поиске нужно было совсем на иное. Поэтому пока первым делом — осмотр, а с остальными вопросами, которых, возможно, еще и прибавится, он зайдет к Саманте чуть позже.

ментальная магия — отлично

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-09-06 22:14:31)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.

Осматривая между делом кабинет и отмечая в одном из углов на потолке магическую пульсацию одного из сканеров, Теодор переводит взгляд на мисс Кларк, которая словно бы постепенно берет себя в руки и выражение лица ее становится все менее растерянным — может, разговор и своеобразное раскладывание по полочкам ситуации помогают вернуться в равновесное состояние.
— Значит, и с опросом приходили, и детектор проверяли — что ж, как будто и правда ими сделан тот необходимый минимум, и чтобы потормошить местную полицию на предмет неисполнения своих обязанностей, мне нужно будет еще приличный повод придумать, ведь формально-то не придерешься, — констатирует он, переводя взгляд с женщины, которая уже усаживается в свое рабочее кресло за столом, на лежащую на столе еще одну папку с отчетом о проверке детектора, чтобы хотя бы бегло посмотреть, перед тем как идти беседовать с Альфредом, и вернуться к этому, возможно, чуть позже, когда придет смотреть записи с камер.

А вот информация про Катрин оказалась более интересной, чем он рассчитывал — надо же, все это выглядело так, будто и правда какой-то решивший остаться инкогнито покровитель лично занялся тем, чтобы как можно быстрее пристроить девочку в приличное место, да еще и озаботиться документами — и “Малышка Бо” была как раз одним из таких мест, уж в этом Тео был уверен более чем.
— Кто-то поторопил, значит, с оформлением. Ладно, понял, попробую сам что-то узнать, — и отдавая личные дела воспитанников, кивает на оставшуюся лежать пластиковую папку, — Отчет по детектору не убирай, я посмотрю внимательнее, когда вернусь.

И уже затем, кивнув на обещание собрать записи с камер, выходит в своеобразный предбанник в башне где располагается кабинет, параллельно обдумывая весь диалог и направляясь вниз. Старшие дети, значит, благоразумно не задают лишних вопросов и поддерживают сказку о “докторах”, отвлекая младших — но время идет, и чем дальше, тем сложнее будет удерживать и без того напряженную атмосферу в своих рамках. А исчезновение в разные дни выглядит буквально ненайденной ловушкой — кто знает, случатся ли еще пропажи и при каких обстоятельствах?

И непростая ситуация с пропавшей Кэти требует отдельного внимания — черный железный человек, значит? — спускаясь по лестнице из башни, Теодор делает себе еще одну пометку в телефоне, чтобы попробовать с имеющимися у него доступами поискать отчеты подходящего года по контртеррористическим операциям Коалиции — вот как быстро, буквально меньше чем за полчаса список его дел разросся сразу же до такого количества пунктов.

Он выходит к коридорам и осматривает вереницу запертых дверей, отмечая гнетущую обстановку, создающуюся за счёт полнейшей тишины там, где обычно всегда слышны детские голоса, — не иначе как одно из лиминальных пространств, вызывающих у Теодора почти что суеверный ужас, — да редкого тусклого освещения магических ламп. Автоматически мужчина делает еще пару шагов вперед, и на последнем — медленно останавливается и замирает, прислушиваясь не то к тишине коридоров, не то к собственным мыслям, одна из которых появляется определенно не по его воле, а словно мягко и ненавязчиво закрадывается в его голову, липкой паутиной мурашек проходясь по телу и застывая в одном из темных уголков сознания, словно бы играя в прятки. Не оборачивается, только слегка прищуривается и задерживает дыхание — хочет еще раз, словно мышь за хвост, поймать возникшее словно из ниоткуда ощущение того, что он здесь…не один?

Кто-то наблюдает, или это просто атмосфера застывших в тишине слабоосвещенных коридоров, словно хранящих в себе тайну исчезновения детей провоцирует вслушиваться в каждый шорох и слышать в этих шорохах нечто большее? Хотя он не настолько сильно устал, чтобы не контролировать собственные мысли —  в конце концов, уж для кого, а для менталиста было естественным держать под постоянным контролем ментальный фон вокруг себя и отслеживать любые попытки вмешательства в собственный разум.

Ощущение же того, что Теодора кто-то изучает со стороны — не исчезает сразу, и следователю кажется, что стоит ему обернуться или сказать что-то вслух, как иллюзия чужого внимательного взгляда тут же пропадет, оставив после себя лишь полумрак пустых коридоров, да тихое звучание шагов на первом этаже, вызванное, скорее всего, беспокойным блужданием Альфреда.

А иллюзия ли?

“Что я буду делать, значит?” — он не произносит это вслух, но оставляет эту свою мысль достаточно открытой для внешнего наблюдателя, если таковой и правда имеется, и так же мысленно добавляет, прислушиваясь снова к своим ощущениям, — “Так я и сказал — это во-первых. А во вторых — прочь. из моей. головы.” 
Огрызаться на кого-то невидимого и неизвестно на сколько опасного ему не страшно — скорее злит, что он не может уловить чужое вмешательство, если оно было, ведь все еще остается вероятность того, что он сейчас просто как дурак поговорил сам с собой.

И затем он все же оборачивается, оглядывается по сторонам и немного подумав, решает не спускаться к Альфреду сразу, а запустить на всякий случай сейчас три равномерные волны теомагического сканирования в каждый из коридоров, и если уж результат будет нулевым, то дойти до пожилого хумана и вместе осмотреть ту игровую, откуда пропали первые двое детей.

[dice;TEO;A;A]

Отредактировано Теодор Стефанос (2024-09-22 19:43:40)

Подпись автора

...когда ты невольно вздрагиваешь, чувствуя, как ты мал,
помни: пространство, которому, кажется, ничего
не нужно, на самом деле нуждается сильно во
взгляде со стороны, в критерии пустоты.
И сослужить эту службу способен только ты.