Наступит полдень, и он исчезнет, ведь, по большому счёту, усилия тщетны, и не уловить причинно-следственную связь событий. Миром правит слепая воля случая.

Усталые ботинки топчут пыль дорог, и вот он снова в пути.

Сумерки. Они придают иной вид вещам. Быть зрячим среди слепых неловко, на ощупь находя следы, ведущие в подземелье, лабиринты, где тьма, под стать перине, и как такового не видно мира, а лишь тени порой мелькают в дверных проёмах, отбрасываемые светом костра.

Эйдос божественности — бездонная чёрная обветшалая шляпа? Звучит самонадеянно, отражаясь бликами пустых ориентиров.

Не легче ли выдохнуть, в полумраке отпуская вожжи, стать одним из тысячи, бодро отплясывая у всех на виду?

Нет, это не самозабвенный сон. Это незримые цепи несбыточных грёз. Архонт не умеет спать, а лишь дремлет. Он не тонет в топи вязких мыслей, в конце концов открывая глаза и всматриваясь в запылённый потолок.

Мутные глаза останавливаются на серебряной пряди шелковистой, тонкой паутины — привилегия неряшливых хозяев гостиницы. А с чего бы ей здесь не быть, если номер стоит копейки даже по меркам этого захудалого района на отшибе продвинутой, казалось бы, цивилизации хуманов?

Город Лоссум — такой же, как и прочие, город контрастов. Начиная от выставочных районов, ощетинившихся панорамными, до блеска начищенными окнами частоколом небоскрёбов и заканчивая разваливающимися домишками в гетто с высланными прочь от господ социальными отбросами. И всюду деловито снуют хуманы, словно бесконечный рой муравьёв.

Нет, он не видел здесь людей. Здесь повсеместно лишь синтетические куклы с “душами”, столь же гибкими, как и папье-маше. Так и выходит: днём и ночью сам с собой наедине, ведь путь выбран другой. А они не понимают. В “душе” — уколы страха, они теряют ощущение пространства и времени. Не понимают, что, хоть их тени словно якоря, но вряд ли удержат в этом мире. Да и желать этого не стоит.

Тень есть у всякой твари, но у тех, кто себя скрывает, она, как правило, другая. Неразрешимая загадка манит неизвестностью, любопытство сжимает сердце в тиски, эфемерным кнутом подстёгивая возвращаться в то же место раз за разом.

Демиург гостит в Республике уже несколько недель. Арх редко наведывается к хуманам, раз за разом возвращаясь из очередного турне с ощущением пепла на языке, зарекаясь, что и ноги его впредь на Цирконе не будет. Нет, он не презирает их, его глаза не застилает ненависть. Горечь пепла — это чувство сожаления, которое он оставляет при себе всякий раз при посещении кукольного театра.

Конечно, не все вырезали свои сердца на заклание сингулярности. Среди их множества есть и прочие грешники, кто поступил намного хуже, оскопив человечность. И повсюду — гнетущее засилье биороботов с дежурными блаженными улыбочками. Всё же он не видел людей. Никогда.

Сцепляет пальцы в замок, вытягивает руки вперёд, звучно хрустя костяшками. Медленно, будто прорываясь сквозь незримую давящую пелену, встаёт с кровати, бросает мимолётный взгляд на рубашку. Подходит к маленькому плюгавенькому столу, поднимает гранёный стакан с застоявшимся алькорским виски, играет с бронзовой жидкостью, всматриваясь в неё, наклоняя стакан из стороны в сторону на тусклом свету без пяти минут перегоревшей лампочки. Залпом, не морщась, выпивает вкус трущоб и идёт к рубашке.

Неторопливо одевается, хмурясь и повторяя в голове одно лишь имя: “Вакула Джура”.

“Быть на виду — ведь не твой стиль?”

Невольно ухмыляясь собственным мыслям, подходит к рассечённому надвое глубокой бороздой зеркалу. Всматривается в собственное отражение, поправляя обрамленными в кожаные перчатки пальцами ехидную гримасу. Нарочно сутулится, словно сгорбленный под тяжестью лет старец. Но нарочно ли? Или держать осанку ровной и есть истинное испытание? Разворачивается и выходит прочь.

К своей цели демиург, по обыкновению, идёт прогулочным шагом, не торопясь, не отдавая дань будничной суетливости, которой, к сожалению, были явно заражены встречаемые им на пути прохожие.

“А офисный планктон тем временем забивает глотки акулам капитализма…”

Проносится у него в голове в ответ на серые, замученные лица мельтешивших по дороге белых воротничков.

Конечно, то были редкие птицы в местном заповеднике. Зачастую попадались личности намного хуже, сомнительной наружности и угрожающего внутреннего содержания. Как показывала практика, их отчуждённость, демонстрируемая пошатывающейся походкой, объяснялась довольно тривиально — весёлыми токсинами им доставлялась суть.

Гремевшая по округе прежде музыка заводов начинала стихать. Смеркалось. Улицы грозились наводниться хлынувшей по домам толпой, а оттого Архонт не преминул ускорить шаг, заворачивая за угол и держа курс по направлению к облюбованной им забегаловке. Он обернулся на мгновение, бросив взгляд на заполнившийся хуманами перекрёсток.

И с дымом домен они вдыхают дух судьбы Лоссума славный, и памятью о былом их освещает улиц усталая магия. Пусть здесь нет пальм и не цветут азалии, но главное — они-то знают, где закаляется сталь.

Демиурга скрывает покрывалом сумрак, растворяя его долговязую фигуру в копоти узкого переулка.

“Власть” вторгается в вечернюю трапезу незваным гостем, прикрывая за собой скрипучую дверь. Арх окидывает тоскливым взором местную публику, в дань этикету снимая шляпу, оголяя длинные локоны иссиня-чёрных волос. С надеждой рыскает взглядом в поисках заветной фигуры, глаза впиваются в одного трудившегося за плитой повара. Внешне заурядный да и стряпня на вкус Арха — довольно посредственная, но сгодится. Бродячий бог неприхотлив.

Архонт подходит, садится за стойку, искоса посматривая на своего соседа справа — парень, выбивающийся из коллекции серых лиц. Забинтованные глаза, хищный оскал. Он сквозит безумием. Они видятся здесь не в первый раз. Переводя взгляд на повара, демиург натягивает доброжелательную улыбку.

— Мне как всегда, уважаемый Вакула, — голос шипит подобно гремучей змее. Арх подпирает лицо рукой и всматривается в подсаленное лицо хумана, в то время как здешние завсегдатаи с заговорщическим перешёптыванием обсуждают его визит и, так сказать, нескрываемо пялятся в сторону бледнокожего, внешне явно нездорового мужчины в чёрном, всем своим видом напоминавшего скорее ворона, нежели человека.

— Многовато у Вас сегодня посетителей. Бизнес процветает? — подмигивает ему, примеряя на лице очередную фальшивую улыбочку.

Отредактировано Арх (2024-09-03 11:41:05)

Порой крайне забавно наблюдать, сколь непреодолимой силой обладает простая жажда наживы. Вот, предположим, стоит на горизонте забрезжить фигуре, несколько выбивающейся из стройных рядов главенствующего в этом районе рабочего класса, и с тончайшим флером необъяснимой для них сакральной важности, как сердитый хозяин «Сытого Дракона» в миг преображается. Вся его уверенность, свойственная человеку при, пусть и малой, власти, испаряется в душных ароматах специй и лежалых кальмаров, а на её место заступает мелкое, назойливое подобострастие. Готовность угождать Архонту в любом его капризе, потаённое желание по первому зову подскакивать, лебезя наспех сочинёнными комплиментами. Странно лишь, что стараниям пожилого повара не следует его подчинённый, наблюдавший за нелепыми потугами своего мастера с привычным ему безучастным выражением лица.

Небрежно отмахнувшись от приторной вежливости хозяина, словно от мухи, своим надоедливым жужжанием сбивавшей с мысли, демиург деловито заглядывался на процесс приготовления, старательно перебирая в голове уничижительные прозвища, которыми он хотел бы наградить старика с искусственной челюстью, если бы имел совесть высказывать вслух всё, что думает про себя. Однако в действительности Арх вторил ему рисованной ухмылкой, не задерживая своё внимание на ворчливом пенсионере надолго и возвращаясь к повару, услужливо поставившему перед ним тарелку с "фирменным" блюдом. Хотя, пожалуй, фирменным в ансамбле утонувшего в тарелке переваренного кальмара и стопки сомнительной клубневой водки всё же была рюмка с пойлом. Воистину, рецепт успеха.

Вот с водки Архонт и начал: опрокинув стопку залпом и, ловко перекрутив палочки в пальцах, с шумным чавканием, определённо контрастировавшим с образом таинственного интеллигента, закусил кальмаром.

— Уж поверьте мне... — сохраняя всё то же слащавое выражение лица, Архонт, придвинувшись поближе к трудившемуся напротив повару, полушёпотом продолжил, — Дело и вправду не всегда в еде, а я бы сказал, в прозорливом бизнес-плане!

Потрясывая пустой стопкой перед лицом Джуры в качестве пояснения, демиург со звоном поставил её на столешницу, кивая в сторону от себя в тот самый миг, когда его диковатый перебинтованный сосед осушил аналогичную рюмку.

— Почему прихожу? — скалится Арх ему в ответ. — Конечно, из-за шарма “Дракона”!

Смеётся наигранно, безуспешно пытаясь разрядить обстановку. Озирается вокруг, когда сидевший подле парень встаёт из-за стойки и удаляется в туалет.

— С Вашего позволения, я своего рода писатель-натуралист. Путешествую по миру, веду заметки. А ещё я биограф по совместительству... — делает паузу, втягивая ноздрями аромат, доносившийся из кипящей на огне кастрюли. — И коллекционер.

— Позвольте рассказать Вам одну занятную притчу, — громко прокашлявшись в кулачок, демиург, не сводя взгляда со своего собеседника, продолжил всё тем же таинственным полушёпотом.

— Где-то на стыке 47-го столетия на планете Элерим вновь разгорелась война между хуманами и дархатами за право владения островами в бассейне моря Мервэй. И, в общем-то, абсолютно наплевать, что они там не поделили, но на этих малонаселённых территориях проживало племя аборигенов — «Нихо Мано», что в переводе с их диалекта означает «Акульи клыки». Процион приносил этих туземцев в жертву ради пополнения популяции, в то время как они чтили дархатов аки богов. В этом племени был особый обычай — жертвовать свои глаза после достижения совершеннолетия дархатам-акулам.

Архонт прервался на мгновение, чтобы выпить новую порцию водки, а затем продолжил.

— А когда хуманы очистили эти земли от своих врагов и попытались ассимилировать дикарей, те воспротивились. В ответ на это, Цирконские власти разогнали их по резервациям. И тогда показалось, что кто-то очень умно поступил, что их разогнал, и что это всё ушло в песок. Нет, оно не ушло в песок. Оно ушло в бак со слезами, и эти слёзы копились. А потом они высохли не солью, а порохом. И казалось бы, за всё в этой жизни надо платить, и за это платили. Однако после череды чудовищных терактов хуманы в назидание истребили под корень всё местное население. Такая вот смешная история.

Опустив взгляд на тарелку с недоеденным кальмаром, «Власть» кивнул в сторону пустого места.

— Кто знает, правда это или вымысел. Но, знаете, если история не выдумана, то наш сосед — крайне любопытный экземпляр. Штучный товар, я бы сказал. Чуть ли не последний представитель своего народа. Интересно, что он здесь забыл? — ухмыльнувшись, демиург вновь наклонился к стоявшему напротив Вакуле, когда парень с забинтованными глазами, покачиваясь, вернулся на своё место.

— Вот и вы мне представляетесь штучным товаром, господин Вакула. Словно редкая монета, извалявшаяся в грязи и копоти. Казалось бы, внешне невзрачная, а очисти её — так засияет ярче прочих. И что-то мне думается, Вам не хватает импульса, — хитро улыбаясь, он оценивающе смерил хумана взглядом, поджав губы и сосредоточившись, — И я его обеспечу.

Отредактировано Арх (2024-09-16 12:31:05)